Октавиан начал уже всходить по ступеням, приветствуя собравшуюся нарядную толпу, как, неслышный за букцинами и флейтами, просвистел небольшой метательный кинжал с простой неотделанной рукояткой. Гайя успела развернуться, закрывая собой императора, и услышала, как лезвие грохнуло о пластину доспехов слева под грудью — как назло, удар пришелся в те ребра, что треснули тогда на арене и с трудом срослись из-за того, что она не могла найти время отлежаться, пока не едва свалилась со ступенек Палатинской лестницы.
Гайя одновременно скрипнула зубами и лязгнула мечом, вставая в позицию. Она должна была дать время Кэму утащить императора в распахнувшиеся уже раньше времени двери храма — это сработали стоявшие у входа в святилище преторианцы. Едва Кэм, закрывающий собой императора, и в силу своего роста обошедшийся без унизительного нагибания охраняемой особы, скрылся в храме, двери закрылись наглухо, и преторианцы приготовились насмерть стоять, пока не придет подмога.
Гайя уже сцепилась сразу с двумя нападавшими, а вокруг урбанарии успокаивали как могли истерически вопящую толпу — римляне пришли на радостный праздник, а попали на очередной беспорядок, и не известно, все ли были разочарованы. Некоторые даже пытались пробраться поближе — посмотреть, что же происходит и кто пока что побеждает. Вообще-то, никто в толпе и не сомневался, что победят преторианцы — жить в мирном городе хотели все. Но вот зрелище поединка захватывало. Многие по грации движений сумели распознать, несмотря на металл и кожу доспехов да опущенный налобник шлема, в оставшемся отбивать нападение телохранителе девушку, и теперь толпа привставала на цыпочки и перешептывалась:
— Вот болваны дуболомные! Сами сбежали, особенно конь тот здоровенный, откормился выше самого богоподобного императора!
— Не выше, а длиннее…
— Да какая уж тут разница, если девчонку оставили отбиваться… Ой, что сейчас будет…
Гайя свалила одного за другим своих противников, пока Дарий и его ребята мгновенно выцепили из едва сдерживаемой урбанариями возбужденной толпы их сообщников. Она постаралась не убивать — и это оказалось для нее сложнее. И без того от боли в ребрах начинала кружиться голова, а рука еле удерживала сразу ставший неподъемным самый обычный небольшой круглый щит, а ту еще пришлось сдерживать каждое свое движение. Ранить и обездвижить поганцев все равно пришлось — и она с раздражением заметила брызги чужой крови на своей тунике и обнаженных руках.
— Отходи, — это Дарий оказался рядом, и его ребята уже уволакивали оглушенных и подраненных ею злочинцев. — Цела?
Он незаметно помог ей подняться — Гайе пришлось встать коленом на грудь одного из нападавших, все еще пытавшегося проявить прыть и вырваться.
Девушка, убедившись, что на Бычьем форуме постепенно воцаряется порядок и жрецы-понтифики сумели сделать то, что не удалось до конца урбанарям — укротить толпу. Церемония, так грубо прерванная невиданным зрелищем поединка инмераторского личного тедлохранителя с двумя нападавшими на ступеньках храма Геркулеса, да еще и телохранитель оказался девочкой, легко прыгавшей по лестнице, не оставляя противникам ни малейшего шанса, несмотря на то, что ее доспехи на груди слева были ощутимо смяты ударом прилетевшего из толпы кинжала.
— Метатель? — еле слышно, одними губами спросила она Дария, зная, как разносится отсюда звук.
— Таранис сработал чисто. С крыши храма Фортуны. Он выше, и оттуда все видно. Так что второй нож он бросить не успел.
Гайя мысленно поблагодарила синеглазого кельта — она понимала, что внезапно брошенный первый нож могла бы пропустить и она, особенно если метатель опытный и не будет долго изготавливаться и пыхтеть, прилаживая оружие в ладони.
— А гады откуда вылезли? Опять урбанарии прозевали? Они ж тут с ночи! — она вбросила клинок в ножны, радуясь, что успела обтереть его об поганцев.
— Зашли через Большую клоаку… Помнишь, мы еще тогда предупреждали!
