— А что будем делать с нижегородскими семьями предателей, они ведь нас ушкурниками обзывают? — спросил Смольянин у Прокопия, после того как транспортные дощаники, приготовленные к отправке вверх по Волге, были заполнены доверху добром.

— А продай ты их, срамословов, татарам, небось, купят. Любят они русских пленников! Пусть на своей шкуре почувствуют, как детьми иудиными да ругателями Господина Новгорода быть! — Прокопий всегда имел чувство юмора.

Победу новгородским удальцам принесли самопалы. Этому оружию были обучены около двухсот человек.

— Свейские да немецкие рыцари-то кичатся: не хотят пищали использовать, — говорил Прокопий. — Мол, благородные такие, только мечами да копьями будем драться. А мы люди простые, не гордые. Нужен какой-нибудь умелец, который бы выучил ротников огненному бою, да так, чтобы наши не покалечились, а то их простые вой с лошади пробуют стрелять, а трубу-то к груди прижимают, вот и увечат себя. Пищалей бы сто нам в самый раз и нужно было сделать. Слышь, Смольянин, может, достанем?

— Достать-то можно, уже вёл я разговор с одним гостем, да вот денег просит много...

— А ты пообещай ему долю от нашей выручки.

По наблюдению историка А.Н. Кирпичникова, первые пушки появились в Москве ещё за сто лет до Стояния на Угре накануне Куликовской битвы. В летописях о них упоминается с 1382 года, значит, они могли быть использованы значительно раньше. Первоначально это оружие князья использовали как оборонительное, позиционное при обороне городов. Это уже потом так называемый наряд превратился в наступательное оружие, когда появился новый вид войска — пищальники, огненные стрельцы, а само использование огнестрельного оружия называли огненным боем. Пушки именовались тогда «тюфяками», они стреляли картечью. (Как потом признавались ушкуйники, это было похлеще греческого огня — зажигательной смеси из смолы, серы и селитры, которую они иногда применяли в речных боях и при взятии крепостей и городов.) Лёгкие «тюфяки» — немногим более четырех килограммов, — закреплённые на деревянном прикладе, назывались «ручницы». Более лёгкие «ручницы» (самопалы), весом всего в полкило, были на вооружении «детей боярских», то есть конницы.

С ними долго бился мастер-немец, который запросил за науку большую сумму денег. Ушкуйнические воеводы не отпускали его до тех пор, пока не убедились, что научил он и мастеров-ружейников, и самих ушкуйников. Прокопий с ним расплатился по-царски.

— Всем хороши немецкие арматы[56], только вот бьют на сто пятьдесят метров, — говорил Смольянин, — эх, надо с нашими мастерами посоветоваться, а то упёрся немец: положено бить на одно расстояние — и всё тут.

Кузнецы, выслушав податаманье, осмотрев и испробовав самопал, сказали:

— Мы не норманны и немцы, мы можем дуло сделать и побольше. Дальность больше будет. Только дай нам поговорить с иноземным мастером, авось что-нибудь вместе придумаем!

— Добре, будет армата стрелять на триста шагов — будет у вас серебро, на четыреста — золото, — весело сказал боярин.

Целую неделю немец и русские кузнецы спорили и ругались друг с другом, а потом начали стрелять-упражняться. Русские арматы начали бить на пятьсот шагов. Немец только качал головой...

И две тысячи воинов древнего спецназа, разграбив столицу Волжской Булгарин — Великий Булгар, спустились ниже аж к самой Хаджи-Тархани[57], грабя татарские селения как на Волге, так и на Каме.

Именно этот отряд сорвал татарское нашествие. Бегич пришёл на Русь только через три года[58]. Но к нашествию Бегича Димитрий уже приготовился. На реке Боже князь использовал излюбленный приём татар — охватывать конницей войско противника с флангов, окружать и уничтожать его.

