– Спасибо за помощь, почтенный Ферхат. Завтра же пришлю тебе деньги за работу твоих рабов!

Купец не обиделся, он заметил перемену в женщине и сразу понял, к чему она клонит.

– Ты знаешь, госпожа моя, деньги я от тебя не возьму, – начал он спокойно, скрестив руки на груди. – Присядь лучше и успокойся. Вот слуга принес тебе походный стул.

Ферхат почти силой усадил строптивую Мириам.

– Какая же ты всё-таки глупая, женщина! – воскликнул купец. – И гордая! Гордость и погубит тебя, в конце концов, Мириам! Разве можно так обижать меня, а за что? За то, что я был столь откровенен с тобой, попытался предупредить тебя. Да пойми же, тебе уже опасно одной выходить на улицу, женщина. Тебя могут забить камнями как блудницу! Ты этого хочешь?

Ферхат стал говорить слишком громко. Рядом женщины, перебиравшие оливу, стали прислушиваться к их разговору.

– Всё! – опомнился купец. – Больше ни слова не скажу, пока не останемся одни. Завтра я привезу твои ткани, и вот завтра и поговорим. У тебя будет время подумать, как вести себя дальше. Располагай мной, как тебе будет угодно, госпожа моя, – Ферхат поклонился и отправился домой пешком.

Работу закончили с последним лучом солнца. Никто не ожидал, что удастся собрать весь урожай за один день. Правда в конце сада ещё осталось несколько не обнесенных деревьев, но это уже могло подождать и следующего дня. Весь внутренний двор был заставлен корзинами со спелыми оливами. Когда корзины закончились, оливу стали ссыпать на тростниковые подстилки. Теперь эта гора оливы красовалась посреди двора.

Под кроной тутовника Мириам приказала выставить длинные столы для праздника. В стороне развели костёр, повесили на вертелах тушки молоденьких ягнят. Весь двор освещали яркие факелы, украшенные веточками оливы. После тяжелого дня хотелось веселья, шумного и сытного ужина, стали разливать вино.

– Люди заслужили праздник, – говорила Есфирь, сидя возле Мириам за столом. – Это ты хорошо придумала, дочка! Посмотри на них, все устали, так добросовестно работали, с ног валились, но никто не ушел отдыхать. Все здесь со своими детьми. Давно не было у нас такого общего праздника, пусть люди повеселятся!

Мириам подняла голову и осмотрелась вокруг себя. Среди уставших, но улыбающихся радостных слуг, среди шумных веселых криков детворы, за хлебосольным угощением и хорошим вином она ощутила всю туже пустоту, которая накрыла её ещё утром, после отъезда Исы. И только сейчас после длинного, хлопотного дня, после неприятного разговора с Ферхатом, она поняла: давно наступила ночь, но он не вернулся.

Придумывая в беспокойной разгоряченной голове возможные причины того, что же могло его заставить нарушить данное ей обещание и помешать вернуться, Мириам довела себя до исступления. Она, как загнанная лань, металась всю ночь по комнате, где ещё вчера ночью спал Иса, пыталась найти хоть одну вещь, которую бы он случайно оставил, покидая её дом. Мириам не нашла ничего. Всё то, немногое, что принадлежало ему, он забрал с собой, он ушел, как будто его здесь и не было вовсе.

Она то и дело подходила к распахнутому окну, прислушиваясь к звукам ночи, шорохам, случайным ударам, к лаю собак. И всё ей казалось, что скрепит колесо повозки, на которой он уехал ранним утром, или вдруг послышался крик слуги, чтобы открыли ворота. И тут же она бросалась на террасу, выходившую во двор, и уже с неё вглядывалась в темноту пустого двора, с замиранием сердца прислушиваясь к звукам за воротами. А вдруг она не услышала стук? Но, нет! Никто не просил пустить усталого путника, никто не ждал у закрытых ворот.

Простояв какое-то время на свежем воздухе босыми ногами на каменном полу террасы, она, содрогаясь от холода посреди жаркой безветренной ночи, снова возвращалась в комнату Исы. Лишь на несколько минут она позволяла себе присесть на его постель, положив разгоряченную голову на край подголовника, хранившего ещё его запах. И снова вставала, и снова начинала бродить по комнате, пытаясь согреться от нервного озноба.

Ночь тянулась также долго, как и прошедший до неё день. Загнанная своими больными, безумными мыслями в угол собственного сознания, она могла думать только о плохом. Воображение рисовало ей всё новые и новые страшные картины его мучительной смерти. И она жалела о том, что отпустила его одного, что не сказала напоследок добрых слов. Она так и не сказала ему, как он стал ей дорог.

