Дарию постоянно приходилось быть начеку — Рыбка принимала новую жизнь с таким восторгом и старанием, что могла наделать ошибок. Она легко справлялась со своей длинной и толстой косой, успевая промывать от пыли и пота и расчесывать ее по вечерам — сказывался опыт службы в храме. Но вот когда дело дошло до тренировки с горящими охапками хвороста, среди которых надо было пробежать воинам, а где-то и перепрыгнуть, то Рыбка, оценив обстановку, выхватила из-за пояса нож и намотала косу на ладонь. Дарий прыжком подскочил к ней и выбил нож из руки довольно жестким приемом — он знал, что рука поболит пару часов, а косу такую растить много лет.

— Она же сгорит, — обиженно протянула девушка, встряхивая ушибленной правой рукой и подбирая нож левой.

— Не сгорит, — успокоил ее Дарий. — У Гайи же сгорала.

— У Гайи, — переспросила Рыбка, наморщив носик и старательно припоминая образ лишь мельком виденной ею женщины-офицера. — Так у нее едва по плечам волосы. И она их под шлем убирает. А моя коса туда не лезет. Не ведро же у вигилов просить.

— Стриженая Гайя недавно, года не прошло. У нее в Сирию командировка была, — отрезал Дарий. — А до этого коса роскошная была, а она же и воевала лет восемь в лесах и болотах. Скручивала и закалывала на затылке волосы. Все у нее прекрасно убиралось. Когда надо.

Он сам закрутил ей косу, а сверху осторожно надвинул шлем, полюбовавшись результатами своей работы.

— Вот и все дела. Вперед, воин, — улыбнулся ей одними глазами Дарий, напуская на себя вид грозного и неприступного командира.

Рыбка понеслась вместе с остальными ребятами, решительно перелетая через горящие вязанки и проскальзывая между ними. Ее длинные тонкие ноги мелькали в дыму и она вовсе не выглядела беспомощной.

Наконец, тренировка, показавшаяся переживавшему за девушку Дарию длящейся бесконечно, все же завершилась. Он отпустил измученных ребят отмываться от копоти и обедать, а сам отыскал среди них Рыбку — узнать ее сейчас можно было только по узкоплечей и узкобедрой фигуре.

Дарий придержал ее незаметно за руку и, дождавшись, когда ребята отойдут вперед, развернул девушку к себе, заключив в объятия:

— Не устала? — он вдохнул исходящий от нее запах гари и слабенького женского пота, и он показался ему гораздо естественнее, чем все благовония, которыми были обильно политы женщины в Палатинском дворце.

— Нет, что ты! Так весело! — с искренней улыбкой ответила девушка, даже не замечающая, что вся перемазана копотью, которая черными струйками, смешавшись с потом, стекает по ее лицу, шее и груди.

Дарий бережно стянул с нее шлем и взял обеими руками ее голову, запустив пальцы во влажные, спутавшиеся волосы:

— Не обожглась?

Она испуганно оглядела себя, переступила своими длинными стройными ногами, обтянутыми под туникой браками, узкими галльскими штанами, постепенно вошедшими в обиход у легионеров.

— Нет, я бы почувствовала. И к тому же, чем быстрее бежать, тем меньше шансов получить ожоги, — девушка попыталась стереть мешающие ей капли пота с верхней губы и носа, проведя по ним тыльной стороной ладони, и ее запачканное личико украсилось еще и кривыми черными усами.

Дарий жадно всматривался в ее по-детски счастливую мордашку, всю покрытую разводами сажи, но такую открытую, сияющую, что она выглядела даже младше своих лет. Она казалась ему сейчас намного ближе и понятнее, чем тогда в храме — там она говорила и делала то, что было заучено, а сейчас по-настоящему радовалась жизни, принимая все ее моменты. Пропотевшая до последней нитки, закопченная, со слипшимися волосами, в прожженной местами тунике, она казалась ему самой прекрасной девушкой в Риме — и очень остро напоминала Гайю, умевшую сохранять естественное достоинство даже грязной и усталой. Дарий вдруг сообразил, что выглядит сейчас также, как и она, и махнул рукой на приличия — поцеловал прямо в черный кончик носа и прижался губами к ее тут же открывшимся ему навстречу губам. Они самозабвенно целовались, забыв обо всем на свете, а их руки уже бродили под туниками друг друга. Дарий хотел уже было, воспользовавшись тем, что они были довольно далеко от лагеря, сорвать с себя и с нее грязные тряпки и дать волю желанию, распалявшему все больше и больше обоих.

