«Да, да… я презираю нервы…» Да, да… я презираю нервы, Истерику, упреки, все. Наш мир – широкий, щедрый, верный, Как небеса, как бытие. Я презираю слезы, – слышишь? Бесчувственный я, так и знай! Скажи, что хочешь… тише, тише… Нет, имени не называй. Не называй его… а впрочем Все выдохлось за столько лет. Воспоминанья? Клочья, клочья. Надежды? Их и вовсе нет. Не бойся, я сильней другого, Что хочешь говори… да, да! Но только нет, не это слово Немыслимое: никогда. «Ну, вот и кончено теперь. Конец…» Ну, вот и кончено теперь. Конец. Как в мелодраме, грубо и уныло. А ведь из человеческих сердец Таких, мне кажется, немного было. Но что ему мерещилось? О чем Он вспоминал, поверя сну пустому? Как на большой дороге, под дождем, Под леденящим ветром, к дому, к дому. Ну, вот и дома. Узнаешь? Конец. Все ясно. Остановка, окончанье. А ведь из человеческих сердец… И это обманувшее сиянье! «За все, за все спасибо. За войну…» За все, за все спасибо. За войну, За революцию и за изгнанье. За равнодушно-светлую страну, Где мы теперь «влачим существованье». Нет доли сладостней – все потерять. Нет радостней судьбы – скитальцем стать, И никогда ты к небу не был ближе, Чем здесь, устав скучать, Устав дышать, Без сил, без денег, Без любви, В Париже… «Когда мы в Россию вернемся… о, Гамлет восточный…» Когда мы в Россию вернемся… о, Гамлет восточный, когда? — Пешком, по размытым дорогам, в стоградусные холода, Без всяких коней и триумфов, без всяких там кликов, пешком, Но только наверное знать бы, что вовремя мы добредем… Больница. Когда мы в Россию… колышется счастье в бреду, Как будто «Коль славен» играют в каком-то приморском саду, Как будто сквозь белые стены, в морозной предутренней мгле Колышатся тонкие свечи в морозном и спящем Кремле. Когда мы… довольно, довольно. Он болен, измучен и наг. Над нами трехцветным позором полощется нищенский флаг, И слишком здесь пахнет эфиром, и душно, и слишком тепло. Когда мы в Россию вернемся… но снегом ее замело. Пора собираться. Светает. Пора бы и двигаться в путь. Две медных монеты на веки. Скрещенные руки на грудь. «Что там было? Ширь закатов блеклых…»
Что там было? Ширь закатов блеклых, Золоченных шпилей легкий взлет, Ледяные розаны на стеклах, Лед на улицах и в душах лед. Разговоры будто бы в могилах, Тишина, которой не смутить… Десять лет прошло, и мы не в силах Этого ни вспомнить, ни забыть. Тысяча пройдет, не повторится, Не вернется это никогда. На земле была одна столица, Все другое – просто города. «Всю ночь слова перебираю…» Всю ночь слова перебираю, Найти ни слова не могу, В изнеможеньи засыпаю И вижу реку всю в снегу, Весь город наш, навек единый, Край неба бледно-райски-синий, И на деревьях райский иней… Друзья! Слабеет в сердце свет, А к Петербургу рифмы нет. «Когда успокоится город…» Когда успокоится город И смолкнет назойливый гам, Один выхожу я из дому, В двенадцать часов по ночам. Под черным, невидимым небом, По тонкому первому льду, Не встретив нигде человека, Не помня дороги, иду. И вижу широкую реку, И темную тень на коне, И то, что забыла Россия, Тогда вспоминается мне. Но спит непробудно столица, Не светит на небе луна. Не бьют барабаны. Из гроба Никто не встает. Тишина. Лишь с воем летя от залива И будто колебля гранит, Сухой и порывистый ветер Мне ноги снежком порошит. <1922> «Я не тебя любил, но солнце, свет…» Я не тебя любил, но солнце, свет, Но треск цикад, но голубое море. Я то любил, чего и следу нет В тебе. Я на немыслимом просторе Любил. Я солнечную благодать Любил. Что знаешь ты об этом? Что можешь рассказать Ветрам, просторам, молниям, кометам? Да, у меня кружилась голова От неба, от любви, от этой рощи Оливковой… Ну да, слова. Ну да, литература… Надо проще. Был сад во тьме, был ветерок с высот, Две-три звезды, – что ж не простого в этом? Был голос вдалеке: «Нет, только тот, Кто знал…» – мне одному ответом. И даже ночь с Чайковским заодно В своем безмолвии предвечном пела О том, что все обречено, О том, что нет ни для чего предела. «Нет, только тот…» Пойми, я не могу Ясней сказать, последним снам не вторя, Я отплываю, я на берегу Иного, не земного моря. Я не тебя любил. Но если там, Где все кончается, все возникает, Ты к новым мукам, новым небесам Покорно, медленно… нет, не бывает… Но если все-таки… не будет, ложь… От одного к другому воплощенью Ты предо мной когда-нибудь пройдешь Неузнаваемой, ужасной тенью, Из глубины веков я вскрикну: да! Чрез миллионы лет, но как сегодня, Как солнце вечности, о, навсегда, Всей жизнью и всей смертью – помню! |
