А Кэм, относя на руках под утро истомленную любовью и размякшую до крайней откровенности жрицу в ее дом, возвращался и со злой усмешкой оттирал запаренной золой все следы ее удушливо-сладких благовоний и звериный, резкий женский запах. Он и сам не мог объяснить, почему так стеснялся своего связного, двадцатидвухлетнего Дария, служившего в местном форте и частенько заходившего в лавку Кэма посмотреть оружие и показать его в тренировочном поединке.

Но вот что-то не сложилось, где-то он допустил ошибку — ругнулся на родном языке, да еще на той латыни, на которой разговаривают только сами жители простонародных кварталов. И дальше воспоминания шли кровавыми кусками и такой болью, что он невольно застонал. И снова ощутил нежные прохладные пальцы Гайи на своем пылающем лбу:

— Ты что-то вспомнил? Ты мне хотел что-то сказать еще в трюме…

Он вспомнил. И знал теперь точно, куда и кому должен передать сведения о том, как изготавливают дурь, которую затем переправляют в Рим, наводняя город потерявшими себя молодыми парнями, которые уже не хотят ни защищать город, ни украшать его.

— Нет… Так ничего и не пришло… — он провел рукой по лбу, снова нащупывая ее руку.

И, хотя тот момент он вспомнил отчетливо — летящий в грудь кинжал, беспамятство, пытки, спустившие кожу у него с плеч, спины и груди. Вонючая клетка и все новые и новые допросы и побои. Кроваво-гнойная короста на теле. И внезапно поддавшийся ночью замок клетки. Улицы Александрии, такие же темные, как и ночной Рим, но освещенные гигантским маяком. Удар по затылку, горячие в холодной ночи струи крови на шее и спине. Ворчание над головой: «Падаль эту в пустыню выкинуть. Пусть там и догнивает». И спасительная влага у губ, мучительные перевязки, первые неловкие шаги по расползающемуся под ногами песку. Вот тут и пришли те мысли — бежать, бежать. Кому-то и что-то срочно сказать. Но кому?

Он скосил глаза на доспехи Гайи, лежавшие в углу — и вздрогнул всем телом.

— Кто твой командир в Риме?

— Префект Секст Фонтей, — удивленно ответила она, не ожидая такого перехода от поцелуев.

Кэм провел рукой по лицу — совсем так, как делал его дядя, сенатор Марциал.

— Все хорошо, Гайя… Спасибо тебе… — он рассказал ей самое важное, опустив подробности своего плена, пыток и месяцев, проведенных у кочевников. Умолчал и о том, как снова попался в плен и оказался в трюме пиратской триремы.

— Тебе лучше?

— Знаешь, я б ругнулся, но как-то раз мне это слишком дорого встало… Так что все хорошо. Хотя бы то, что я могу говорить на родном языке, не опасаясь больше получить кинжал в грудь.

— Понимаю. — она все так же гладила его голову, массировала кожу, дотрагивалась до ушей и шеи.

Он вскинулся:

— Через сколько дней мы будем в Риме?

Она еще более удивленно посмотрела на него:

— Тебе виднее. Пока что нам остается только уповать на свое мастерство.

Он попытался сесть. Но в это время раздались шаги:

— Гайя…

Марс, заглянувший в палубную надстройку своими стремительными шагами, остановился потрясенный: Гайя сидит на полу, голова Кэма у нее на коленях, и она гладит его по лбу и волосам, и они разговаривают негромко. Марс поймал на себе взгялд Кэма. И сейчас он был еще более красноречив, чем тогда на палубе, когда они чуть не сцепились в рукопашной. А Гайя, напротив, посмотрела на Марса широко распахнутыми, радостными и спокойными глазами:

— Марс! Кэм, оказывается, из нашей когорты! Ты представляешь, он раскопал источник тог, с чем мы боролись почти год! Если бы нам раньше его сведения! А его связным бы угадай кто?

— Я слишком измотан, чтобы решать тут загадки Минотавра.

— Наш Дарий!

— Ах, вот как, — криво усмехнулся Марс, услышав имя еще одного своего соперника.

— Вспоминай! Его же перевели к нам в когорту из Египта.

— А не из Сирии?

— Да он везде побывал. Но ножи-то у него египетские.

— Это точно. Отважный парень. Неужели жив? — Кэм сел на полу, согнув одну ногу в колене и привалившись к стене.