— Обедать не собираетесь, что ли? Ты сам как хочешь, а она такая тоненькая, что в ноябре ветром унесет, — поинтересовался невесть зачем проходивший мимо Друз и ушел, не дожидаясь ответа.

Дарий с трудом оторвался от любимой, проклиная свою несдержанность — даже не дал девушке умыться и перевести дух, а ведь после короткого отдыха им предстояла новая тренировка.

Шли дни, и ребята перестали окончательно коситься на Рыбку, видя ее смелость и старание, а она заражала их своей веселой энергией.

Увидев, как вечером ребята, собравшись на тренировочной площадке, играли в харпастром и гоняли ногами мяч, скрученный из слоёв кожи и конского волоса, она решительно двинулась к ним:

— Примете в игру?

— Нет, — решительно отрезал один из парней, заклеивая ссадину на колене широким листом, сорванным с окружавших площадку кустов. — Затопчут. Тут до рукопашки доходит, ногами и по мячу, и друг по другу бьем.

— Это же весело! — воскликнула Рыбка, широко распахивая восторженные глаза. — А от пинков и увернуться можно! Ребята, ну возьмите меня!

Парни переглянулись:

— Давайте возьмем попробовать. А сами постараемся поаккуратнее. Девчонка все же.

— Девчонка? — возмутилась Рыбка. — Я воин-спекулаторий!

Ей в ответ раздался дружный мужской смех:

— Ладно, грозный воин, иди сюда. И постарайся все же под ноги не попадать.

Игра началась снова, и несколько десятков молодых парней с криками и свистом носились по утоптанной до каменного состояния поляне, норовя вырвать друг у друга мяч всеми способами. Они валились друг на друга, толкались, боролись в пылище, поднятой тяжелыми кальцеями — но все это без злости, просто от избытка сил и молодого задора. Рыбка носилась вместе со всеми, хохотала, перепрыгивала через сцепившихся на земле игроков, перебрасывала мяч сильными и точными ударами, как будто уже не раз играла в эту игру. Она сразу стала такой же взмокшей и чумазой, как и все ребята, коса растрепалась, покрылась пылью и повисла прядями вдоль раскрасневшегося лица, светящегося радостной улыбкой.

Дарий, заглянувший на площадку в поисках любимой, пришел в ужас — он неплохо играл в харпастром, и знал, что после таких яростных схваток к Рените начинают тайком друг от друга и от командиров забегать пациенты с растянутыми лодыжками, выбитыми пальцами и ссадинами по всему телу. Он мгновенно нашел в толкучке Рыбку — и схватил без всяких церемоний прямо за косу у основания головы.

— Ты что, с головой не дружишь? Куда полезла? Хочешь в лубках оказаться со сломанной ногой или рукой? Нашла забаву!

Он рычал, и ребята остановились, виновато оглядываясь на командира — они и сами поняли, что зря уступили просьбам девушки, потому что Гайя на их памяти никогда в эту игру не играла, хотя могла так отправить выкатившийся к ее ногам мяч, что удивляла силой удара даже бывалых игроков.

Дарий, схватив за руку, оттащил бегом девушку к палаткам. А там уже дал волю иным чувствам — зацеловал ее, перепачканную, растрепанную и пахнущую потом не только своим, но и ребят, с которыми возилась в одной куче. Он целовал ее так, что она забыла, что только он кричал на нее — и снова доверчиво прижалась к нему, прильнула всем неостывшим после беготни телом.

— Идем помоешься, — рассмеялся он. — И спать. Завтра подниму всех еще до рассвета.

— А куда? — встрепенулась Рыбка, и глаза ее вновь загорелись веселым любопытством.

— Увидишь, — слегка щелкнул ее по носу Дарий. — Из лука стрелять умеешь?

— Да. И неплохо. А вот копье метать ни разу не пробовала.

— Смешная ты, — покачал головой Дарий, прижимая к себе жилистое тонкокостное тельце рослой девочки.