Кэм безошибочно нашел коня Друза:

— Прыгай. Ты же не согласишься ехать сзади.

Она улыбнулась — как же хорошо он успел ее изучить за небольшой в общем-то промежуток времени, что они были знакомы.

— А ты?

— А я как раз обопрусь на тебя. Позволишь?

— Голова кружится? От кровопотери…

— И от нее немного.

Она оказалась снова в кольце его рук, как тогда, когда он провожал ее домой в день их прибытия в Рим, но сейчас мужчина прижался к ней гораздо крепче, постепенно сжимая ее бедра своими, и Гайя поняла, что он опасается потерять сознание и свалиться вниз.

Дорогу к дому Марциала, что неудивительно, Кэм нашел быстро, и они успокоились — дом был окружен несколькими патрулями урбанариев, а внутри находился наряд преторианцев, выделенных специально в помощь Рагнару. Гайя не стала беспокоить его самого, потому что командир группы заверил ее, что все в порядке, а Рагнар находится непосредственно в спальне сенатора, который от всего пережитого почувствовал себя плохо так, что даже пришлось вызывать врача.

— Но он не пострадал? — уточнила Гайя. — И Рагнар не пострадал?

— Нет. Врач приходил, потому что у Марциала схватило сердце. Все же возраст сказывается.

— Помог?

— Наверное, — пожал плечами спекулаторий. — Это же не совсем наша забота.

— В нашем деле не бывает мелочей. Ты вот уверен, что врач был настоящий, а не подставной? И что в спальне не лежат два трупа, отравленных или с перерезанным горлом?

Парень побледнел от одной мысли:

— Виноват, доблестный трибун. Разреши, сбегаю проверю и доложу.

— Вот теперь уже я сама схожу. Показывай, куда идти.

— Гайя, постой, я с тобой, — Кэм тоже соскочил с коня.

— Сидел бы уже, — шепнула она ему. — Свалишься. Я же тебя не подниму на руки.

— Я? Свалюсь? Не смеши, а то и правда мне смеяться сейчас немного не с руки, — он положил ладонь на повязку, чтобы она не видела предательски проступающего кровавого пятна.

— Рагнар, дружище, подвел вот я тебя, — сообщил товарищу несколько смущенно Кэм. — Ничего, завтра буду в строю. До утра справишься?

— Подвел? Да чем? Давай, отдыхай, лечись. Я тут и не до утра справлюсь, мне вот целую декурию выделили. Уж с десятью парнями-то мы убережем одного сенатора.

— Я в тебя верю. И давай осторожнее, у тебя же скоро и другие заботы появиться, когда мелюзга народится. Им отец живым нужен. Поверь, по себе знаю, каково расти безотцовщиной.

Рагнар кивнул:

— Постараюсь. Все, давайте, ребята, отдыхайте. Вам, может, чем помочь? Гайя, ты то не ранена? В крови вся.

— Чужая, — отмахнулась она. — Разве что умыться.

Рагнар отвел ее к воде, и они распрощались.

Она почувствовала, что Кэм все теснее и теснее прижимается к ней, и заторопилась. Им повезло, встреченные урбанарии узнали Кэма в лицо, все же он был приметной личностью, и пропустили их дальше беспрепятственно.

Несмотря на поздний час, управляющий выбежал ее встречать, едва она остановила коня у парадной лестницы. Пожилой мужчина, поднятый среди ночи своей беспокойной хозяйкой, в едва накинутой эксомиде и простом шерстяном плаще, но босой, сначала едва не уронил челюсть на лестницу, когда увидел уже знакомого ему седоволосого гиганта, но с перевязанным торсом, а рядом свою хозяйку с разорванной столе, обнажающей ноги до бедер, и в ясно заметной под ней кольчуге. Но тут же вспомнил, сколько она ему платит — и сделал вид, будто ничего удивительного не произошло.

— Несравненный трибун, я распоряжусь приготовить ванну и ужин. И гостевую спальню?

— Благодарю. Чтобы я без тебя делала, — Гайя и правда была благодарна этому человеку, великолепно справляющемуся со своей работой и не задающему много вопросов, к тому же она не особенно опасалась ни его, ни подчиненных ему домашних рабов. Все они были проверены и наняты лично Друзом, потому что принадлежащих ее семье уже не осталось, их забрали с собой родственники, как и многие ценные вещи из дома. Не посмели только тронуть коллекцию оружия и библиотеку ее отца — вовремя сообразили, что тогда гнев Гайи будет страшен, а о драгоценной посуде и греческих статуях она вряд ли и вспомнит.

