Было видно, что услышанное не умещается в голове обера. Его брови то удивлённо поднимались ко лбу, то — сшибались хмуро на переносице, то поочерёдно выгибались тугим луком, будто соревновались. Наконец, придя к какому-то выводу, Эб развёл руки и пожал в удивлении плечами:

— За баб?

— За землю, обер. — Князь, будто в насмешку, повторил жест Эба. Только получилось грустно. — За землю. Бедные здесь земли. Один пожар — пять лет ничего сеять нельзя. И за эти земли нам приходится стоять насмерть. И мужикам, и бабам, и старикам, и детям.

Тихомир хмыкнул, сказал размеренно:

— Оттого и обиды наши сильнее. И память — дольше.

Янбакты кивнул. А ведь и правда — какого труда озёрцам стоит распахать клочок земли вдоль реки, отнимать клочки у пустыни, что наступает с каждым годом?

Мечислав посмотрел на вытянутое лицо Вторака. Похоже, воевода сказал что-то такое, чего волхв не знал. Или не понимал, а сейчас понял.

***

Озёрцы со срединцами очень удивились, узнав о флоте раджинцев. Оказывается, Гром и в их землях велел строить корабли. Да не речные — морские эскадры. Меттлерштадт сам не имеет выхода к морю, но после заключения договора с Дмитровым, верфи выросли, словно сами собой. Озёрцы нуждались в корабельной древесине, закупали её у Блотина — сосна сплавлялась через Озеро с севера на юг в огромных плотах. О том, что задумал Змей, как ни крутили, понять не могли. Куда ему столько морских кораблей? Неужели готовится взять степняков с востока, подобно раджинцам? Озёрцы, куда ни шло, но с Дмитрова флотилию гнать?

При упоминании Дмитрова, Мечислав постарался сменить тему разговора. Всё-таки, туда сбежал Четвертак. Как он там? Стал покладистее, послушнее Грому? Наверное, стал. Змей умеет уговаривать, будь он неладен.

— Корабли — кораблями. Нам сейчас важно разобраться со Степью.

Совет охотно согласился с князем, все взгляды уставились на него, ожидая продолжения.

— Есть вести от Двубора, Змеева сотника.

— Кстати, куда он пропал? — вмешался Тихомир?

— Ушёл с караваном фарфара к Змеевой Горе, — махнул Вторак рукой. — Но, Мечислав — прав. Вести пришли важные.

Мечислав привычно скривился: снова перебили. Впрочем, тут все — равные. Совет на то и совет.

— Наши зимние набеги разбудили Степь. — Князь поднял руку, останавливая Ерша. — Да, тысячник, мы отогнали кочевников от границы. Да, это помогло нам перезимовать. Но у всего есть другая сторона. Долго они на оставшихся землях не продержатся.

Обер снова удивлённо вскинул брови:

— Почему?

— Скоро у них начнётся голод. Столько табунов им не прокормить.

— Мои карты говорят другое. Степь больше Меттлерштадта раз в пять.

— Совсем не слушаешь, — ласково покачал головой Тихомир. — Бедные земли. Это вашу землю можно на хлеб намазывать и есть, а тут — трава жухнет уже в начале лета. Дюжину племён мы отогнали. Как считаешь, куда они направились? И как их там приняли? Мы сжали Степь, теперь у кочевников остался один выход. Догадаешься, обер?

— Вернуть своё. С лихвой.

— Точно.

Ёрш замахнулся культёй, словно хотел ударить по столу. Промахнулся, разозлился ещё больше.

— Это что же? Мы сами Орду и родили?

— Не знаю, — Мечислав пожал плечами. — Может быть. Теперь надо её остановить.

Как странно смотрит Вторак. Что-то знает? Сомневается? Что за горечь в его взгляде? Эб по-деловому сложил ладони в замок, навалился на стол:

— Идти нужно им навстречу. Перейти Пограничную. Подогнать с Глинища обозы с припасами. Это около недели.

— Не забывай о плече доставки, — встрял Тихомир. — Чем дальше мы уйдём в Степь…

— Да-да, ты прав, воевода. Заняться надо расчётами. Возьмусь. Далеко их город?

— Неделя галопом.

— Далеко.

***

Мечислав указал взглядом на чудовищ впереди.

— Вторак, ты видел что-то подобное?

— Видел. Это называется «хатхи». Наши раджинские боевые хатхи.

— А кто на них?

— Погонщики. Наши раджинские погонщики боевых раджинских хатхи. Узнаю по одежде.

