У небольшой деревушки недалеко от Столицы в тот тёплый апрельский день собралась огромная толпа. Среди людей, пришедших сюда ради редкого зрелища, были не только местные жители, они составляли лишь малую часть всего этого столпотворения, большинство пришли из самой столицы, а некоторые были из других деревень, далёких и ближних. И все они стояли в тот день за деревушкой, ведь в ней просто не хватало место для такой толпы, ради одного единственного зрелища, которое по заявлениям знати, не повториться больше не когда. Казнь последнего дракона. Именно так назвали это «представление», хотя дракон был далеко не последним, и большинство из присутствующих это знало. Но такое громкое название лишь означало, что можно вздохнуть с облегчением и не бояться нападения этих животных, чьё огненное дыхание забрало не одну жизнь. Оставшиеся звери, если они и были, то уже не смели высовываться из своих укрытий или вообще сбежали подальше, повинуясь сильнейшему инстинкту, приказывающему немедленно спасать свою шкуру.

Дракона, виновника всего этого столпотворения, ещё не привезли. Толпа шумела. На постаменте, где и должна была происходить казнь, зевал палач. Конечно, из-за кожаной маски этого не видели зрители, но было заметно, как он запрокидывает голову и прикладывает руку к тому месту, где должен был быть рот, а затем опускает голову и снова скучает. Время от времени он всё же вставал с деревянного ящика, подходил к своему огромному топору с резным лезвием и ручкой, украшенной драгоценными камнями, и проверял его остроту пальцем. Удовлетворившись, палач садился обратно. Можно было догадаться, что он обычно не пользовался таким топором, весь пафос этого орудия убийства был лишь за тем, чтобы показать народу всё величие и историческую ценность этого события. Ходили слухи, что этот топор был специально выкован и украшен лучшими ювелирами для казни именно этого дракона. Но их опровергали другие, о том, что этот топор принадлежал одному из варваров, побеждённых кем-то из прошлых королей. Так или иначе, эта казнь не была похожа на казнь обычного осуждённого на смерть, к которым в той стране все уже привыкли.

— Едут! — крикнул кто-то.

— Где?! Где?! Точно едут?! И точно едут! Скорее! — подхватила толпа.

Палач, до этого скучавшего в одиночестве на постаменте, выпрямился и поднял подбородок.

Подъехала повозка, запряжённая четырьмя лошадьми, настолько красивыми и грациозными, что казалось, они до этого возили не повозки, а знатных особ. В клетке на повозке лежал чёрный дракон. Казалось, зверь уже смирился со своей участью и даже не пытался сопротивляться.

Через прутья клетки воины, приехавшие вместе с осуждённым, умело накинули на него верёвки так, чтобы не задушить животное и дать ему возможность идти самому, но настолько затруднить его движения, чтобы он никак не смог бы сбежать. Когда открыли клетку, дракон послушно без какой-либо команды или толка встал и сошёл на землю настолько быстро, насколько позволяли ему верёвки. Воины переговорились на понятном только им языке и повели дракона не на постамент, а решили показать его толпе, сделав круг почёта. Лошади, увидев этого зверя так близко, заржали и встали на задние копыта, хоть дракон был намного меньше их и не имел возможности напасть. Люди смеялись над зверем, кидали в него тухлые овощи, показывали пальцами, откровенно смеялись над ним, а он терпел всё, казалось, он сам хотел побыстрее умереть, поэтому не сопротивлялся, чтобы казнь не оттянули, дабы показать то, что сорвал бы зверь, попытавшись поспорить с людьми.

Если бы это наблюдал чужеземец, он бы не понял, почему такого неприметного зверя, казнили именно так. Конечно, гость бы прочитал или кто-то ему бы рассказал, что драконы были долгое время худшим кошмаром этих земель. Но глядя на это животное, нельзя было сказать, что оно может быть страшнее обычного волка. Дракон представлял собой существо чуть ниже полутора метра, стоя за четырёх лапах, на две эти звери становились очень редко. Внешне он очень напоминал огромную ящерицу с очень толстыми мощными лапами и блестящей чёрной чешуёй. У драконов были и крылья, но ими звери пользовались редко, наверное, потому что, когда и так есть четыре лапы, летать не очень-то удобно. Это не так страшно для человека, основная опасность драконов была в том, что эти звери были необычайно сильны для своего размера и могли разрушать кирпичные стены ударом лапы, а их пламя сожгло больше народу, чем унесла прошлая война. Вот почему народ так радовался, когда объявили о казни «последнего» дракона.

А тем временем осуждённого завели к палачу, положили голову зверя на плаху и затянули верёвки так, чтобы он не мог выпрямиться. Публика затихла. А между тем зачитывался приговор.

— … посему за преступления своих сородичей и собственное существование этот дракон приговаривается к смертной казни. Приведите второго осуждённого, — чтец кивнул стражникам. Они забрались в клетку, в которой прибыл дракой, и вывели оттуда невысокого худого мужчину в очках со связанными руками. Странно, что человек ехал на свою казнь вместе с животным. — Этот человек, Вельгельм Ниссон, в прошлом придворный учёный Его Величества, виновен в распространении ереси о том, что драконы не опасны, что эти животные обладают человеческим разумом, — тем временем Вельгельма уже возвели на эшафот. — Что Вы можете сказать в своё оправдание?

— Все драконы когда-то были людьми. Они думают и чувствуют так же, как мы, они всё понимаю, они…

— Достаточно! — прервал его чтец. — Прошу…

Он не успел договорить. В шуме толпы отчётливо стал слышаться один голос. Какая-то девочка кричала:

— Папа! Отпустите папу!

Толпа расступилась, попуская её к постаменту. Девочке было примерно лет десять, она ещё до конца не понимала, что происходит.

— Твой папа осуждён и с этим ничего нельзя сделать, — без эмоций заявил чтец. — Теперь прошу привести…

— Стойте! — завопила девочка в слезах. — Не надо!

— Достаточно, уберите её, — чтец махнул стражникам, стоящим по обе стороны от эшафота и не принимающим участие в ведении осуждённых.

Один мужчина подошёл к девочке и, взяв её за предплечье, попытался отвести в сторону сначала легонько, затем применяя силу. Конечно, малышка сопротивлялась, пока дракон что-то тихонько не прорычал.

— Мама, — пошептала девочка. — Неужели ты стала такой из-за меня? Прости, мама! Прости! Я не хотела!

— Она не ведает, что говорит. Оттащите её немедленно! — в гневе кричал чтец.

Стражник быстро схватил ребёнка в охапку и поволок куда-то.

— Нет, мама! Помоги мне!

Точно после этих слов дракон взбушевался. Никакие верёвки уже не могли удержать зверя. Он бросился к тому воину, который держал девочку, и одним ударом лапы прикончил его.

— Мама, — освобождённая девочка крепко обняла дракона за шею. Зверь осторожно обнял её правой передней лапой в ответ. — Да, мама, я буду сильной, я буду смелой, но не оставляй меня, — плакала малышка.

Её отец просто с грустью смотрел на это с постамента, но уже ничего не произнёс.

— Да она ведьма! — закричал кто-то в толпе. — Эта девочка ведьма!

— Дьявольский ребёнок! — подхватили другие. — Хватайте ведьму!

Дракон с опаской осмотрелся и что-то прорычал девочке. Она отстранилась, в её глазах читался ужас.

— Мама…

Тут на зверя накинули верёвки, он взвыл. От этого звука оцепеневшая от страха девочка сорвалась с места и бросилась прочь от эшафота, от толпы, от дракона.

За малышкой бросились три воина. Лес был очень близко, через минуту все трое скрылись за деревьями.

Чтец стёр пот со лба и произнёс наконец фразу, которую до этого не давали ему сказать:

— Прошу привести приговор в исполнение.

После этих слов, он скрутил свой пергамент и спустился с постамента. Тем временем крепкие воины вернули голову дракона на место. Взметнулся резной топор — и покатилась голова зверя. Её поднял один из воинов и отнёс в повозку, так велел король, который, кстати, не приехал на это представление. Поговаривали, что он хотел присутствовать, но его жена родила наследника. Чрез минуту полетела и голова человека. Её уже не стали подбирать, а просто оставили дворовым вечно голодным и от этого злым собакам, как и безголовую тушу дракона.