Мужчины-пленники тут же вооружались отнятыми у татар саблями, копьями — чем попало, лишь бы отомстить. Женщины и дети подняли страшный крик, разбуженные татары выбегали из палаток, не понимая, в чём дело, и попадали под стрелы и копья разъярённых удальцов.

Кистень вместе с пятёркой наиболее отважных ушкуйников дополз до палатки полутысячника, свистнули дротики — и охраны как не бывало! Кистень вбежал в палатку. Пьяный от кумыса татарин и не пытался оказать сопротивления, его даже не хватило на насилие — в углу сидела девушка, почти девочка, и беззвучно плакала.

— А ну, басурман, — приказал Кистень, — прикажи своим воям бросить оружие!

По это уже было лишним: половина отряда валялась с перерезанными горлами и со стрелами в теле, другие воины, с развязанными поясами стояли на коленях. Их подтащили ближе к костру. С ужасом смотрели женщины и дети на своих мучителей, ничего не понимая в случившемся.

Простые люди, крестьяне, порассказали удалым, как издевались над ними дикари: срывали вместе с ушами маленькие серебряные серёжки, задушили одну девицу, когда сдирали с неё ожерелье из простых, но блестящих камушков. Забирали всё. В мехах татар, притороченных к лошадям, удалые нашли много ненужных вещей вроде детских деревянных игрушек, лаптей и мурмолок[79] и даже... ткацкий станок!

— Ты что, басурманин, сам будешь ткать? — гневно приступила к татарину-грабителю старуха-крестьянка.

— Нэт, Ахмэтка нэ будэт, Ахмэтка — воын, — сказал дрожащий от страха ногаец. — Жэнэ в падарак вэзу.

Ушкуйники грохнули от смеха.

Отходчиво сердце русское. Кистень почти всех пленённых им татар решил отвести в Москву. Почти. Главных насильников женщины всё же задавили... А с Ахметки ушкуйники сняли одежду, хорошенько выпороли и, нарядив в рваный женский сарафан и повязав грязным платком голову, отправили к «жэнэ». Не хотелось о него руки марать...

Выпытав у татар сведения о других близких полонах, удальцы решили разделаться и с ними. К отряду присоединилось около семидесяти мужчин-полонянников, готовых отомстить за поругание земли Русской и за свой позор.

Эту ночь удальцы и ополченцы провели без сна: готовились к очередной погоне. Буквально через два часа разведка сообщила Кистеню о большом отряде татар.

— Ничего лишнего не брать, — приказал Кистень, — только сыти на один день, всё остальное добудем у татар!

Ушкуйникам, почти не спавшим две ночи, он велел отдохнуть три часа, сам же решил поговорить с бывшими пленниками-мужчинами. В основном это были крестьяне, привыкшие к плугу и почти не владевшие мечом. Но среди них он обнаружил трёх охотников, по их утверждениям, попадавших из самострела белке в глаз.

— Чтобы шкуру не попортить, — пояснил один из них.

— Татарам вы можете не только шкуру испортить, но и на тот свет со стрелами в глазах отправить, — сказал атаман. — Пусть шайтан подивится на таких головорезов!

После небольшого раздумья Александр отобрал из пленников сорок человек.

Татар с полоном нагнали почти ночью, они уже укладывались спать. Отряд насчитывал около семисот воинов. У них было много полонянников, богатые дары, откупное. То есть ряд сёл предложил татарскому князьку драгоценности, чтобы он не разорял селения. Татарин взял и, как это часто бывает, обманул, учинив при этом страшный грабёж. В одном селе ему пришлось повозиться: народ взялся за вилы да косы, но где им, землепашцам, справиться с природными воинами! Почти все восставшие были перебиты.

Кистень размышлял. Прямо напасть — значит загубить весь отряд. И он придумал.

— Ты можешь поразить вон того толстопузого, в богатой одежде? — спросил Кистень у охотника, хвалившегося своей меткостью. — Да не просто убить, а в глаз попасть? — рассмеялся атаман.

— Прикажи, боярин! В глаз — не знаю, а в башку его поганую точно попаду с первого выстрела.

