Только теперь во дворе родного дома, видя испуганное лицо старой кормилицы, она поняла, что вероятно совершила ошибку, роковую ошибку, которая перевернет всю её жизнь.

Все последующие дни Мириам не отходила от своего несчастного больного. Жар сменялся ознобом, спутанный бред тихим забытьём. Во сне незнакомец кого-то звал, с кем-то спорил или беззвучно смеялся, улыбаясь лишь ртом. Мириам неустанно растирала худое тело отварами из трав, пеленала как младенца в мокрые простыни, смазывала исцеляющими бальзамами. Редко ей удавалось поспать, но даже в эти мимолетные часы отдыха она видела во сне своего путника на смертном одре с терновым венцом на грязных волосах. Просыпалась в холодном поту с гулкими ударами сердца в груди и неслась к постели больного узнать, жив он или уже мёртв. Есфирь видела метание своей хозяйки между кухней, где готовились целебные отвары, и спальней, где лежал этот незнакомец, и не могла понять, почему Мириам так переживает за него. Уже не один раз она пыталась намекнуть ей, что этот человек может быть кем угодно, даже тем ужасным разбойником, за поимку которого прокуратор назначил высокую награду, и всю неделю римские летучие отряды прочесывают не только селения и города, но и зеленые холмы вдоль всего Геннисаретского озера.

Нет, напрасны были увещевания старой кормилицы. Мириам никого не хотела слушать. С утра до вечера она самоотверженно продолжала ухаживать за больным. Но ничто не могло навести её на мысль о том, кто этот человек, и что он мог делать посреди пустынной равнины. В его дорожной сумке было найдено несколько старинных пергаментов на арамейском, греческом и латинском языках. Два пергамента Мириам удалось даже с трудом прочитать. В одном говорилось о лечении одной очень древней и опасной болезни, в другом философские разъяснения о духовном начале бытия. В тряпичных мешочках она нашла мелко растертый порошок. Там же лежали связанные в маленькие пучки и завернутые в листья пальмы сухие пряные травы. Ещё несколько предметов она обнаружила в отдельной сумке поменьше, их предназначение осталось для Мириам загадкой. Одного она не могла понять, если он знает все эти языки, на которых написаны пергаменты, то, безусловно, человек этот должен обладать высокой грамотностью, но одежда его, а вернее её отсутствие, и внешний вид подходили, скорее всего, для странствующего пилигрима, чем для богатого и состоятельного человека. Мириам путалась в своих догадках и на третий день уже окончательно оставила надежду выяснить происхождение и занятие этого странного человека.

Часами напролет сидела она возле него и смотрела на бледное лицо. Дыхание его стало ровным, тихим, спокойным. Незнакомец мирно спал и уже не боролся за свою жизнь. Все в доме, рабы и слуги, ходили осторожно, говорили полушепотом. Сарре было строго наказано громко не петь и не бегать босыми ногами по каменному полу террасы. Возле неё неотлучно всегда находились две опытные молодые служанки. В комнаты хозяйки на второй этаж, где лежал больной, дозволялось входить только Есфирь. Она уже несколько раз предлагала Мириам заменить её у постели несчастного, чтобы та могла хоть немного отдохнуть и заняться накопившимися делами по дому, но Мириам упорно отказывалась.

– Он должен скоро очнуться, кормилица, – только и отвечала бедная женщина. – Я не хочу пропустить тот миг, когда он откроет глаза.

Есфирь недоуменно пожимала плечами и больше не настаивала.

Мириам и сама не могла объяснить никому те чувства, что постепенно, изо дня в день, стали зарождаться в её душе. Но она знала наверняка, что рядом с этим человеком её душа обретала покой, а сердце билось чаще, и грудь сжималась так, словно ей не хватало воздуха.

«Как это всё-таки странно, – думала она поздней ночью, глядя из окна на черный горизонт, усыпанный звездами. – Как долго можно жить и не замечать всей этой ночной красоты, бесконечного неба, далекого мерцающего света этих холодных звёзд… Правда, мудрецы в Афинах говорили, что эти звёзды могут предсказать мне мою судьбу и счастье, болезнь и смерть, и даже любовь… Зачем мечтать о далеком будущем, если даже не знаешь завтрашнего дня? Зачем тосковать по своим утратам, если они в прошлом были самыми счастливыми и радостными событиями в твоей жизни? Прошедшее оставляет в нас печаль, будущее вселяет в нас радостную надежду. Так мы все и маемся всю жизнь между печалью и радостью, между прошлым и будущим, между светом и тьмой… И не можем ценить то, что дает нам каждый миг настоящего…».

