— Нет. Я просто люблю детей. Вдруг из них вырастет что-нибудь путное.

— Ты добрый, — сказал дядя, — Хорошее качество — и жалко, что бесполезное в наше время.

Они вошли в просторный полутёмный холл, где полагалось ожидать аудиенции. Ладислав узнал это место — он уже бывал здесь. Высокие, сумеречные своды сходились над головой, а колонны покрывали медные узоры — стилизованные виноградные листья.

Кроме них, в зале было ещё трое. Когда дядя и племянник вошли, они двинулись к ним навстречу.

Ашул, конюший, отвечал за обычных королевских коней. Эта должность давно стала придворной, так что этот маленький и ловкий человечек совсем не походил на лихого наездника. Скорее, он был похож на крышу.

Рядом с ним ступал чуть полный человек в красном офицерском мундире, и аккуратно подстриженной русой бородой.

Ладислав не знал этого военачальника. Похоже, он выдвинулся недавно.

— Что? — спросил дядя Ронислав. Он не собирался тратить время на ритуальные приветствия.

— Его всё ещё не нашли, — ответил бородатый.

— Но в замке его нет, — отозвался Ронислав, — и в городе нет. Допрашивали слуг?

— Ничего не знают. Лакей, кучер и двое из стражи могут что-то знать, но уехали с ним.

— Получается, его кто-то предупредил… Кто-то из нас.

— А может, оно и к лучшему, — заявил крысоподобный Ашул, — Пришлось бы его осаждать. А в городе и так беда. Когда мне сказали про зелёных детей — я не поверил. Уже и до нас добрались! Надеюсь, он бежал рекой и они его съели.

— Не надейся, — процедил Ронислав, — На этого человека нельзя надеяться.

Тем временем Ладислав подошёл к пастору. Юный барон Томирский не знал этого человека. Но раз служитель Новых Богов оказался в этом месте в это время — его власть была велика.

И с делом, которое было у Ладислава, идти нужно было именно к нему.

— Для меня большая честь видеть молодой барона Томирского, — пастор заговорил, не дожидаясь приветствия, — