— Мы не будем мешать поединку… — прошелестел беллонарий и отошел.

Постепенно все оглянулись на них, поняли. В чем дело и образовали широкий круг, внутри которого остались Гайя и легионный офицер с обнаженными мечами.

Спесь немного сошла с мужчины — он не того ожидал, хотя сам по себе поединок на мечах его не особенно пугал.

— Девчонка, а ты не погорячилась? Отлюбил бы я тебя наедине, а тут придется личико-то твое ненароком попортить хорошенькое, или чего хуже, тунику твою в пыли извозить. Все равно же ляжешь под меня, но не такая красивая… Может, не надо?

Гайя улыбнулась нежной улыбкой, отдавая тяжелый парадный шлем Дарию и встряхивая собранными в короткий пушистый хвостик на затылке волосы, гладко убранные с высокого лба.

Она встала в позицию, и все замерли. Большинство собравшихся офицеров знали ее хотя бы отдаленно, а уж урбанариии и вигилы сталкивались на выездах, наблюдая за виртуозной работой отважного спекулатория, не боящегося спуститься на веревке с крыши пятиэтажной инсулы в окно, где засели очередные поганцы. Они уже привыкли, что у командира прибывшего отряда спекулаториев могут и рыжеватые кудри из-под маски на плечо выпасть после жаркой схватки, и глаза в прорези черной ткани сверкают не только праведным гневом, но и безупречными мазками черной и синей краски.

Гайя не успела даже сбить дыхание — она улучила момент, когда вояка отвлекся на ее глаза, и отправила его на землю даже не ударом меча, а простым ударом кулака в челюсть.

— И ты его не стала убивать? — раздул ноздри Дарий, искренне сожалея о происшедшем, он бы лучше перехватил бы поединок и не просто убил бы, а порезал бы ломтиками, как вареную колбасу, щедро нашпигованную чесноком и сельдереем.

— А зачем? — снова улыбнулась Гайя, вкладывая меч в ножны и пробегаясь тонкими пальцами по выбившимся из гладкой прически едва отросшим прядям челки. — Зачем своих-то убивать? Пусть за Рим жизнь кладет, а не в глупом споре. Он воин хороший, да только с головой не особо дружит, вот и попыталась мозги немного вправить.

— Похоже, ты их ему не вправила, а выбила окончательно, — опустился на одно колено Квинт, проверяя пульс на шее у лежащего в пыли офицера. Как ни старались беллонарии перед церемонией навести порядок в храмовом дворе, но ветер в этот день был сильный, и пыль невольно витала над всем городом.

— А было что выбивать? — громко спросил Марс, подходя ближе к Гайе и чувствуя себя виноватым даже не в том, что не смог сам покарать пошляка, а в том, что невольно стал причиной его гнусных идей.

— Да как-то не особо, — пожал плечами вигил, командир фалькариев, которые первыми шли в огонь с мощными топорами на длинных ручках, отсекая горящие части здания от еще нетронутых пламенем. — С таким на одной связке в пожар не пошел бы.

И вигил сплюнул в пыль рядом с начавшим подавать признаки жизни офицером.

— Прости, — он сел, потирая опухшую на глазах челюсть. — Прости, трибун! Фавн какой попутал…

— Ты и есть фавн, вон рога и хвост торчат из-под доспехов, — рыкнул на него Дарий, помогая встать. — Оклемался? На ногах стоишь?

Тот кивнул утвердительно, и пока Марс отвлек Гайю каким-то вопросом, Дарий коротко и резко ударил офицера кулаком в живот, умудрившись погнуть набрюшную пластину. Тот охнул и слегка согнулся, но тут же выпрямился.

— И что? Кто следующий? — он уже обрел ясность сознания, а в глубине души все кипело от обиды, что хрупкая накрашенная девчонка не просто отказала ему, боевому офицеру, с честью прошедшему всю Испанию и ни разу не терпевшему такого поражения в настоящем бою. — Вы все делаете хором? И в гости ходите, и колотите всех подряд?

— Не всех, — спокойно ответил Марс, и его друзья поняли, что стоит за этим напускным спокойствием. — Но вот тобой я сейчас эту стену заштукатурю. Барельеф из тебя сделаю, мерзавец такой.

