Ей было очень жарко в плотных, непродуваемых одеждах этой ночью июльских календ, на самом пике лета — пот стекал струйками по спине, и она порадовалась, что сумела таки закрутить еще немного подросшие на хорошем питании волосы в небольшой пучок на затылке, чтобы оправдать наличие в волосах своих шпилек, тоже являвшихся надежным оружием ближнего боя. Заодно теперь не было так жарко шее.
Девушка скосила глаза на Дария — он тоже поддел такую же тонкую кольчугу под праздничную тогу, и она была хоть немного спокойна за товарища. Зато Рагнар и Кэмиллус, несущие теперь службу только вдвоем, а не подменяя друг друга, вызывали ее опасения — оба мужчины стояли с обнаженной грудью, а украшавшие их мускулы татуировки были неважной защитой от стрел и мечей, если до этого дойдет дело.
Несколько молодых женщин, приглашенных на пиршество со своими супругами и скучающих, пока их мужья обсуждают свои дела, окружили Гайю, восхищаясь ее манерой подводить глаза.
— А ты и в походе красила глаза, губы и ногти? — жеманно протянула одна из них, то ли слегка беременная, то ли страдающая от чрезмерной любви к засахаренным орешкам.
Гайя вежливо улыбнулась, в душе закипая от раздражения — что могла знать эта выросшая в женских покоях хорошенькая куколка о тучах пыли или брызгах грязи, поднимаемых тысячами ног людей и лошадей легиона на марше и превращающих лица легионеров в маски? А после подумала, что и не надо всем этим милым, в общем-то и нежным, по своему заботливым и любящим своих мужей молодым римским матронам знать такие подробности — пусть себе будут спокойны за тех, кто защищает их возможность быть такими нарядными и праздными.
— Там просто не было особо времени. Да и неуместно.
— Как может быть неуместным быть красивой?
— А кто говорит о том, чтобы быть некрасивой? Когда человек здоров и силен, то он уже красив. А искренняя улыбка украшает еще больше, — и она в подтверждение своих слов улыбнулась столь открыто, что женщины замерли, восхищенные ее белыми крепкими зубами, а затем пригляделись и замолчали на полуслове. Гайя прекрасно знала, что ее клычки очень заметны и ясно выражены, как верхние, так и нижние. Женщины переглянулись и испарились, еще долго тихонько обсуждая про себя, уж не оборачивается ли ночью в гепарда эта загадочная красавица…
— Если почитать греческие мифы, то там все время кто-то в кого-то превращается, — авторитетно заявила невысокая, темноволосая женщина.
— Вспомни еще Леду, обращенную в лебедя, и чем там все закончилось, — возразила ей другая, светловолосая настолько, что сразу было понятно, что ее замысловатая прическа приобретена в Субуре.
Гайя резко выдохнула, избавившись от «подружек». Стоявший неподалеку на посту парень, знающий ее по спаррингам, еле заметно подмигнул и снова принял невозмутимый вид, приличествующий преторианцу.
Не успела она присесть на заваленную небольшими украшенными вышивкой подушками кушетку в дальнем углу зала, откуда хорошо просматривался сам зал, и даже часть атриума, виднеющаяся в распахнутых огромных дверях, как к ней неслышно приблизился командир отряда, дежурившего по охране дома:
— Доблестный трибун, прибыла смена.
— Хорошо, сдавайте дежурство обычным порядком. Кто командир?
— Новый трибун, как его? Лонгин.
— А Квинт? — Гайя понимала, что задает нелепейший вопрос, и приди со свежим отрядом, которому предстояло охранять огромное, обросшее пристройками строение с вечера и до утра, до следующей смены, кто другой, даже Друз, она бы промолчала или уточнила бы у него самого.
— Там что-то случилось, выезд.
— Далеко?
— За город. Обыск виллы, пока ее владелец веселится и наливается фалерном здесь.
— И есть повод? С утра ничего не планировалось.
— Поступила информация, что там вроде появилось очень много новых рабов, причем таких, крепеньких, только в гладиаторы.
— Покупать гладиаторов не запрещено.
— А вот тут и загвоздка. Их не купили в ближайшие дни. Друз проверил. Не было крупной сделки. И в ворота не заводили, даже если б где в Капуе приобрели бы.
