— Да что с ней будет? — ответила девушка, поднимаясь с колен и давая команду своим подручным эмитуляриям уносить спасенную. — Разве что горло сорвала и обмочилась от страха. Но ей простительно. А вот ему требуется серьезная помощь. К сожалению, я всего лишь младший помощник врача, и ничего не смогу тут сделать. Не вынимайте нож. Это сделает врач.

— Мирта, нам уносить? — обратился к ней на неважной латыни один из эмитуляриев, видимо, вольноотпущенник галльского происхождения, и она заторопилась с ними.

Гайя наклонилась к трибуну, постаралась уложить его поудобнее, хотя какое может быть удобство с торчащим под левой лопаткой ножом… И тут, осознав, куда именно ранили Лонгина, она содрогнулась — практически туда же, куда и ее. Но ему повезло меньше, или мужское сердце оказалось крупнее, или она просто извернулась как-то удачно в момент удара — но Лонгин умирал, несмотря на то, что и кровотечение-то было незначительно благодаря тому, что нож плотно сидел в ране.

— Врача сюда, — приказала она ребятам.

— Уже послали за Ренитой, как только началась бойня. Вот-вот должна… — ответил ей кто-то из ребят, обыскивающих трупы.

— Не надо, — прошелестел Лонгин, пришедший ненадолго в себя. — Бессмысленно, и я это чувствую.

— Не говори ничего. Лежи. Сейчас тебе помогут. Я же не умерла от такой раны, — Гайя накрыла ладонью его рот, ощущая под рукой легкое покалывание щек и твердые контуры губ.

— Так то ты. Ты необыкновенная. И ты должна жить долго…

— Не очень-то хочу, — попробовала пошутить Гайя, чтобы хоть как-то отвлечь его.

— Нет, ты должна. Поцелуй меня на прощание. И я уйду счастливым.

Она наклонилась над ним и прижалась губами к его губам, уже заметно прохладным. Трибун посмотрел на нее так, как будто увидел самое дорогое сокровище в своей жизни, а затем его глаза угасли.

Лонгин умер у нее на руках со спокойной улыбкой — как и обещал.

Гайя сглотнула непрошенные слезы — хоть и досаждал ей новичок своими притязаниями, но терять боевых товарищей всегда больно. Девушка с ужасом поймала себя на совершенно циничной мысли о том, что так и не успела до конца перенять его стиль рукопашного боя, хотя все же на нескольких тренировках побывала. Она еще раз всмотрелась в его черты лица, уже спокойного и даже помолодевшего, какого-то посветлевшего после смерти, с разгладившимися морщинами у сведенных обычно бровей. Она закрыла ему глаза и сложила руки — это все, что она могла сделать для него, даже полагающейся мелкой монетки, которую кладут покойным для оплаты хароновой лодки, у нее не оказалось под руками, но она знала, что это обязательно сделают днем, когда положат его тело на погребальный костер.

Гайя медленно встала с колен, бережно опустив на пол голову Лонгина, как будто трибун еще мог что-то почувствовать.

— Кэм, — она подошла к другу, который только что передал задержанных подоспевшим ребятам.

— Все нормально, — заверил ее мужчина. — Бывало и хуже.

— Сейчас Ренита должна вроде появиться, ребята сказали, что послали за ней.

— Ей тут будет, чем заняться, — Кэм обломил стрелу и приготовился дернуть, но Гайя удержала его руку. — Ребятам некоторым досталось.

Она оглянулась и выругала себя на чем свет стоит — хорош командир, если не увидела, что несколько ее воинов тоже ранены, пусть и не тяжело.

— Где Ренита? Она что, пешком идет с лагеря?! — рыкнула Гайя вошедшему в разгромленный зал Друзу.

— Она вообще в лагере, — ответил Друз. — Она же выезжала с Квинтом, и хорошо, что он ее взял. Там ребятам не сладко пришлось. Она с ними сейчас.

— А они? — Гайя гневно кивнула на четверых раненых, возле которых уже возилась оказавшаяся кстати девушка из вигилы. — Девочка эмитулярий, она в лучшем случае помочь может задохнувшимся в дыму погорельцам, ну ушибы какие, ожоги. Она с боевыми ранами дела не имела, зеленая совсем.

Гайя говорила, а сама ощупывала древко стрелы, застрявшее в боку у Кэма. Стрела не пробила ничего жизненно важного, ранение по сути получилось касательным — древко даже прощупывалось под натянувшейся над ним кожей.

— Кэм, значит, поедешь сейчас со всеми в лагерь, Ренита там стрелу вынет, а здесь попросим вигилку перехватить повязкой. Хочешь, я и сама могу?

