— Но твердость. Все кажется таким реальным.

— Назовите это иллюзией, если вам нравится. Когда Пятно поглощает существ, для них возникает подходящая окружающая среда. И все же это может быть совсем не иллюзией, в точном смысле слова. Это верно, если наблюдать Пятно научным способом, то это только таинственная цепочка энергетических процессов, занимающая большую площадь в основном пустого пространства. Но Пятно — это больше, чем показали наши наблюдения; оно обладает собственными ментальными измерениями. Мы населяем эти измерения, и мир, в котором мы живем, это, так сказать, «ментальная материя». Но если вы настаиваете на том, что она иллюзорна, что ее не существует, то по тому же признаку вам пришлось бы признать, что мир, откуда мы пришли, тоже иллюзорен.

«В некоторых отношениях, — напомнил самому себе Джандрак, — законы материи, движения и расстояния в этом новом мире не совсем такие, какими они были в старом мире. Усилием воли — хотя и чрезмерно энергичным для того, чтобы этим можно было заниматься ради удовлетворения каприза — было даже невозможно создавать новую материю».

Он потягивал свой традиционный слабоалкогольный напиток:

— Пятно имеет примерно световой год в поперечнике, — заметил он. — Это очень большой мир.

— Он еще больше. Мы не в обычных пространственных протяженностях. Пятно создает ментальное пространство любого размера по мере того, как оно ему требуется. Потенциально оно такое же большое, как и вся физическая вселенная.

Джандрак поставил чашку и пораженно уставился на него.

— Мы никогда не узнаем, насколько велико оно на самом деле, — продолжал Либер. — Каждое существо, когда-либо поглощенное, находится где-то здесь, и каждый тип существа имеет соответствующее окружение; некоторые из них такие странные, что они едва ли могут быть постижимы для нас. Я полагаю, что здесь есть даже некоторые новые окружающие среды, которых не существует снаружи.

— Также я не думаю, что это Пятно — единственный представитель своего вида, — размышлял хроникер. — Скорее, я считаю, их должно быть много — возможно, бесконечно много, — носящихся по вселенной, используя линии искажения пространства как какой-то вид космической решетки. Мне сдается, что это первичная жизнеформа вселенной. Органические существа, такие как мы, вторичны, и служат для них пищей.

Рондану передернуло, но Либер добавил:

— Еще только одна вещь. Здесь вы никогда не умираете.

Наступило молчание.

— Что же, Рондана, — в конце концов заметил Джандрак, — теперь я тебя уже не переживу.

Она покраснела, казалось, в замешательстве, затем сказала:

— Что произошло с этим твоим ужасным другом, Хином Сеттом? Он тоже живет здесь?

— Когда я перешел сюда с той стороны, — с улыбкой ответил Джандрак, — он был единственным человеком, оказавшимся рядом со мной. Он собрал нескольких наших людей и отправился на поиски приключений. Мы слышали, что далеко отсюда идет какая-то война.

— И еще был тот парень, Кракно, — вставил Либер. — Интересно, что случилось с ним?

Со стонами и хныканьем, с ощущениями, представляющими собой смесь жалости и отвращения к себе, Кастор Кракно открыл глаза.

Он лежал на полу мостика. Все, казалось, функционировало нормально. Приборные панели холодно мерцали; прерывистый гул скрытых контрольных механизмов нарушал тишину каждые несколько секунд. Только трупы, которыми было завалено все вокруг, явились признаком того, что что-то не совсем нормально.

Это нечестно, что ему пришлось пройти через это дважды. Ни от кого нельзя требовать такого, пройти через это…

Постепенно слезливые мысли ушли, частично его силы вернулись к нему, и он встал на ноги и перевернул несколько тел. Герцог-полковник Джандрак Саннский; подполковник Хин Сетт; примерно полдюжины младших офицеров.

В корабле должны быть еще тысячи тел. С этими телами у него возникнут серьезные проблемы.

Внезапно на Кракно навалилась дикая тошнота.

Когда его перестало рвать, через длительное время после того, как в желудке ничего не осталось, он, качаясь, прошел к одной из приборных панелей и попытался уяснить себе данные приборов. Пятно уже намного обогнало флот и быстро двигалось к отдаленной чужой галактике, находящейся в конце линии скольжения. Оно явно забыло об удобных пастбищах королевства.

Кракно, однако, не забыл. Он ощущал в себе новые силы, новую ненависть, струящуюся вокруг него. Еще сильнее, чем раньше, он осознал, что может сгибать людей, подчиняя их своей воле.

Он разразился уродливым, пугающим хохотом. Затем он начал соображать, как ему нужно развернуть корабль, чтобы направиться обратно, к своим старым врагам.