— Юра, мы на твоей стороне, — по-своему понял его замешательство отец. — И что бы сейчас ни услышали, останемся на ней.

— Да понимаю я! — злясь на самого себя, буркнул юноша. — Просто не знаю, с чего начать…

— Давайте я помогу вам, — с готовностью предложил адвокат. — Буду задавать вопросы, а вы отвечайте. Идет?

Юрка кивнул.

— Вы были ночью в кабинете доктора Пешехонова?

Помедлив секунду, Юрка кивнул снова.

— Так, уже теплее. Вы брали из сейфа в кабинете хранившейся там препарат? Кстати, — повернул Покровский голову к Андрею Андреевичу, — мне даже до сих пор неизвестно его название.

— Верзилин, — само собой вырвалось у юноши.

— Что? — едва ли не в один голос переспросили взрослые.

— Верзилин, — уныло повторил Юрка. — Только я его не брал… Нет, не надо вопросов, — заговорил он, решившись. — Так вы все равно ничего не поймете и только еще больше запутаетесь. Давайте я лучше сам. Все началось две недели назад. Был вторник. Я, как обычно, сидел дома, один, когда в дверь квартиры неожиданно позвонили…

Рассказывал Юрка, глядя исключительно на адвоката — тот слушал, не перебивая, время от времени чиркая что-то в своем блокноте — и лишь уже в самом конце, дойдя до сцены прибытия в институт полиции, на миг скосил глаза на отца: тот явно был ошарашен рассказом сына, хотя и пытался изо всех сил не подать вида. Юноша вновь обратил взор на Покровского: круглое лицо Иосифа Алексеевича не выражало ничего, кроме глубокой задумчивости.

— Полицейский спросил про препарат, и я сдуру брякнул что это таблетки. Думаю, он догадался, что я видел в сейфе пузырек. Потом он стал спрашивать про перчатки, и я сказал, что нашел их на подоконнике в палате и надел на всякий случай — тоже не лучшая идея, признаю, но ничего другого в тот момент придумать не вышло. Ну а затем уже появились вы и забрали меня, — закончил Юрка.

Адвокат сделал в блокноте последнюю запись и захлопнул его. В воцарившейся в комнате тишине вызванный этим негромкий, в общем-то, звук был подобен выстрелу из армейской пушки — так, по крайней мере, показалось умолкнувшему юноше.

— Да… — протянул Покровский, пряча блокнот в портфель. — История — нарочно не придумаешь…

— Вы мне не верите? — нахмурился Юрка.

— Наоборот, — замахал рукой адвокат, — верю от первого и до последнего слова. Говорю же: сочинить такое — это здорово постараться надо было бы. Так что верить-то я вам верю — осталось решить, что из этого и в каком виде можно преподнести прокурору.

— Все плохо, да? — спросил юноша.

— Не так плохо, как я опасался. Просто… Немного неожиданно. Надо же: верзилин! — хмыкнул адвокат, оборачиваясь к Нестерову-старшему. Тот лишь виновато развел руками. — Но вообще хочу сказать, наворотили вы дел, молодой человек, — снова повернулся Покровский к Юрке. — И вопрос даже не в том, как теперь вас защитить — это-то как раз задача вполне решаемая, хотя, соглашусь, и не самая простая. Вопрос в том, как не позволить всей этой истории разрушить карьеру вашего уважаемого отца…

— Это вообще не вопрос! — тут же вмешался Андрей Андреевич. — Шут с ней, с карьерой, главное сейчас — Юра!

— Одно неразрывно связано с другим, — покачал головой адвокат. — Так что полумерами нам тут отделаться никак не удастся.

— Ну, вам виднее, — не стал спорить отец. — Но главное — Юра! — с нажимом повторил он.

— Ваш подход, Андрей Андреевич, мне ясен, — кивнул Покровский. — Ну что ж, пожалуй, на первый раз я услышал достаточно. Позже у меня наверняка появятся дополнительные вопросы, но общее представление о ситуации я получил, — опершись рукой о подлокотник, толстяк выбрался из объятий кресла. — До новой встречи, молодой человек! Полагаю, они у нас с вами будут теперь частыми.

— До свидания, — пробормотал юноша.

Отец вышел из комнаты вместе с адвокатом, и какое-то время они еще стояли в коридоре, о чем-то разговаривая вполголоса, о чем — Юрка не слышал, да и принципиально не прислушивался. Наконец хлопнула входная дверь, и Нестеров-старший вернулся к сыну. Подошел, было, к креслу и даже уже взялся рукой за его спинку, но, передумав, вернулся к кухонному стулу и сел на него в прежней позе.

