Изловчившись, Прокопий поймал конец сыромятной верёвки и начал потихоньку распутываться. Чудища снебрежничали — и напрасно! И вдруг к Гостинцу подошёл страшенный урод с головой медведя. Прокопий никогда раньше не встречался ни с чем подобным. Видел он, как старого бога Велеса новгородские кудесники рисовали в виде здорового человека с медвежьей головой, но это на картинке, а тут?..

Вдруг урод заговорил на чудском языке, который немного понимал десятник. Чудовище требовало рассказать, зачем они пошли в лес, а иначе — смерть.

— Ну, это ты зря сказал, старик, или, как ты себя величаешь, великий колдун, — ответил ушкуйник. — На Руси всегда между позором и смертью выбирали смерть, а ушкуйники — и смерть врагов.

— Да ты, удалой, я вижу, ничего не боишься, но смертушку примешь лютую, и не зараз, а долго будешь мучиться, — зло сказал старик-колдун.

Десятник смиренно замолчал, тем самым усыпив внимание врага, а потом, изловчившись, вдруг ударил старого знахаря в то место, где должен быть подбородок.

Хоть и помогала тому нечистая сила, но от удара новгородца колдун покатился по лачуге, гремя всеми костями. К ушкуйнику бросились было два чертовых помощника, но и они упали от молниеносных ударом ножом, который Прокопий всегда прятал в сапоге.

Великий колдун, кряхтя, поднялся и застонал, выплёвывая выбитые зубы. Как ни странно, именно этот стон придал ушкуйнику силы: кто стонет — тот и смертен. Блеснул нож и через мгновение торчал по самую рукоятку в глазу великого колдуна. Не успели его перехватить в полёте нечистики! А теперь — ещё трое у дома! «Ну да это уже не тот расклад! весело подумал ушкуйник. — С ними мы вдвоём как-нибудь справимся!». Он разрезал путы на товарище и быстро привёл его в сознание.

Открывая осторожно дверь, Прокопий отметил, что двое сидят к нему спиной и разговаривают, а третий строгает какую-то палку. Бить в спину как-то неблагородно, но враги вооружены, да их и было больше.

Десятник указал Смольянину пальцем на строгавшего, а сам быстро подбежал к болтунам. Схватив за головы, он стукнул их лбами. Оба страшилища упали без сознания, их рога свалились на землю. С любителем строгать дерево вопрос решился ещё проще: удар Смольянина сапогом по спине справа перебил противнику рёбра и разорвал печень.

— Жестоко! — молвил Прокопий. — Ну да ничего, сейчас энти черти рогатые очухаются, и поговорим с ними хорошенько!

На них вылили по ведру воды. После недолгого допроса с пристрастием те указали удалым, где хранится золото. Десятник с другом вступили в сарай и сразу почувствовали непонятную опасность. Было сыро, пахло какими-то звериными испражнениями. И вдруг на них выскочили два здоровенных зверя, больше похожие на... крокодилов.

Смольянин чуть меч не выронил от страха, однако хладнокровный Прокопий вовремя сориентировался и вогнал копьё в зубастую пасть набежавшему пресмыкающемуся. Тот повалился на спину и обнажил противно белый живот. Оправившийся от неожиданности Смольянин отсёк перепончатую лапу другому чудовищу.

— Ну и ну! — только и выдавил Смольянин. — Откуда здесь коркодил?!

— Я тоже видел этих зверей в одной из книг волхвов, — подтвердил Прокопий. — Думал — то сказка, а вот, поди ж ты, ещё живут![32]

Прокопий и Смольянин осторожно прошли вглубь сарая: непонятный зверь без одной ноги издавал жалобные звуки: он умирал. Друзья обнаружили два больших сундука золота и драгоценных каменьев и рядом — множество свейских доспехов.

— Да они просто разбойники, рассмеялся Гостинец, — а нечистью наряжались, чтобы пугать простодушных крестьян и дураков шведов!

Очухавшихся чёртовых слуг они заставили перетащить сундуки и оружие на телеги.

После, когда Гостинец со смехом рассказывал друзьям-ушкуйникам о своих приключениях, один пожилой воин заметил:

— А ведь ты лишил колдуна его сатанинской силы!

— Это как?

— Ты выбил ему все зубы, а сила-то чародейская в зубах![33]

Брошенный папой призыв к Крестовому походу против Новгорода был услышан магистром Ливонского ордена и шведами. Развернулась активная военная подготовка против Великого города.

Началось всё с карелов. Те держали руку Новгорода, исправно платили ему дань, немцы не совались, шведы тоже соблюдали перемирие. Однако это было кажущееся затишье.

Католические священники усердно настраивали карелов против новгородцев. Первыми об этом узнали ушкуйники, в очередной раз наведавшись к карелам за данью. Старейшины (а с ними было несколько пастырей-католиков и даже два воина-норманна) отказались платить, да ещё и угрожали убийством.

«Всё ясно», — подумал Прокопий-сотник, посланный новгородской верхушкой для сбора дани, а вслух сказал:

— Я уведомлю нашу головку о том, что вы не хотите больше иметь дело с Господином Великим Новгородом.

Но, выйдя благополучно из ворот дома, он тут же дал приказ атаковать его.

— Нечестивцы предали православную нашу веру, Великую Софию и Новгород. Только смерть им! — крикнул он. — Никого из старейшин в живых не оставлять, норманнов вешать за ноги!

Карельская охрана из сотни человек тут же разбежалась, она была подневольной и не хотела умирать за предателей-старейшин, а уж тем более за чужаков-шведов. Удар был мощный, и лишь сами старейшины, их родня да свей пытались организовать сопротивление. Но оно было тут же подавлено. Однако часть старейшин со своей челядью сбежали.

Прокопий допрашивал католических священников, таская их за волосья:

— Я же сказал вам, что вы преданы ушкуйнической анафеме, так вот теперь не обессудьте! На рель[34] их, нечестивцев!

Через несколько минут они, связанные, болтались головой вниз. Это была достаточно тяжёлая казнь. Кровь постепенно переходила в голову, которая ужасно болела, и в конце концов лопались головные сосуды.

— А вы, — обратился он к верным карелам, собирайте войско, будем мстить предателям огнём и мечом.

Сотник уже послал гонцов в Новгород Великий с наказом объяснить, что случилось в подвластной ему части Финляндии. Им тут же был выслан в помощь отборный тысячный отряд удальцов во главе с Лукой. Но Прокопий не стал ждать, а повёл карелов против шведов и еми, опустошая всё на своём пути.

В первую очередь Прокопий с сотней ушкуйников и двумя тысячами карелов решил уничтожить шведский гарнизон в главном карельском поселении, которое стало вдруг городом-крепостью и которое потом новгородцы так и назвали — Карелы. Удар был внезапным. Усыплённый россказнями старшин, шведский воевода не удосужился удвоить дозоры, в результате чего его воины оказались со свёрнутыми шеями — это сделали переодетые в карельскую крестьянскую одежду ушкуйники.

А между тем в свейской Финляндии шёл вторичный сбор налогов и пожертвований для Ватикана, чтобы подготовить крупное войско рыцарей против Господина Великого Новгорода: мы — с севера, немцы — с запада, проучим гордецов огнём и мечом.

Папа послал в Финляндию своего легата. Купцы Новгорода узнали об этом через своих людей в Италии и заслали разведчика в самое пекло — в католический храм, где тот познакомился с легатом-иезуитом. Боярин-разведчик узнал, что немецкие псы-рыцари готовят вторжение в земли Новгорода Великого и отправили на корабле в Або своего комтура[35] договориться о совместных действиях.

Но его уже поджидали два насада — крупных ушкуйнических корабля. И вот, когда корабль тевтонцев в тумане, буквально ощупью, проплывал вдоль побережья, его внезапно атаковали с двух сторон. Туман приглушил звуки и позволил насадам бесшумно приблизиться к немцам. Те, только успев продрать глаза спросонья и увидев рослых богатырей-новгородцев, посчитали, что храбрость и доблесть здесь не помогут, поэтому, забыв о рыцарской чести, сдались на милость победителей.