Она кивнула и скрылась в дверях храма, послушно приоткрывшихся при ее приближении.
В небольшом помещении храма спрятаться было негде, но ни Кэма, ни Октавиана она не обнаружила.
— Охранник увел светлейшего императора во дворец подземным ходом, — шагнул к ней жрец. — Воин, ты ранен? На тебе кровь…
— Нет, — ответила она внезапно охрипшим от наваливающейся усталости и боли голосом, оглядываясь поверх его головы в поисках двери в подземелье, чтобы догонять Кэма. — Давно ушли?
Жрец, с первой фразы не понявший ничего, теперь явственно услышал не вытравленные никакой строевой нежные переливы ее негромкого голоса и обомлел:
— Ты женщина?!
— Трибун преторианской гвардии. Проведи меня к проходу…
Жрец, не в силах открыть рот снова, молча распахнул перед ней дверь, укрытую за драпировками, и она побежала по крутой лестнице вниз. Квинт сделал все, как она и просила — лестница и коридор за ней были очищены от рухляди и освещены медленно горящими самыми экономными факелами. Она как сердцем чувствовала, что могут возникнуть сложности и на этом празднике. В Риме различных торжеств было больше, чем обычных будних дней, и в толпе, украшенной зонтиками и цветочными гирляндами, разноцветными покрывалами женщин и широкополыми шляпами не отказавших себе в удовольствии поразвлечься свободных крестьян становилось легче ловить свою рыбку всякого рода заговорщикам. Город переполнялся снующими людьми, и заметить там подозрительное лицо становилось сложнее.
Кэм не находил себе места — он видел, как Гайю ударил в грудь тяжелый метательный кинжал, и слышал, уже уводя и закрывая собой Октавиана, что она сражается сразу с двумя противниками. Кэмиллус помнил, что именно там он закрывал татуировкой шрам, рассекавший когда-то ее левый бок, а левое легкое пробито насквозь совсем недавно… Все это время, уже обеспечив безопасность императора, он снова и снова мыслями возвращался к любимой — и не надеялся увидеть ее живой. Утешало одно — Дарий не мог опоздать или сплоховать, и Кэм надеялся только на него.
Каково же было удивление Кэмиллуса, когда дверь покоев императора беззвучно приоткрылась, и в покои проскользнула легкая фигурка Гайи — бесцветные до голубизны губы на мраморно-бледном лице, беспорядочно падающие на плечи слегка влажные мелко завившиеся от бега кудри, но шлем ровно покоится на сгибе локтя, а спина вытянута в струнку:
— Мой император… Заговорщики частично уничтожены, частично задержаны для дальнейшего разбирательства.
— Трибун, благодарю за службу, — император крепко сжал ее руку, не заметив, как еще больше побледнела девушка.
— Это наш долг перед Римом, — ответила Гайя, чувствуя, что рот едва повинуется ей, и поспешила вместе с Кэмом отойти к двери, слегка покачнувшись у выхода.
Выйти окончательно она не успела — без единого звука повалилась на руки товарища, а остолбеневший император, поздно разглядевший вмятину на ее доспехах, настолько глубокую, что в одном месте металл был пробит насквозь, и засохшие брызги крови на руках и тунике, выглянул следом:
— Клади на мое ложе… Она умирает?
— Если позволишь, я раздену и осмотрю ее. Понять бы, чья это кровь…, - Кэм ловко отстегивал на ее спине доспехи, слегка приподняв бессильно повисшую на его ладони фигурку, с облегчением чувствуя, как колотится ее сердце, пусть и с перебоями, но живое. — Жива…
Император с благодарностью смотрел на девушку, которая в очередной раз спасал ему жизнь, рискнув снова своей. Он невольно залюбовался ее стройными длинными ногами, гибкой талией, освобожденной от тяжелых лат и ремней.
— Ран нет. Но досталось ей сильно. Как бы не сломались ребра… да еще и по старой ране…
— И она еще и бежала сюда, судя по времени?
— Бежала, — кивнул со вздохом Кэм. — Она торопилась доложить тебе обстановку на Бычьем Форуме…
— Вот пример истинной дочери Рима, — воскликнул император, собственноручно поднося к губам Гайи чашу с водой, которую взял с небольшого столика возле кровати.