— Не нашили долгожданные гости? — вслух подумала Гайя.
— Префект и прислал отряд вдвое больше.
— Хорошо, — отпустила Гайя офицера, обмахиваясь опахалом, и со стороны казалось, что молодой красивый офицер о чем-то игриво переговорил с под стать ему красивой рослой красавицей, с томной грацией раскинувшейся среди подушек.
Она нашла глазами Марциала, стоявшего возле имплювия в окружении еще нескольких тоже немолодых и солидных сенаторов, о чем-то активно рассуждающих с привычными плавными и торжественными жестами холеных полных рук. Марциал устало слушал их разглагольствования, а за его спиной безмолвными тенями высились светловолосые телохранители.
Вдруг легкий жужжащий шум беседующей нарядной толпы прервал свист спускаемой тетивы, а затем еще один.
Большинство гостей и не поняли, что это, но спекулатории среагировали невероятно быстро — и это тоже не успели рассмотреть даже присутствовавшие в зале женщины, но каждая стремилась поведать свою версию событий, чем прибавили седых волос Друзу и его подручным, пытавшимся записать разумными словами весь этот горячечный бред.
Одновременно со свистом стрел прозвучал твердый мужской голос, перекрывший весь поднявшийся шум:
— К бою!
Гайя, проклиная все на свете, одним движением сбросила мешающее ей покрывало и выхватила меч, видя, как вырывается вперед Кэм, отбрасывая Рагнара и сенатора себе за спину. Она прыгнула к ним, закрыла Марциала с другой стороны, оказавшись почти спиной к спине с Рагнаром, успевшим вскочить на ноги с сенатора, на которого, словно центон, защитное покрывало вигилов-эмитуляриев, бросил его Кэмиллус. Кэм же оказался с третьей стороны, тоже с мечом наизготовку.
Через зал, отбрасывая под защиту стен и колонн визжащих матрон, неслись преторианцы, и их кальцеи грохотали по мрамору. Женщины, натыкаясь взглядом на глаза ребят, жесткие и слегка прищуренные от напряжения, захлебывались криком и замолкали, не видя под черными масками остальных черт лица и от этого пугаясь еще больше.
Еще одна стрела просвистела в их сторону, и Гайя, обернувшаяся на спуск тетивы, успела увидеть, что Кэм левой рукой схватил стрелу за древко и отбросил на пол.
Откуда-то лезли и лезли в зал прекрасно вооруженные, но разномастно одетые воины, вступая в схватки со спекулаториями, стремящимися прежде всего вывести из зала гостей, парализованных ужасом. Кто-то из мужчин попытался тоже вступить в драку, используя то, что подвернулось под руку, вплоть до подносов и кратеров, но это даже не смогло хоть на сколько-то задержать наступающих — только раззадорило.
— Не сметь, — рявкнул командир отряда спекулаториев, оказавшись рядом с яростно метающим в нападающих апулийские яблоки довольно молодым, но уже начавшим полнеть мужчиной. — Отходи.
Лонгин прикрыл пылающего праведным гневом мужчину своим щитом, и вовремя — о край металлической окантовки щита ударилась стрела. Эта стрела, не причинившая вреда римлянам, оказалась последней для того, кто ее выпустил — Таранис сумел проследить, откуда они летят, и вот уже вражеский лучник вывалился откуда-то из-за драпировок, украшающих стену, переплетаясь с гирляндами живых цветов. В глазу мужчины торчала стрела с коротким древком — такими пользовался Таранис, изготавливая их сам тем способом, которому выучился еще в святилище.
Лонгин перебросил мужчину, которого прикрывал, одному из своих воинов:
— Выводи, — а сам вступил в бой с двумя нападавшими. — Да откуда же вы все ползете?
Он рявкнул в сердцах, даже не надеясь на ответ, но неожиданно его противник ответил.
— Будьте вы все прокляты! Душители свободы Рима!
— Чтооо? — зарычал Лонгин, вонзая меч ему в подбородок снизу и запоздало успевая подумать, что надо было взять его живым и хорошенько порасспросить, когда обстановка перестанет быть столь накаленной.