— А можно и мы попробуем? — попросились два других охотника.

— А ну, давайте в его прихвостней, да побыстрее!

Попасть с трёхсот метров в человека из самострела трудно, в голову — почти невозможно. Но... свистнули стрелы, и две из них угодили прямо в глаза, а одна пробила висок, так как воин стоял боком, — три трупа! В татарском стане раздались изумлённые и испуганные крики: убиты тысячник и два его помощника! Меткость охотников поразила даже бывалых воинов-татар.

— А ну-ка давайте ещё раз! — сказал Кистень.

Опять свистнули три арбалета и опять три трупа со стрелами в лицах.

— А теперь ждите гостей, — засмеялся атаман.

Действительно, переполох в лагере утих, но пока там разобрались, что к чему, ещё шестеро человек были убиты, причём все — в лицо. Татары были ошеломлены, испуганы и вначале было подумали, что это небольшая кучка метких стрелков решила им отомстить.

Разъярённый мурза Атай, принявший на себя руководство отрядом, послал две сотни воинов, чтобы те поймали смельчаков. Татары поскакали по двум направлениям к тому месту, откуда были произведены выстрелы. Там их уже ждали добры молодцы Дубины и Снегиря. Они подготовили для них неприятный сюрприз: на полном скаку передние воины рухнули в волчьи ямы, вырытые наспех новгородцами. И началось избиение.

Однако самое страшное случилось в лагере, куда уже проникли лазутчики Кистеня. Последние, перебив стражу, развязали мужчин, которые тут же, кто с оружием, захваченным у татар, кто с оглоблей, а кто просто с голыми руками набросились на своих мучителей.

Истошно завопили женщины. Суматоха усилилась, когда в лагерь ворвался со свежими силами Кистень. Страх перед лучниками непонятной дружины, неизвестность с двумя сотнями, паника в лагере — всё это создало неразбериху в отряде.

Попытка мурзы организовать оборону не увенчалась успехом. Ушкуйнический воевода со своими бойцами упрямо продвигался к центру лагеря с намерением обезглавить татар. Отряды Дубины и Снегиря, рассеяв высланные сотни, довершили разгром основного отряда.

В отличие от первого полона здешние пленники были более агрессивными. Они не стали церемониться с мурзой и его приспешниками. Даже Кистень не мог остановить разъярённых русичей, вооружённых чем попало. Бывшие полонянники врезались в толпу пленных татар и начали их крушить. Мурзу Агая голыми руками задушил крестьянин из-под Москвы: тот убил его жену и брата. И только когда было утолено первое чувство мести, ушкуйники отделили покалеченных татар от бывших полонянников.

В 1386 году Кистень с удальцами решил ещё раз поквитаться с татарами. Он сделал это с ведома Дмитрия. Князь, опомнившись от тохтамышского нашествия и отстроив заново Москву, хотел нанести ответный удар. Да, он был слаб: войско было ещё не то, что на поле Куликовом. Враги-соседи подняли головы — Рязанский и Тверской князья. Москве по-прежнему угрожал Литовский князь Ягайло, который в то время чрезвычайно усилился. Но желание наказать Орду у Дмитрия было очень велико. Московским правителям нужно было, чтобы Орда и её вассалы, главным образом волжские ордынцы, чувствовали себя неуютно, чтобы уважительно относились к Руси. А для этого надо всегда иметь силу.

В Новгороде был брошен клич, и в него тайными тропами со всей Святой Руси стали стекаться удальцы. Кистень лично отбирал будущих воев. Понимая, что Александр имеет горячую голову, воевода Боброк дал ему в советники одного из своих опытнейших дружинников, боярина Хвалимира, человека уже не молодого, но физически сильного, а главное, хладнокровного. Вместе они изучили путь будущего карательного похода, решив, что действовать будут намного осторожней и не допустят того, что случилось с отрядом Прокопия.

Набег, как всегда, был стремителен. Удальцы опять пограбили булгар, уничтожая на пути все суда и пристани, а потом складировали награбленное в волчьи норы и притоны. Они опасались не погони, а то, что татары используют оставшиеся плавучие средства в качестве зажигательных таранов.