Но Ара вцепился в медперсонал как клещ: он молил о снисхождении, изображал с помощью жестов отличное самочувствие и природную неулёжчивость; парень мычал, тыкал пальцем в ладонь, подпрыгивал на ноге, притворялся здоровым человеком. Врачи смеялись, врачи прониклись, стороны сошлись на двух днях.

На бойню его отвезли вместе с нами, блондин даже стрелял из арбалета. Проблемы возникали с перезарядкой.

— Нам нужна связь, — и это основной аргумент Валерия, — В этой зоне не работает связь.

— Да, да, ты прав. Просто… жалко силу.

— Всего 0.6. Стоит свеч.

Угрюмый, конечно, прав, но минус-стат печалит. Где бы в маленький, дико перспективный клан найти шестерых доброхотов?

Мы решили — жертвенной характеристикой выступит сила — как самая “легко” накачиваемая. Стоим у стат-барьера, Вазгена о выходе я предупредил, местным, кажется, всё равно. Лес в местном Инвире пукальповский: никаких тебе сосен, эндемичные джунгли… тихие, безжизненные джунгли; контраст кидается в глаза как изголодавшийся по хозяину пёс.

Слить всю ману в барьер? Ххх… Пробуем.

Моя ладонь нерешительно касается купола, ах, она потекла… Стоило лишь захотеть, и уже поток из живота несётся в левое плечо, сквозь центр ладони втекает в барьер; передача маны оказалась столь же естественной, сколь и не безобразной //зачёркнуто, сколь и применение всех остальных “подаренных” навыков. Бежит — неточное слово: мана не то катится, не то клубится; вслушиваюсь в гипнотическое движение… да, верно, оно похоже на переливы красок портала, будто вода, в воде искорки и мм… напряжение… сопротивление.

Мановода: долго запрягает, нехотя останавливается.

Название для клана у нас было, со мною нити возникли автоматически, попарно народ тоже перелинковался. Всё случилось быстро, для коннекта не требовалось конкретное количество маны, нужно было буквально “слить её в ноль”. Ты сливал, накапливал единицу, и этой единицы хватало на следующий коннект.

За создание клана мы получили пассивку “Рваный флаг”, 20%ное ускорение регенерации рваных ран для всех членов. Ну, клана. Инфоблока не дали, пришлось гуглить — что есть раны рваные. Укус змеи рана колотая, вот если бы клык заточить под лезвие, оставить внутри ладони и рвануть вдоль кистевой плоскости… Фу! Рваные раны, судя по картинкам, лучше не получать, нехорошие это раны.

Пять вечера, садимся в тентованные грузовики. “Держитесь крепче!” — кричит Вазген; в бортах скобы, кузов пахнет мокрой древесиной и плесенью. Рёв мотора, спрашиваю Ирину — как это она не испугалась красных змей, чем она вообще думала, когда хватала змеебаку. Женщина что-то бурчит под нос, отворачивается.

Сама, походу, не знает.

Андрюху оставили в Пукальпе, связь протестировали: от барьера сообщения отправляются, нити почувствовать не удаётся. Блин, что ж так трясёт-то. Солнце садится, подглядываю за ним сквозь открытую заднюю стенку.

Кусты вырублены под корень, лианы втоптаны в землю, вдоль многочисленных палаток вспотевший ветер разносит ленивых комаров и ароматы пищи. Полевая кухня?

На ночь нас выгрузили в примыкающем к “зоне-без-техники” безымянном сборном пункте.

По линии… фронта на уровне колена натянута колючая проволока, через каждые полтора-два метра её декорируют грязные красные тряпки. По краям условного квадрата заседают парочки часовых; небритый метис хлебает похлёбку, дует, поглаживает виднеющееся из-под рубашки пузо.

Под руководством Вазгена мы растянули одну большую палатку, на четверых, и одну поменьше, на двоих. Я думал было всё, баста, но увы — безжалостный инструктор приказал копать яму и ставить ещё одну мини-палатку, под туалет. Мужик прав, индивидуальный туалет снижает риски быть увиденным, предположительно снижает риски быть укушенным, повышает репутацию у ассенизаторов. Но копать неохота. Давно не копал, к слову. Умение поиска кладов я продолжаю использовать по откату, но сработало оно лишь раз, и как назло, во время езды на автобусе, в Лиме; я подскочил было на выход, но метка уже потерялась. Да и как бы я копал — долбил асфальт на оживлённой городской магистрали? Ради колечка? Мне в последнее время кажется, что умение поиска кладов зовётся малым не из-за радиуса поиска, не только из-за радиуса поиска. Оно, походу, находит исключительно малые клады.

Ладно, проехали. Во всех смыслах.

— Ну, привет. Что молчишь? — говорю вслух, так легче, — Ау-у. Хороших мальчиков ещё в детстве учат здороваться, —

… —

Или ты девочка?

Я знаю, ты меня слышишь, —

… —

Вон как зыркаешь, до печёнок пробирает, — до печёнок не до Печёнок, я не знаю, где находятся Печёнки… что-то мне подсказывает — в Смоленской области… или это печень? но мурашки круг за кругом, круг за кругом, по позвоночнику-стадиону набегают километры. Маленькие холодные иголочки пристрастились к перемещениям по человеческой коже, —

Ты ведь меня понимаешь.

Правда? –

… —

Скажи что-нибудь. Хотя бы кивни. Блин, как ты кивнёшь, — рука дёрнулась, скребёт сонный затылок, — А если я тебя покормлю? Полью подкормкой? —

тишина неуютна, дерево смотрит… ээ… задумчиво, мурашки оценивающе трусят вдоль дисков. Настало время эксперимента: с Валерием и спатой у меня как-то не сложилось, но что-то мне подсказывает: сейчас всё получится. У меня всё получится. У меня всё, —

Может тебе маны дать? — О-ппА! Есть реакция, и я таак думаю, это интерессс!

Мурашки активней перебирают шипованными кроссовками, это уже не утомлённые марафонцы, это злые до победы бегуны на два километра. Я пытаюсь, искренне пытаюсь поддать дереву маны. Я не держу это в себе, я рассказываю дереву о бесплодных попытках активировать татуировку, о скидках на Рено Логан, о недовольстве собой.

Я делюсь с деревом байками форумчан: одна школьница поставила на себе эксперимент, накачала плюс сколько-то процентов и неделю не занималась тренировками, сала, ела чипсы, слушала Билли Айлиш. Результат — ноль, если волновик не тренируется, он НЕ деградирует. С научной точки зрения результат, конечно, спорный, нужны контрольные замеры… продолжительное время, плохое питание?

А уж если волновик тренируется… как я, например, то он растёт ударными темпами. Ударный темп, это когда ты при каждом ударе пролетаешь несколько метров, встаёшь, получаешь следующий удар, летишь дальше. “Рай для задротов” — пишет Lisichka1984, человек с аватаркой банана. Корейцы радуются, корейцы этот комментарий лайкают, слышишь, дерево? Ты высокое, стройное, выше новосибирских сосен, выше совести и морали; породы неизвестной, со стволом ровным, не этими змееподобно-извилистыми поделками, что здесь встречаются на каждом шагу. Встречаются, встречаются, а потом раз — и аист.

Ууу, смазливая древесина.

Ощущения эфемерны — но взгляд её в процессе “беседы” теплеет, она… начала мне помогать, да? подсасывать с той стороны. Мне с ней комфортно, ещё не как с другом, как с шапочной знакомой, нет эдакой… социальной натянутости. И что, мне теперь со всеми деревьями за жизнь тереть? Или дело исключительно в мане?

Я думал петухи деда Никифора — вершина моей ненависти; но неет, теперь эти *раные макаки уверенно лидируют. Реально хочется встать, поймать и нанести справедливость. Их рёв похож на смесь коровьего мычания и скрипа пенопласта по стеклу… следует признать, примесь коровьего мычания делает стоны пенопласта терпимее.

ДОБРОЕ утро, короче.

Вылажу из спальника, вылажу из палатки, протираю влажной салфеткой небритое лицо. На завтрак — ну наадо же! — нам не предложили рис, в меню колбаса и хлеб.

— Ушастый, привет!!! — вечером его не видел, их привезли в ночь? Настроение после завтрака улучшилось, птички пели… пели всю ночь, нда.

— Я тебе говорил, ммать, не называй меня так! — рука друга не(до)вольно дрогнула, волна жидкости перехлестнула бортик пластиковой кружки.

— Здравствуй, Михаил, — грудной, протяжный голос рыжей.