По мнению некоторых историков, ушкуйники разграбили Укек, большой золотоордынский город, находившийся на Волге в девяти километрах от современного Саратова. Но навряд ли это так: в нём хан Мамай собирал большое войско против Дмитрия и Тохтамыша. И новгородские удальцы, подчиняясь голосу благоразумия, не стали с ним связываться, обойдя город тёмной ночью, максимально держась отдалённого левого берега.

С золотоордынской столицей Сарай-Берке Прокопий расправился достаточно оригинальным способом. Выгрузившиеся из лодок ушкуйники вдруг узнали, что на них идёт большое войско во главе с воеводой Салим-беем, в семь раз превышающее их малочисленный отряд. Новгородцы, сделав вид, что испугались, частично пересели на свои ушкуи, а частично спрятались в засаде, в камышах, намного ниже предварительной высадки.

Лодки ушкуйников, плывшие теперь назад, намеренно растянулись, и их преследователи, грозя луками, порой обстреливали суда новгородцев. Татары также рассчитывали на удобный случай, когда флотилия подойдёт близко к берегу. И вдруг им с тыла ударили засадные удальцы во главе со Смольянином. Нападение было так внезапно, что татарские конники, падая под тучами стрел, копий и дротиков, посчитали новгородских удальцов за какое-то другое войско и растерялись. Этим немедленно воспользовался Прокопий. И через две минуты его часть отряда была на расстоянии полёта арбалетной стрелы, а ещё через три минуты и стрелы из лука.

Грянул залп из самопалов, тучи стрел из арбалетов и луков впились в передовые группы салимбековского войска. Татары опешили: загнанный зверь вдруг превратился в яростного охотника. Но и это было ещё не всё.

Оставшиеся растянутые ушкуи вдруг стали резко приближаться к берегу. Под прикрытием тех же стрелков удальцы высадились на берег, и началась битва. В сущности, это был уже не бой, а избиение! Лишь трём сотням вместе с Салим-беем удалось вырваться и бежать по направлению к Сараю.

Смольянину был дан приказ «загнать оставшееся быдло в Сарай». Конные ушкуйники во главе с податаманьем на плечах неприятеля ворвались в город.

Сарай был такой громадный и до того многочислен, что у новгородских удальцов была опасность затеряться и раствориться в этих узких и грязных улочках. Окажи население вместе со стражниками сопротивление, судьба сложилась бы для ушкуйников плачевно.

Однако паника, которую посеяли примчавшиеся разбитые конники, росла. Она усилилась, когда к городу приблизилась пешая рать во главе с Прокопием, который не стал добивать остатки «доблестного» татарского войска, а решил поддержать атаку друга.

Это было немыслимо: золотоордынская столица лежала у ног русских витязей! Им досталась сказочная добыча. Прокопий велел всем жителям сдать драгоценности и оружие, что большинство татар сделало беспрекословно. Ушкуйники разграбили всё, что можно, в том числе и мечети, и католические церкви, и татарские мавзолеи. Потянулись вверх по Волге дощаники, струги и ёлы[59] с имуществом, взятым с бою и награбленным...

Но ушкуйнической головке и этого показалось мало, и они решили завладеть последним золотоордынским городом на Волге — Астраханью.

Среди историков существует мнение, что на месте Астрахани в III веке н.э. находилась столица хазар, которая называлась Итиль (Атель). Но впервые Астрахань (под названием Аштархан, Аджитархан) упоминается в летописях XIII века. Арабский учёный Ибн Баттута, посетивший город в 1333 году, назвал его Хаджи-Тархань. Несомненно, данный город, обладающий некоторой самостоятельностью от Золотой Орды, был вторым по богатству на Волге.

Порой кажется невероятным, чтобы две тысячи человек смогли осуществить такой опустошительный рейд: разбить костромское войско, разорить Нижний Новгород, захватить Великий Булгар, пройтись по волжско-камским селениям татар, часто подвергая их огню и мечу, ворваться в столицу Золотой Орды — Сарай. И всё это сотворили две тысячи! Ясное дело, что когда ушкуйники дошли до первопрестольного города татаро-монголов, войско их должно было быть значительно меньше. Как же им удалось?