Женщина тяжело вздохнула. Яркая розовая звезда как будто подмигивала ей с черного небосклона. Громкий лай соседских собак заставил её оторваться от своих размышлений и вернуться к постели больного. Он спокойно спал. Даже его тяжелое дыхание было едва заметно. Лицо посветлело, преобразилось, и выступающие скулы стали меньше выделяться под смуглой кожей. На лбу и верхней губе выступила испарина. Это был хороший знак. Мириам смочила платок в розовой воде, отерла лицо, руки. Затем потушила лампаду и осторожно легла рядом с незнакомцем, с самого краю. «Завтрашний день обязательно принесет мне счастье…», – так почему-то подумалось ей в последнюю минуту, и она спокойно уснула глубоким сном…

Он открыл глаза первым. Сначала его поразила эта удивительная тишина. Вернее нежные и глубокие звуки этой тишины. Они доносились отовсюду. Сперва это было блеянье овец, затем тоненький колокольчик пастуха, его сменил шелест листьев олив и стрекотание цикад. На смену звукам пришли запахи. Тонкий навязчивый запах мускатного ореха и дурманящих олеандров, свежесть ручья, аромат маисовых лепешек и жареного мяса. Пустой голодный желудок сразу заурчал в своё оправдание. И только тогда ему захотелось открыть глаза. Белый выбеленный потолок с поперечными балками кружился над головой. Справой стороны со стены на него смотрели ярко разукрашенные причудливые цветы и птицы. С центра, чуть скосив свой взгляд, ему улыбалась полуобнаженная женщина с длинными вьющимися волосами, переплетенными лентами. В какое странное место он попал?

Едва уловимое дыхание с левой стороны заставило путника повернуть голову. Его сон продолжался. Рядом на подголовном валике лежала аккуратная головка спящей женщины. Вернее, живой двойник той, которая смотрела на него со стены. Она была как сотни других: лицо, руки, волосы, стройное тело под обтягивающей туникой. Но что-то в ней заставило его затаить дыхание и тихо любоваться ею. Правильные, тонкие черты лица, еще молодого, но с приметными морщинками на лбу и возле губ, завораживали его взгляд. Губы… их почему-то сразу захотелось поцеловать. Они должны быть очень мягкими и теплыми, и так близко от него, что дыхание женщины он ощущал на своем лице. Ему захотелось дотронуться до неё… Или пусть сон длится вечно? Не удержался. Легким движением кончиков пальцев прикоснулся к розовой щеке.

Мириам проснулась тотчас, словно от пощечины. Он испуганно смотрел на неё. Она смутилась, но тут же попыталась скрыть своё волнение и приподнялась с постели.

– Кто ты такая? – вопрос первым задал он. – Где я нахожусь? Что это за странный дом?

– Почему он странный? – удивилась Мириам. – Этот дом строил ещё мой дед, а отец немного по-своему изменил его. Ему всегда нравились большие и просторные комнаты.

– Я видел такие дома далеко отсюда. В Греции, в Риме… Где я?

Женщина улыбнулась. Она расправила складки измятой туники, без всякого стеснения перед чужим человеком собрала волосы жемчужными заколками.

– Ты в Магдале. Меня зовут Мириам. Я хозяйка этого дома.

– Мириам… – повторил за ней незнакомец.

– Я нашла тебя посреди пустыни без сознания, – продолжала женщина. – Твои ноги были искусаны змеями. Ты чудом выжил… Как звать тебя?

– Иса, – просто сказал мужчина и пожал плечами.

– Иса, и всё?

– Да.

– Откуда ты, и чем занимаешься? – настаивала Мириам, но он молчал. – Пойми, я живу одна, и любой посторонний человек в этом доме сразу же вызовет много вопросов и подозрений. Откуда мне знать, что ты не разбойник и не предводитель зелотов, которых разыскивают римские солдаты. – У неё было такой серьезный вид, что он улыбнулся.