Измученная безумной ночью Мириам встретила безутешный рассвет. Он не вернулся и утром. Свернувшись, как кошка, и поджав под себя босые ноги, она тихо лежала на постели Исы. Пальцы перебирали белые жемчужины на длинной нити, а слёзы из глаз скатывались по щекам в след жемчужинам. Она ничего не видела и не слышала вокруг себя, хотя глаза не закрывались ни на минуту. Долгим не моргающим взглядом женщина смотрела на богиню Венеру и шептала ей молитву. Такой её нашла утром Есфирь. Никакие увещевания и хлопоты кормилицы на неё не подействовали. Она не отвечала на вопросы старой женщины и только плотно сжимала губы.

Когда уже ближе к обеду открылись ворота, и во двор въехала повозка купца, нагруженная тканями и подарками, Есфирь первая выбежала к нему навстречу. Она быстро поведала Ферхату все события, которые произошли в этом доме с момента появления странного путника. Её очень беспокоило состояние хозяйки, старая женщина заклинала купца помочь им в этом горе.

Ферхат без приглашения быстро прошел на второй этаж дома, отыскал спальню Мириам и в замешательстве остановился на пороге. Она не заметила его прихода или не хотела замечать, всё так же лежала без движения, глядя на старинную фреску.

Купец не осмелился приблизиться к ней, подобрал полы широкого халата и уселся прямо на полу комнаты. Он смотрел на женское горе, и сердце его сгорало в огне ревности. Он понимал, что все его надежды и мечты испаряются сейчас быстрее, чем капля росы на стебле посреди знойной пустыни. Мужчина глубоко вздохнул, пригладил седую бороду и стал тихо читать песнь Соломона.

– Встань, возлюбленная моя, прекрасная моя, выйди! Вот, зима уже прошла, дождь миновал, перестал; цветы показались на земле: время пения настало, и голос горлицы слышен в стране нашей; смоковницы распустили свои почки, и виноградные лозы, расцветая, издают благовония; Встань, возлюбленная моя, прекрасная моя, выйди! Голубица моя в ущелии скалы под кровом утеса! Покажи мне лицо твое, дай мне услышать голос твой, потому что голос твой сладок и лицо твое приятно. Встань, возлюбленная моя, прекрасная моя, выйди!

Ферхат перевел дыхание, голос его усиливался, эхом отлетал от каменного пола.

– Куда пошел возлюбленный твой, прекраснейшая из женщин? Куда обратился возлюбленный твой? Мы поищем его с тобою…

Мириам очнулась от долгого забвения. Она приподнялась, посмотрела на Ферхата и протянула к нему руки. Он не заставил её долго ждать, быстро поднялся, подошел к постели, присел рядом, осторожно обнял за плечи. Мириам спрятала своё лицо на его груди, слёзы душили ей горло, сквозь беззвучные рыдания женщина ответила.

– На ложе моём ночью искала я того, которого любит душа моя, искала его и не нашла его. Мой возлюбленный пошел в сад свой, в цветники ароматные, чтобы пасти в садах и собирать лилии. – Мириам не смогла больше сдерживать своих слёз, они текли ручьями по прекрасному лицу.

– Ну, что это такое, женщина? – Ферхат посмотрел на любимое лицо, нежно вытер слёзы, обнял за плечи и привлек к себе. Мириам не сопротивлялась, тело её содрогалось от рыданий. – Я понимаю, что горе твоё безутешно, но даже и ему можно помочь. Мы попробуем отыскать твоего несчастного странника, луна моя. Он не мог далеко уехать. Кто-нибудь да видел его или разговаривал с ним. Есфирь сказала, что ты дала ему повозку и слугу в сопровождение. Он не один. Это уже хорошо. Может он увлекся сбором своих трав, не заметил, как прошел день. А вернется сегодня к вечеру. И всё будет хорошо! Не стоит так убиваться, женщина. Посмотри на своё лицо, на эти заплаканные глаза, на эти тёмные круги под глазами. Солнце погаснет для меня, и день перестанет существовать, луноликая моя, если твоя красота станет бледнее от горя твоего, Мириам! Послушай старого Ферхата, моя госпожа, ты должна восстановить свои силы и ждать известий. А я тем временем займусь поисками этого Исы. Вечером снова навещу тебя и если увижу заплаканное лицо, ничего не расскажу тебе, так и знай!