С полминуты они с Юркой молча смотрели друг на друга.

— Прости, пап, — выдохнул, наконец, юноша.

— Что сделано — то сделано, — тихо проговорил отец. — Главное — извлечь из допущенных ошибок правильные уроки. Ну и, по возможности, минимизировать потери — но по этой части Иосифу Алексеевичу нет равных в мегаполисе.

— Он такой хороший адвокат? — спросил Юрка.

— Он лучший. Про него говорят, что представляй он перед Господом интересы Адама и Евы, человечество до сих пор жило бы в раю. Нам с тобой очень повезло, что он с нами.

— Он сможет сделать так, чтобы у тебя не было неприятностей по службе? — с надеждой спросил юноша.

— Если он не сможет — не сможет никто, — развел руками Нестеров-старший. — Но наша с тобой задача — помочь ему. Поэтому, слушай. Постельный режим важен сам по себе, но Иосиф Алексеевич просил тебя в любом случае никуда не выходить из квартиры, пока все не закончится. Так что можешь считать себя под неофициальным домашним арестом — на этом, кроме всего прочего, настаивает полиция.

— Разве по закону они имеют на это право? — удивился Юрка.

— Не имеют, — качнул головой отец. — Зато если уж шлея попадет им под хвост, имеют право закрыть тебя в тюремной больнице. Так что лучше пойти им навстречу в малом.

— Ясно, — кивнул юноша. — А если из Института позвонят — тоже не выходить?

— Если позвонят, просто попроси прислать за тобой «скорую». Они в курсе твоего состояния и не откажут. Кстати, вот твой телефон, — сунув руку в карман, Андрей Андреевич достал оттуда полученную в больнице Юркину трубку, хотел было положить на тумбочку у изголовья кровати, но не дотянулся, и, примерившись, бросил по навесной траектории на кровать. Юноша дернулся, чтобы поймать ее, но не успел, и телефон хлопнулся на одеяло. — Я договорился с Марией Сергеевной, в мое отсутствие она присмотрит за тобой, — продолжил между тем Нестеров-старший. — Очень надеюсь, что ты воспримешь ее не как тюремщицу, а как заботливую сиделку — в клинике сказали, что она тебе сейчас необходима.

Юрка криво улыбнулся: уж на кого-кого, а на тюремщика Мария Сергеевна, грузная женщина бальзаковского возраста, приходившая к ним по пятницам делать влажную уборку в квартире, походила меньше всего.

— Пожалуй, это все, — проговорил Андрей Андреевич, поднимаясь со стула. — Я пойду, а ты отдыхай…

— Пап! — окликнул Юрка отца, когда тот был уже в дверях.

— Что? — обернулся тот.

— А верзилин в самом деле существует? И почему его скрывают?

Вздохнув, Нестеров-старший сделал шаг назад и остановился, опершись обеими руками о спинку стула, на котором недавно сидел.

— Верзилин… Какое-то до крайности нелепое название, не находишь?

— Дело не в названии, — упрямо проговорил юноша. — Дело в сути.

— А что касается сути… Давай так решим: я наведу справки — моя должность позволяет мне это сделать. Если лекарство, дающее маломерам возможность стать обычными людьми, в самом деле существует — за пару дней я это выясню. И заодно узнаю, кто и почему скрывает это от общественности. Но только сам ты не будешь ничего предпринимать в этой связи, не дождавшись моего ответа. Договорились?

— Договорились, — кивнул Юрка.

— Ну вот и отлично, — вымученно улыбнулся отец. — А теперь отдыхай, — и подхватив стул за спинку, Андрей Андреевич вышел вместе с ним в коридор.

Верзил Анка люто ненавидела с детства. Ненавидела и боялась. И никто из знавших ее историю не посмел бы сказать, что у нее не имелось на то веских причин.

Это случилось, когда Анке едва минуло шестьдесят месяцев — пять полных лет. В то время прошел слух, будто бы в некоторых мини-сити Евразии, в том числе в соседнем, Тульском, начался массовый мор. Московских ньюпов эпидемия, вроде бы, обошла стороной, но по указанию бургомистра всех детей в обязательном порядке возили в полис на прививки. Вместе со сверстниками послали в больницу и Анку.