Гайю в это время почти силком отвел в противоположную сторону двора и оттуда на улицу Кэмиллус, и она не видела, что ребята все по очереди навешали зарвавшемуся парню — ровно до тех пор, пока он мог им достойно отвечать. Даже выдержанный и почти равнодушный ко всем жизненным страстям Друз подошел, взглянул на уже порядком побитого и вывалянного в пыли вояку сквозь вставленный в глазницу округлый кристалл турмалина, помогающий порядком ослабевшему глазу разбирать неровные буквы скорописи, который скрибы записывали допросы, или изучать изъятые у изменников кодикиллусы с записями, за сколько монет продавали они отечество. Друз изучающе взглянул сквозь турмалин, вздохнул, покачал головой, заставив парня улыбнуться просящей вымученной улыбкой под его ледяным и пронизывающим насквозь взором, затем с таким же вздохом вынул турмалин, бережно переложил в левую руку, а правой врезал по носу так, что офицер рухнул снова. А Друз невозмутимо вставил свой зеленоватый кристалл на место и удалился с таким же невозмутимым выражением лица.

— И что нам с ним делать? — пожал плечами Марс. — Не оставлять же здесь. Беллонарии не жрицы Флоры, кто знает, что им на ум придет.

— Рените подарочек принесем? — удивился Квинт.

— А куда? И вообще, для него это будет окончательным просветлением, — хохотнул Дарий, сам успевший за лето два раза пообщаться плотно с Ренитой.

— Ну Волк уже там чудеса исцеления показывает, — напомнил Марс. — Он сегодня утром встал пройтись. От койки до койки, но сам. Говорит, как только до двери сможет дойти, сбежит.

— И что там такого особенного произошло у них? — спросил Квинт, не особо вникающий в отношения товарищей за пределами службы.

— Ренита прописала ему целебные ванны, — ответил Дарий, который тоже был в курсе дела, как ближайший друг Кэмиллуса, а, следовательно, водивший дружбу и с Волком.

— Так это же хорошо, — пробурчал Марс, взваливая незадачливого искателя любви себе на спину. — Ее ванны это чудо, она и Гайю, и Тараниса так лечила.

— Она хотела отволочь его на горячие источники за городом. На повозке… Дальше продолжать? — Дарий искренне понимал отказ Волка от таких процедур.

— Так. А ко мне в бассейн он согласится? Домой? — поинтересовался Марс.

— К тебе? — задумался Дарий. — А неплохая идея. Тем более, что тебя-то никто не обвинит, что от тебя по утрам выходят офицеры.

Марс рыкнул:

— Ну пользуйся, что у меня руки этой тухлятиной заняты.

По дороге благоразумный Квинт предлагал отвезти того сразу в их легион, для этого и не надо было лишних усилий — выехать не в Соляные ворота, а в Аппиевы. Но Дарий с Марсом запротестовали:

— Мы ж хотим как лучше! Ренита точно ему поможет!

— Да у нее своих дел полно. Она вон и правда на полевку похожа. Пузик на веревочке, — пожалел женщину Квинт.

— Погоди, а веревочку ты у нее где нашел? — Марс так обернулся к другу, что едва не уронил с коня свою ношу.

— Ну как… — смутился Квинт. — Косичка ж у нее сзади… тоненькая…

Тут уже и Дарий, несмотря на то, что ехал все это время молча от еле сдерживаемой ярости, расхохотался в голос:

— При Таранисе не скажи. А то он тебе в кончик языка стрелу вгонит. Или еще в какой кончик.

Квинт коротко хохотнул и послал коня вперед:

— Поеду обрадую ее.

Благополучно довезя до лагеря побитого офицера, незатейливо перекинув его через спину коня, и убедившись, что дорога пошла на пользу и он может стоять на ногах, Марс перекинул его руку себе через плечо и отвел в санитарную палатку.

Оттуда слышались голоса: низкий, глубокий и чуть глуховатый мужской, что-то односложно отвечавший женскому, тоже негромкому, но со сварливыми нотками, в которых иногда проскальзывал тот звук, который издает меч, доставшийся сыну от погибшего в бою отца — скрежущущий звук металла, оставшегося без хозяина.

— Ренита, — окликнул врача Марс, давая возможность Волку не оказываться на глаза товарищам во время бессмысленного спора.

— Иду! — отозвалась она из глубины палатки. — Меня Квинт предупредил! Сейчас, только уложу пациента.