— Да, но ты почему здесь? — резко спросил я.

— Как же, я выполняю теперь работу Инмитрина. Ты отлично поработал на фабрике, Клейн. Когда с конвейера сошла первая партия «Хаккеров», Инмитрин взял ее с собой на Мераму, чтобы показать Совету племени. Ему на Земле не очень нравилось, так что он убедил Совет назначить вместо него комендантом меня. Так что на меня распространяется требование традиции. Я должен выполнять свою обязанность теперь, раз уж я практически член Совета ротроксов.

— Ну да, — презрительно усмехнулся я. — Ты ведь всегда уважал традиции.

Бек неприятно улыбнулся.

— Ей не так уж и плохо. Взгляни на это иначе: с ней мог бы быть Инмитрин. — Он непринужденно отхлебнул из бокала. — Ладно, Клейн. Поговорим утром. Приходи ко мне в кабинет пораньше. У нас много работы.

В голове у меня шумело. Пистолет так и хотел прыгнуть из кобуры в руку. Если бы это был кто-нибудь другой, Грейл или даже Рит, я бы застрелил его, не раздумывая. Но сейчас я был парализован. Я стоял и злобно смотрел. Наконец, не говоря ни слова, удалился.

Я явился рано утром, как Бек и просил. Когда я вошел, он мне кивнул. Телеэкраны, выставленные вдоль одной стены, все светились и показывали в основном безлюдные картины различных частей Реатта и цехов фабрики — мы еще не ввели ночную смену.

— Клейн, — сказал Бек. — Думаю, нам надо организовать школу для юных реаттцев…

— Хватит, — перебил я. — Найди себе другого козла отпущения. Я ухожу.

Бек недовольно на меня посмотрел.

— Уходишь, Клейн? И куда уходишь?

— Сам об этом позабочусь. Просто пришел сказать. Грейл в любом случае больше тебе подойдет.

— В общем, может быть, и да. Во всяком случае, он бы не потерял головы из-за бабы.

Я посмотрел ему прямо в глаза. Я понимал, он чувствует, как я его ненавижу.

— Ты ведь специально так поступил, да? — произнес я с укором.

— Что ты хочешь? Девушек? Бери, сколько хочешь. Я тебе их кучу приведу. Здесь, в Реатте, ты можешь брать все, что захочешь, при условии, что это тебя не станет отвлекать. Ты очень важен для меня, и я не допущу, чтобы что-то тебя у меня отнимало. Мне нужна вся твоя энергия, а это значит, что никто не должен влиять на твое мнение или расхолаживать тебя.

— Это кто тут расхолаживается? — дерзко бросил я.

Бек фыркнул.

— Тот Клейн, которого я знал в Клиттманне, без колебаний бы согласился на то, чтобы Дальго прикончили. Я тогда сразу понял, что кроме нашего Великого замысла у тебя в голове еще что-то.

— Замысла?

— Ты понимаешь, что я имею в виду. В Реатте мы лишь готовим плацдарм для настоящей операции. Меня не интересует ни Реатт, ни ротроксы. У них нет нужных качеств, они — хлипкие придурки, мелюзга. Каллибол — вот тот мир, который мы преобразим. Он как бомба, которая ждет, чтобы ее взорвали. Мы высвободим всю энергию, зажатую в тех городах. Мы создадим общество, империю, в которой все станет возможно…

Его искрящийся взгляд встретился с моим, угрюмым, нашел там ненависть и победил ее. Бек явно знал, что эти его планы действовали на меня неотразимо. Это была идея труда во имя чего-то большего, чем я сам, во имя того, что меня переживет и будет вечным. Он также знал, что я — единственный в банде, кто понимает эту идею.

— Так надо, Клейн, — сказал он. — Такова судьба. И если хочешь ей следовать, то должен принадлежать мне, а не той женщине в башне. Наше дело слишком серьезно. Я не хочу, чтобы были какие-то препятствия из-за эмоций. Ты можешь иметь баб, но им тебя иметь нельзя. Развлекайся, но чувства твои должны быть сосредоточены в одном направлении.

— Тебе обязательно надо было сделать все именно так? — спросил я все еще угрюмо.

— А почему бы и нет? Все способы одинаково хороши. Только не говори, что сейчас раскиснешь. — Он внимательно на меня посмотрел. — Просто смешно, есть ребята, которые не боятся ни пуль, ни гранат, ни полиции, но которые ничего не могут поделать, когда оказываются в такой вот ситуации. Только не говори мне, что ты один из тех мягкотелых. Надеюсь, что я хорошо тебя знаю.