— Еще как! Он центурион нашей когорты! — радостно отозвалась Гайя, не замечая, как все больше темнеет лицом Марс. — Его после лечения сразу к нам и прислали.

— Что с ним? — резко обернулся Кэм и сжал висок пальцами.

— Он был ранен в Египте, лечился на горячих источниках под Римом.

— Значит, и он вляпался, — горестно вздохнул Кэм. — А я-то, дурак, надеялся…

Марс взял себя в руки — все же нелепо сейчас устраивать сцены ревности, хотя сначала он был готов просто растерзать и Кэма, да и Гайе всыпать пару раз по крепким ягодицам. Он мотается за ней по всей ойкумене, а она нашла в трюме и обнимает. Но Марс подавил поднимающиеся из глубин души мрачные мысли, вспомнив, что именно погнало Гайю в эту поездку. Из которой теперь неизвестно как и когда они вернутся. И надежды на успешное плавание у всех на этой триреме связаны только с белоголовым гигантом…

И Марс протянул ему руку, помогая вставать.

Гайя, вся залитая потом так, что даже кудряшки прилипли к голове, и с трудом переводящая дыхание, поднялась на корму вместе с теми ребятами, с которыми отработала всю смену на веслах безо всяких поблажек. Они еще в первый день приняли решение — пойти на то, чтобы существенно потерь в скорости, но не терять больше гребцов от непосильной работы в душной весельной палубе, и поэтому менялись несколько раз за сутки.

Она едва успела обрушить на себя ведро прохладной забортной воды, пусть и такой же соленой, как и она сама, зато пахнущей неповторимой чистотой морской волны.

— Гайя, — к ней спешил, расталкивая полуголых, поливающих друг другу на спины ребят, один из моряков, приставленных ею к парусам. — Смотри!

Она из-под руки посмотрела туда, куда он показывал темным от смолы пальцем:

— Береговая линия действительно как пьяными фавнами нарезана. Наш лоцман надежен?

— Пока что да, — успокоил ее моряк. — Мы за ним поглядываем. Да ему что толку врать-то? Ну потонем все вместе. Да мы еще его и прирезать успеем, да так, что к Харону явится в корзинке. По частям.

— Добрый ты, — усмехнулаь Гайя, продолжая напряженно вглядываться в береговую линию.

— Дело в том, что здесь где-то должен стоять вроде ложный маяк.

— Что значит «вроде»? И как маяк может быть ложным? Прости, но я все же не слишком в мореплавании.

— Понимаешь, какое дело, — моряк замялся, постукивая босой ногой по доскам палубы. — Я его не видел. Слышал от нескольких ребят, которые сейчас уже упокоились в объятиях дочерей Нептуна.

— А откуда они знали?

— А их именно так в плен и взяли. Всю команду. Понятно, тех, кого в бою не перебили.

Гайя присвистнула. Такого поворота событий она не ожидала. К встрече с сицилийсикми пиратами, вновь расплодившимися после великой победы над ними Гнея Помпея, они были готовы все. И оружие, найденное на корабле, пришлось как нельзя кстати. Гайя с Марсом даже проводили тренировки на небольшой палубе, где развернуться толком места больше чем для декурии не было, с учетом того, чтобы не задеть товарища мечом при выпаде.

— Сейчас я позову Кэмиллуса и Марса. Надо что-то придумать.

— А что придумывать? Просто обойти его. И желательно в темноте.

— Хорошо, — прищурилась она, переводя взгляд с моря на своего собеседника. — Мы пройдем невредимыми. Но те, кто пойдет следом, попадутся, как попался тот корабль, о котором ты говоришь. А те ребята тебе сниться не будут?

Моряк опешил он пронизывающего и резкого взгляда ее глаз.

— Ты не подумай, — он поспешил оправдать свои слова. — У нас мало оружия, все разномастное, не римское в основном. И людей мало. Ты и так сама даже на весла садишься.

— И что? — бросила она. — Надо, я и палубу драть буду. И кашу варить и раздавать гребцам.

— Я не о тебе лично. Ты уверена, что команда согласится принять бой? Тем более, самой в него ввязаться?

— Честно говоря, я и не могла бы предположить, что мой приказ не будет выполнен. В конце концов, я старший по званию здесь. Но это так. Для тех, кто думает только о своей шкуре, — эти фразы она произнесла достаточно громко, так, что ее слышали все, находящиеся на палубе.