— Хочу, — просто сказал он. — А к Рените не хочу, ей и без меня забот сегодня хватает. Да и вообще…

— Ладно, в лагере разберемся, — она махнула девушке-эмитулярию и попросила дать пару бинтов, которыми та с готовностью поделилась, не отводя от Гайи восхищенного взора.

Мирта только сейчас сообразила, что эта высокая и плечистая, но необыкновенно грациозно двигающаяся молодая женщина не входит в число гостей, как она подумала, увидев ее на полу возле умирающего преторианца. По тому, как красавица уверенно общалась с остальными спекулаториями и давала кому-то распоряжения негромким вкрадчивым, но очень твердым голосом, Мирта поняла, что это и есть та самая женщина-офицер, о которой ей рассказывал ее любимый, галл средних лет, пришедший в вигилу после того, как сумел выкупиться из лудуса, где был наставником. Мирта тогда не особо поверила, хотя как-то осенью и видела на ночном выезде, когда вроде ловили, но оказалось, перепутали, какого-то злодея, прокравшегося в дом префекта спекулаториев, как стремительно прискакала на крупном белом коне разбираться женщина в форме старшего центуриона. Мирта и увидела-то ее краем глаза — дремала в повозке возле насоса и пропустила самое интересное. А вот теперь могла рассмотреть ее во все глаза, но тоже было недосуг — она была рада оказать помощь не вопящим от страха и боли погорельцам, а четырем красавцам-преторианцам с легкими порезами на обнаженных руках. Мирта была эмитулярием, и лечить самих вигилов ей особо не доводилось, так, помочь разве что врачам их когорты после крупных пожаров, когда вигилам тоже доставалось и нужны были руки ухаживать за ними в валентрудии когорты.

— Гайя, — прервал их спор Друз, успевающий еще и раздавать распоряжения, куда грузить трупы наемников, куда снятое с них оружие. — Тебе приказано ехать домой после того, как тут разгребемся. И не раньше полудня прибыть на службу, потому что нужен будет кто-то со свежей головой продолжать допросы. Сейчас там префект общается с той порцией погани, что приволок Квинт.

— Хорошо. Тогда я домой, а заодно заеду к Марциалу, удостовериться, что Рагнар и ребята его довезли живым и здоровым и все там в порядке.

— Разумно, — согласился Друз. — Давай езжай, а тут уже моя работа.

— Ох, — спохватилась Гайя. — Меня же сюда в лектике принесли. Смешно, но обстоятельства обязывают. А это долго и нудно.

— Действительно, — согласился Кэм. — Я отвезу тебя. А коня найти сейчас тут не вопрос, народу-то понаехало. И вигилы, и урбанарии, и наши.

— Да моего возьми, — разрешил Друз. — Я разберусь, как вернуться.

Гайя, пока они обсуждали вопрос о лошади, ловко обмыла бок Кэма чистой водой из небольшого фонтана в зале, осторожно вытянула стрелу и перевязала рану. Кэм не проронил ни звука, хотя она по своему опыту знала, что он испытывает в этот момент.

— Обопрись на меня? — предложила она Кэму, собираясь покидать «гостеприимный» дом.

— Да я могу и тебя на руках понести, — усмехнулся он тихонько. — И взгляни незаметно на девчонку вигилов…

Гайя скосила угол глаза — девочка-эмитулярий провожала ее изумленным и восторженным взором, застыв с бинтом в руке возле одного из ребят, покорно подставившего ей плечо для перевязки.

— Что это с ней? — тихо поинтересовалась Гайя у Кэма. — И если она так помощь оказывает в полусне, то, может, лучше и не надо? Скорее отправить ребят в лагерь, к Рените.

— Знаешь, я ее понимаю. Ты на себя глянь. Вот поэтому я тебя одну и не отпущу скакать так по городу. Не только эта девочка глаза выпучит, а и все патрули вигилов. Да и урбанариям придется объяснять, кто ты, а это трата времени.

Гайя наконец-то после его слов взглянула на себя — вид был тот еще. Паллий она где-то бросила в самом начале нападения, а стола была разорвана или рассечена клинками в нескольких местах. Кольчуга не пропустила удары, но сама теперь поблескивала в свете многочисленных факелов и лампионов сквозь остатки вишневого наряда. Ее руки были забрызганы кровью — она успела обмыть только сами кисти, когда промывала рану Кэма, и теперь подумала, что и на лице и открытой части груди тоже наверняка запеклись брызги чужой крови, но возвращаться к фонтану уже было некогда.