— Я справлюсь.

— Я так и думал. — Бек немного помолчал. Затем вдруг наклонил голову на бок и лукаво на меня посмотрел. — Знаешь, как я поступлю, Клейн? Можешь забрать назад ту женщину. Давай забирай. Только в моем деле уже участвовать не будешь, как сам только что говорил. Ты уйдешь. Доживешь свою жизнь здесь, в Реатте, и никто тебя не тронет. Я все сделаю сам. Теперь меня все равно уже ничто не остановит.

Я глубок вздохнул.

— Ты же меня знаешь.

— Думаю, что да.

Бек посмотрел на меня таким взглядом, который вполне можно было назвать сочувственным. Я вспомнил о Гельбор, о той девушке на плоту вместе с нами. Я подумал, прекратит ли когда-нибудь Бек требовать того, чтобы я подчинял все свои чувства ему.

После этого я больше не пытался видеться с Палрамарой. Бек же посещал ее регулярно.

Не успел я проснуться, как вдруг послышался негромкий сигнал. На монохромном экране, яркость которого для глаз клиттманнцев была уменьшена, появилось лицо Бека.

Бек был хмур.

— Можешь сюда приехать? Есть срочное дело.

— Сейчас приеду, — сказал я, и изображение погасло.

Я стал быстро одеваться, размышляя о том, что же произошло. Уже больше полугода я видел Бека только по телевизору.

Дело наше шло уже года четыре. Все проходило гладко, если не считать мелких задоринок то там, то здесь. Производственные линии уже выдавали оружие, самолеты и модифицированные варианты шлюпов. Примерно пятьдесят процентов того, что мы делали, шло на Мераму вместе с массой других товаров и сырья.

Реатт по-прежнему был оккупирован войсками ротроксов, но все было тихо, и с каждым годом солдат становилось все меньше. Из реаттских юношей, никогда не пробовавших «голубое пространство», Бек набрал элитарную организацию, обучил их владению оружием и внушил им идеологию, которую сам состряпал. Они презирали образ жизни своих родителей и на Бека смотрели почти как на бога.

Все это Бек проделал без малейшего сопротивления Совета ротроксов. Он даже убедил Совет отложить завоевание других континентов и народов Земли до тех пор, пока не будут созданы достаточные запасы вооружения.

Все в Реатте действовало, как хорошо смазанная машина, благодаря умелому планированию Бека, которому немного помогали я и другие ребята. Это ничуть не меняло того, что мы — новые хозяева страны, — по сути, оставались бандитами и думали и действовали как бандиты.

Населению страны мы, должно быть, казались далекими, странными фигурами. Как только дела наладились, мы стали затворниками, поселившимися в зеленых башнях. Грейл и Хассманн жили в одной башне, все же остальные велели построить себе по отдельной башне, без окон и совершенно отрезанной от окружающего мира, и в них каждый жил согласно своим склонностям. Рит оформил интерьер своего жилища сам и увешал все стены изображениями голых каллибольских баб, которых ему из фантазии нарисовал один местный художник. Каждый день он имел новую реаттскую женщину. Дом Торчка-Тона был просто берлогой, где тот находился в постоянно затуманенном состоянии. Хармен, кроме личного жилища, устроил еще алхимическую лабораторию, где работали примерно двадцать реаттских ассистентов. Сейчас, как я слышал, он работал над ядерным реактором.

Я специально построил свою башню без особой роскоши. В отличие от других, которым нечем было заняться, у меня было много работы. Мне Бек поручил проведение программы вооружения и обучение Реаттской лиги, как называлась молодежная организация. Бек теперь не покидал своего кабинета и каждый день связывался со мной при помощи телевизионной связи, чтобы советоваться и давать инструкции.

Одевшись и взяв оружие, я посмотрел сквозь тканевую шторку, как там снаружи. Помещение тотчас наполнилось зеленым светом. Я заключил, что сейчас полдень, сел в лифт и надел темные очки, чтобы ехать к башне Бека.

Лифт сразу доставил меня к нему в кабинет. Бек сидел в глубоком мягком кресле и держал в руке бокал с хвурой, местным опьяняющим напитком. В Клиттманне он много курил, но так как здесь сигарет было не достать, то пил хвуру.