Или рок, кому как ближе.

— Научили, почему же, — процедил Веслав. — Научили плевать и на судьбу, и на законы, рано или поздно я найду средство, я разрублю этот узел, я знаю, я смогу, теперь, после того, как я изобрел…

Он замолчал так, будто ему зажали рот ладонью. Или он сам себе зажал, что наиболее вероятно. Йехар еще помолчал. Наверняка он сейчас в задумчивости тихонько постукивал клинком о ладонь.

— Вы ведь все равно не будете вместе, — сказал он вдруг так откровенно и просто, что я чуть не возненавидела его за эту простоту. — Так зачем?

Веслав молчал и дышал неровно, с присвистом. Потом через силу начал:

— Игнатский из Светлого Отдела — не самый сильный маг. Но эмоциональный фон он читать умеет. А есть и еще посильнее… хотя и этого не надо, у нее же душа нараспашку. И однажды утром, когда она проснется, у ее кровати уже будет стоять сборная солянка сил Канцелярии, которые сообщат веселенькую новость: знаешь, тут у нас Повелитель Тени объявился. И мы решили, что он не подпустит нас на расстояние удара, потому что… а, они же знают, я не подпущу. И тогда ей протянут артефакт, над которым проведены сотни обрядов, который заряжался тысячи лет для такого случая. И ты хочешь сказать — она не возьмет?

Йехар ничего не хотел сказать. Теперь я слышала его дыхание: шумное, с частыми перерывами, будто после бега. Казалось, могу различить еще и стук сердца, и мысли… Он думал о Далларе, которой он всадил в грудь кинжал, хотя любил ее гораздо больше жизни.

Больше своей — да. Но не больше чужих жизней, как выяснилось.

— Что изменится, если ты добьешься успеха? — наконец выдохнул рыцарь. — Или ты думаешь, что в этом случае она откажется…

— Она не откажется в обоих случаях. Просто во втором мучиться будет гораздо меньше.

Исключительное что-то. Он все решил за меня.

И зачем ему «Антиамур»? Если уж он так захотел «разрубить узел» — сделал бы мне предложение! Могу поспорить, в течение трех дней мы возненавидели бы друг друга и разбежались бы в разные стороны. А уж после этого я его прикончила бы прямо-таки с наслаждением (и с воплем: «ах, это я не умею готовить?!»)

Я слизнула соленую капельку с губ. Ну вот, и сарказм не спас.

А я-то думала, что понимаю, насколько не туда нас увела судьба…

— Ты говоришь о своем бытии Повелителем как о свершившемся факте, — слабо сказал наконец рыцарь. Но Веслав откликнулся еще тише:

— А ты разве не заметил?..

— Что?

— Ничего. А они, могу поспорить, уже поняли.

— Они? Что поняли? Веслав? Веслав?!

— Все-таки я зря отказался от Кодекса.

— Веслав?!

— Или, вернее, мне не нужно было вообще идти в алхимию.

— Вот с этим я согласен, — уже поспокойнее сказал рыцарь. — Если ты хотел избавиться от тьмы Повелителя — это было бесполезно. Пустота есть та же тьма, и мир, в котором мы оказались, показывает это как нельзя лучше…

— Поэтому они меня так легко и отпустили. Я думал, что тьму можно перекрасить в серый… обесцветить… уходил от нее, а шел к ней же. Вот они и отпустили меня так легко. Знали, что я вернусь.

Пора было убирать наушник совсем. И перестать слушать эту жуткую исповедь. Но меня так не вовремя парализовало от слов алхимика, что я продолжала стоять. И слушать тоже продолжала:

— Еще не поздно…

— Поздно, и ты сам это знаешь. Чтобы идти к свету, нужна вера — я убил ее в себе сам. Стремлением к чистому знанию. Или надежда на худой конец, так откуда ей взяться у алхимика?!

Они долго молчали. Я уже успела отмереть и с облегчением подумать: всё… Но Йехар заговорил опять:

— То, третье, ты не назвал.

— И не жди, не назову. Пусть уж будет как есть. Слушай, ты ведь не хуже меня знаешь, чем эта миссия кончится… принимай Поводыря. Я серьезно. Мне будет точно ни к чему, когда… короче, ты понял.

Что — ни к чему?! Что — когда?! Тео и Эдмус так и подхватились при виде моего выражения лица, я только руками замахала, в ушах зазвучал полный сомнения голос Йехара:

— Поводырем становится наиболее достойный из дружинников. Я бы сказал иначе: наиболее жертвенный… И уже с третьего нашего призыва я знал, что эта должность по праву твоя.

Веслав хмыкнул — наушник накрыл неожиданный шум помех. Сказал устало:

— Да не пори ты этой рыцарской чуши. Сам знаешь, в чем дело. Приказ Поводыря — все равно, что Приказ Наставника: повиноваться должен любой, кем бы он ни был. Закончил кочевряжиться?

Похоже, речь Йехара состояла почти из одних пауз. Заговорил он опять не сразу, зато теперь медленно и торжественно:

— Я приму это от тебя в обмен на одно условие. Понимаешь, моя память…

— Знаю уже, — хмыкнул алхимик, — держи.

Жаль, нельзя было увидеть, что именно он ему передал. Йехар после этого опять замолк (и это было задумчивое молчание), а Весл вроде как даже повеселел.

— Дела переделали, можно и закусить местной дрянью, — и в ухе у меня что-то надрывно хрустнуло, а потом голос алхимика заорал необычайно громко: — Что ты туда засунул, головотяп? Чуть зуб не сломал… крхкк… не подавился!

Я торопливо выхватила наушник из уха и повернулась к спириту с таким выражением лица, что он сразу обо всем догадался:

— Что, не надо было засовывать жучок в бутерброд, да?

— …кто это сделал… отравлю так, что… подслушивать… — доносился из наушника необычайно громкий голос Веслава. Теперь он время от времени прерывался помехами. — Только добраться…

Надо же, хорошие здесь жучки, еще работают. Правда, Йехара почти не слышно, зато алхимик в эфире и в своем репертуаре:

— Только узнаю, кто это сделал… хс-с-с… хреновы… п-п-пш-ш-ш… все мои яды…

Мы почти порадовались, что Веславу теперь трудновато ходить.

Костылей в этом мире не изготавливали. Принципиально: медицина была на очень хорошем уровне, переломы сращивали в момент, протезы изготавливали просто замечательные, но вот до повреждений от Ледяного Лезвия никто не додумался. Не числилось такое в местных списках болезней!

Поэтому за костыль взялся многоопытный Йехар, мотивируя эту тем, что за время своих скитаний научился всяческим ремеслам.

— Мясником, говорит, могу быть, — паясничал Эдмус на кухне, где мы ждали вестей от Ыгх. В последнее время универсальный морф опять наловчилась перемещаться, только в пределах этого мира. Но и не думала благодарить за это Тео, совсем даже наоборот. Каждая встреча архивариуса с универсальной морфиней начиналась воплем:

— А-а-а, так квагда уже я могу отсюда удрать?!

И этим же воплем заканчивалась: Тео навострился ретироваться почти мгновенно. Тренировки Виолы давали себя знать.

— Мясником? — я зевнула в сторону. Несмотря на все заверения Йехара насчет того, что Весл на меня не сердится, два этих дня я не спала и почти все время ревела. Чем довела почти всех аномалов. Стоило мне с моим хлюпающим носом и налитыми слезами глазами появиться в оживленном коридоре — коридор переставал быть оживленным. Только Шукка бегала за мной как привязанная, предлагала то носовой платок, то обняться — в общем, отрывалась за все годы «взрослости». Платки я брала, обнималась исправно, а вот высыпаться как-то забывала.

— И мясником, и поваром, и столяром, и плотником… — деловито начал перечислять Эдмус. — Нужно что-то построить? Всего лишь вызовите светлого рыцаря. Ах, да: золотарем он тоже…

— Мы надеемся, ты не нас имел в виду? — звучный голос рыцаря из-за спины заставил Эдмуса слегка присмиреть.

— Я? Кого? Просто один знакомый золотарь. А вы знаете, что отхожие места в моем городе устроены по принципу «нам все равно, кто внизу»?

Бо, которая полировала и без того безупречные ноготки, сморщила носик. Она мурлыкала про себя «Песню про семь венчаний», которая за время четвертой миссии успела нам всем порядком опротиветь:

Обручилось дитя небес со смертью

И шагнуло за ней с улыбкой…

А одна век найдет свой в цветах и травах —