Кэм спрыгнул с коня в этот раз уже не так лихо, как у дома Марциала, и даже слегка покачнулся. Гайя подставила плечо:

— Идем. Помогу тебе обмыться и обработаю рану как следует. Там внутри тоже надо все промыть.

— Может, я сам? — возразил неуверенно Кэм, чувствуя, что ошалел от одной ее близости во время поездки, и это при том, что спина девушки, которую он прижимал к своей груди, была затянута кольчугой. А мысль о мытье, о ее руках, которые будут скользить по его телу, действительно заставила его потерять равновесие на мгновение.

— Гайя, милая моя, — прошептал он в ее ушко, так и украшенное длинной серьгой с красным камнем и обрамленное выпавшими из пучка на затылке несколькими непослушными локонами. — Помыться в ванне я и правда не откажусь, но после перевязки сразу уеду. В лагере дел полно, помогу префекту с допросами.

— Никуда ты до утра не поедешь. Выспишься сначала.

— Если я останусь, то уже не смогу остановиться…

Она пропустила его слова мимо ушей, думая о том, как все сделать побыстрее и получше, чтобы дать ему возможность отдохнуть.

Они зашли в ванную, где уже наполнили теплой водой небольшую ванну, а не ту, где они резвились все вместе — ради экономии времени. Гайя сбросила раздражающие ее рваные и грязные тряпки, в которые превратился ее праздничный наряд, и брезгливо отпихнула их ногой в сторону. Сняла кольчугу, бережно положила на столик, с тем, чтобы утром заняться ею и почистить, потому что она так взмокла от жары и драки, что мелкие затейливо переплетенные кольца металла были влажными даже сверху, не говоря уж о нижнем хитоне, поддетом под кольчугу. Гайя сбросила и его. В конце концов, обнаженной Кэм ее видел неоднократно, и лучше драконы, чем потная тряпка.

Мужчина медлил раздеться, обессилено присев на широкую мраморную скамью и гладя на нее сквозь полуприкрытые длинные ресницы. Гайя подошла к нему и стала расстегивать пояс:

— Приподнимись, я сниму штаны с тебя, они все заскорузли от засохшей крови, — и присела на колени, развязывая ремешки, стягивающие странного для римского взгляда сапоги мягкой кожи, облегающие ногу.

— Гайя, — дернулся он. — Я сам.

— Вот уж не надо. Чего ты испугался? Что я ног не видела?! У меня тоже не плавники.

— Странно, — полусерьезно возразил Кэм. — Когда ты плаваешь, то мне иной раз кажется, что у тебя и плавники, и жабры есть.

— И чешуя?!

— Нет. Чешуи нет, — и он не удержался, провел рукой по ее обнаженному плечу, сотрясаясь от мелкой дрожи.

— Тебе холодно? — всполошилась Гайя. — Давай-ка в ванну. Не ложись, чтобы рану не мочить, присядь на колени и я тебя обмою.

Кэм опустился в теплую воду и закрыл глаза, положив одну руку на бортик, чтобы не рухнуть от нахлынувших чувств. Ее руки скользили по его телу, проворно и уверенно забираясь в самые укромные уголки — и он поразился той целомудренности, с которой она это делала. Окажись он сейчас в руках милосердных и непорочных весталок — и они точно также обмыли бы раненного воина, без тени намека на ласку или заигрывание, но очень бережно.

— Гайя, — прошептал он снова, наслаждаясь каждым ее прикосновением и все больше теряя присутствие силы воли.

Даже боль в ране отступила куда-то — только ее теплые нежные руки. Ненадолго ему показалось, что он проваливается в пропасть, наполненную сладкой темнотой, и назад вернул ее встревоженный голос:

— Что с тобой? Кэмиллус, держись, не теряй сознание.

Гайя с тревогой вглядывалась в глаза мужчины, которые он с трудом разлепил, и ей показалось, что в них светится то же самое выражение, что и у Лонгина перед смертью — бесконечная тоска и любовь уже без всякой надежды. Она испугалась — неужели и он уйдет к Харону сегодня у нее на руках. Гайя поняла, что смириться с потерей Кэма не сможет, что он ей необыкновенно дорог, что она, наверное, даже любит его. Но вслух этого не сказала: