Пять восьмистиший 1 Ночь… в первый раз сказал же кто-то – ночь! Ночь, камень, снег… как первобытный гений. Тебе, последыш, это уж невмочь. Ты раб картинности и украшений. Найти слова, которых в мире нет, Быть безразличным к образу и краске, Чтоб вспыхнул белый, безначальный свет, А не фонарик на грошовом масле. 2 Нет, в юности не все ты разгадал. Шла за главой глава, за фразой фраза, И книгу жизни ты перелистал, Чуть-чуть дивясь бессмыслице рассказа. Благословенны ж будьте вечера, Когда с последними строками чтенья Все, все твердит – «пора, мой друг, пора», Но втайне обещает продолженье. 3 Окно, рассвет…Едва видны, как тени, Два стула, книги, полка на стене. Проснулся ль я? Иль неземной сирени Мне свежесть чудится еще во сне? Иль это сквозь могильную разлуку, Сквозь тускло-дымчатые облака, Мне тень твоя протягивает руку И улыбается издалека? 4 Что за жизнь! Никчемные затеи, Скука споров, скука вечеров. Только по ночам, и все яснее, Тихий, вкрадчивый, блаженный зов. Не ищи другого новоселья. Там найдешь ты истину и дом, Где пустует, где тоскует келья О забывчивом жильце своем. 5 «Понять-простить». Есть недоступность чуда, Есть мука, есть сомнение в ответ. Ночь, шепот, факел, поцелуй… Иуда. Нет имени темней. Прощенья нет. Но, может быть, в тоске о человеке, В смятеньи, в спешке все договорить Он миру завещал в ту ночь навеки Последний свой закон: «понять-простить». «Там солнца не будет… Мерцанье…» Там солнца не будет… Мерцанье Каких-то лучей во мгле, Последнее напоминанье О жизни и о земле. Там солнца не будет… Но что-то Заставит забыть о нем, Сначала полудремота, Полупробужденье потом. Там ждет нас в дали туманной Покой, мир, торжество, Там Вронский встретится с Анной, И Анна простит его. Последние примиренья, Последние разъясненья Судеб неведомых нам. Не знаю… как будто храм Немыслимо-совершенный, Где век начнется нетленный, Как знать? быть может, блаженный… ««Пора смириться, сэр». Чем дольше мы живем…»
Пора смириться, сэр А. Блок «Пора смириться, сэр». Чем дольше мы живем, Тем и дружить с поэзией труднее, Тем кажутся цветы ее беднее Под голубым беспечным ветерком. Наш ветер – северный. Он гнул дубы и ели, Он гулом отзывался вдалеке, Он замораживал на языке Слова, которые слететь хотели. На чужую тему Так бывает: ни сна, ни забвения, Тени близкие бродят во мгле, Спорь, не спорь, никакого сомнения, «Смерть и время царят на земле». Смерть и время. Добавим: страдание, …Ну, а к утру, без повода, вдруг, Счастьем горестным существования Тихо светится что-то вокруг. Памяти М. Ц Поговорить бы хоть теперь, Марина! При жизни не пришлось. Теперь вас нет. Но слышится мне голос лебединый, Как вестник торжества и вестник бед. При жизни не пришлось. Не я виною. Литература – приглашенье в ад, Куда я радостно ходил, не скрою, Откуда никому – путей назад. Не я виной. Как много в мире боли. Но ведь и вас я не виню ни в чем. Все – по случайности, все – по неволе. Как чудно жить. Как плохо мы живем. Мадригал Ирине Одоевцевой Ночами молодость мне помнится, Не спится… Третий час. И странно, в горестной бессоннице Я думаю о Вас. Хочу послать я розы Вам, Все – радость. Горя нет. Живете же в тумане розовом, Как в 18 лет. 1971 Проза Веселые кони 1 Война мало изменила жизнь Стебницких. Только Анна Николаевна стала еще больше и еще восторженнее говорить, появились в ее доме шарфы и кисеты, и иногда бывали собрания благотворительного кружка. Но так же, как и прежде, по субботам покупались у Балле пти-фуры, в приятном беспорядке расставлялась мебель и зажигалась низкая, тяжелая лампа, горничная в белой наколке разносила в маленьких чашках чай. Анна Николаевна давно мечтала устроить у себя салон, но удавалось это плохо. То ее гости садились за карты, – бридж или, что было уже совсем скверно, винт, – то разговор велся неподходящий, сбиваясь с высоких, волнующих тем на мелкие сплетни. Теперь помогла война. Карты были изгнаны решительно под тем предлогом, что грех теперь проигрывать деньги, которые можно отдать на раненых, и кроме того для салонных бесед нашлась великолепная и незаменимая тема. |