— Красивая.

— Угу.

Армию степняков бродинцы встретили на полпути к городу хакана. Передовые отряды с лёгкостью разогнали по Степи ещё с утра, но увидев пыль на горизонте, князь велел остановиться и выстроиться в боевой порядок. В центре встали пешие полки кряжинцев, блотинцев и озёрских сабельщиков. Левую руку прикрывали меттлерштадские райтары, правую — верблюжники. Второй линией, готовые выступить вперёд, стояли лучники Огнива с приданными ему стрелками остальных княжеств. Кто же знал, что боги решили посмеяться, и раджинцы, на самом деле — союзники степняков?

— Вторак, ты можешь это как-то объяснить?

Волхв, похоже, ожидал подобного вопроса, глубоко вздохнул, пожал плечами, вскинул голову, словно готовился к усекновению. Речь стала отрывистой, сразу видно — пытается подобрать слова.

— Нет, князь. Не могу.

Ёрш посмотрел на волхва дикими глазами, меч выскочил из ножен, через Мечислава обвиняюще уткнулся в грудь Вторака.

— Зачем тебе это, волхв? Чем мы тебе навредили?

— Я бы сбежал. Знал бы — сбежал.

— Постой, Ёрш, — Мечислав отвёл меч в сторону. — Он прав.

— В чём прав, в чём? — брызгая слюной, выкрикнул тысячник. — В предательстве?! Кто может быть в этом прав?!!

Под взглядом Мечислава Ёрш захлебнулся словами о предательстве.

— Будь он в этом замешаным, сбежал бы. Вторак. Что ты знаешь о боевых хатхи?

— Большие, сильные.

— Это видно.

— Если разозлить, на коротком беге могут догнать и убить лошадь.

— Сомнительно, — Мечислав ещё раз посмотрел на чудовищ.

— Говорю же — на коротком беге. Если та взяла разгон — удерёт.

— Надо выставить вперёд обозы.

— Бесполезно. Перевернут. И разозлятся. И догонят.

— Всё равно надо.

Не может быть, чтобы Вторак оказался предателем. С чего? У всего же есть причина, правда? Правда, возразил Мечислав сам себе, да не вся. А если так и задумано с самого начала? Ты знаком с ним чуть больше года и что он сделал? Звёздочку вылечил? Кирпиц подарил Бродам? Мало этого, перебил вечный собеседник. А Улька, на грани смерти? А ты с разбитой головой? По-твоему, так втираются в доверие? Да захоти он, вы все сейчас лежали бы в земле, а степняки дошли бы до самого Дмитрова.

Что-то не так. И сотник Змеев, что в самые опасные для Бродов времена оставался рядом, и, даже дрался, вдруг ушёл со всей сотней. Фарфар ему важнее ответного боя? Или решил, мы тут сами отбрехаемся?

— Постой, Ёрш. Что-то не так.

Ёрш непонимающе уставился на князя:

— Ты о чём? Об обозах? Так я с волхвом согласен — разнесут хатхи наши телеги, так мы ещё и без припасов останемся.

Мечислав поднял руки, потряс, требуя всех замолчать. Никогда ещё не спорил с внутренним голосом так яро. Всегда — в одну сторону. А сейчас — словно с Твердом перепалку вёл. Даже забыл, о чём говорил.

***

— Обозы подождут. Сначала надо разобраться, почему вон там, справа, на хаканском прапоре навязана белая лента.

Полководцы проследили за рукой князя, общий выдох оказался столь шумным, словно в кузнечную печь меха вдохнули долю свежего воздуха.

— Это уловка, князь — Эб разволновался, заёрзал в седле. — И, потом, мы не знаем, что у них значит белый на прапоре.

— Ты не из северных, Эб? — прищурился Тихомир.

Обер посмотрел на воеводу, шумно вздохнул.

— С чего ты взял?

— Только у северян, — подмигнул Тихомир оберу, — белый — символ снега. Смерти за родину. Остальные народы белым выделяют желание говорить.

Ёрш, одно слово — ёрш, перебил:

— Да какие, к Змею, переговоры? Мало нам смертей?! Это — уловка!

— Заткнитесь, — едва слышно прошипел Мечислав. — Молчите все. Не хватало ещё, чтобы воины нас услышали. Это мы — князья, а они — люди. Увидят разброд — побегут.

Слова князя отрезвили спорящих. Воеводы переглядывались, искали решение. Звёздочка, повинуясь пяткам волхва, выступила на полтела вперёд.