В. Ф I О, сердце, не бейся, не пой, Опять эти ночи со мной, И снова в пустое окно Смотрю я, – и мне все равно. Я помню: костры, облака, И вдруг под мехами рука Чуть тронула руку мою (Как милостыню подают) И только… И три долгих дня В испуганной памяти я Не счастье свое берегу, А снег и костры на снегу. II Все понимаю, все – одно сиянье Снег, облака, костров тяжелый свет, И дым на улицах. Что состраданье! Но и тебе, мой друг, прощенья нет. За тихий смех «я завтра уезжаю», И уезжай! – дорога-то легка — За утешения, за то, что знаю, Как нищая душа твоя жалка. III Четвертый раз над этой жизнью (Как солнце, утром в ноябре) Сияет свет, и дни проходят Чуть озаренные огнем. Не страшно и совсем не больно Смотреть в холодные глаза И говорить: «люблю навеки» И равнодушно забывать. Но, правда, вечерами страшно, Когда останешься один, Считать года и сердце слушать, Как тихо старится оно. 1917 «За стенами летят, ревут моторы…» За стенами летят, ревут моторы, Ложится снег и фонари горят, И хочется домой. Но, верно, скоро Погаснет свет и люди замолчат. В полупустом театре, чуть белея, У дымно-белых, как луна, ворот Стоит прозрачной тенью Саломея И с отвращеньем голову берет. И ей, в снегу холодном и в разлуке С халдейским небом, с голубой звездой, Что радости ей наши или муки, Иль сноба лондонского сон тупой? 1918 «Еще, еще немного краски синей…» Еще, еще немного краски синей Над ветками, где стонет соловей Фарфоровый, и в облаках пришей Луну печальную на парусине. Повеял ветер, и деревья гнутся, И никнут лилии, снегов белей… Ты кончил ли? Так позови людей, Пусть очаруются, пусть улыбнутся! 1916 1801 – Вы знаете, – это измена! Они обманули народ. Сказал бы, да слушают стены, Того и гляди донесет. Ах, нет! Эти шумные флаги, Вы слышите, этот набат Широкий… Гвардейцев к присяге Уже повели, говорят. Ведь это не тучи, а клочья Над освобожденной Невой… Царь Павел преставился ночью, Мне все рассказал часовой. Был весел, изволил откушать, С царицей шутил, – через час Его незлобивую душу Архангелы взяли от нас. Вы знаете, эти улики Пугают, – до самого дня Рыдания слышались, крики В окне голоса, беготня… Россия! Что будет с Россией! Как страшно нам жить, как темно! – Молчите. Мгновенья такие И вспомнить другим не дано. 1916 «Жизнь! Что мне надо от тебя, – не знаю…»
Жизнь! Что мне надо от тебя, – не знаю. Остыла грусть, младенчества удел. Но так скучать, как я теперь скучаю, Бог милосердный людям не велел. И если где-нибудь живет и дышит, Тот, кто навек назначен мне судьбой, Что ж не приходит он ко мне, не слышит Еще не ослабевший голос мой? Лишь два огромных, черных, тусклых глаза И два огромных, траурных крыла Тень бросили от синих гор Кавказа На жизнь мою и на мои дела. 1920 «Едва расслышу я два-три последних слова…» Едва расслышу я два-три последних слова, Едва взгляну на бледный лоб, И все, и навсегда, недвижно и сурово Под пеленою скроет гроб. И страшен оттого мне каждый час разлуки, И грустно день за днем встречать, И руки тянутся, беспомощные руки Блаженство наше удержать. 1921 ««Еще, еще минуточку…» «Еще, еще минуточку, Повремени, палач!» Поймали в сети уточку, Не вырвешься, – хоть плачь. Шумит толпа веселая, Сияют небеса. Стальная и тяжелая Над головой коса. Три быстрых взмаха молота, Минута… Отче наш! Что счастье, слава! Золото, — И купишь, и продашь. Но за пустой околицей, На чердаке, в глуши, Чиновник пьяный молится За упокой души, Семи царей возлюбленной, — Не помогли цари! — Семью грехами сгубленной Графини Дюбарри. 1918 |
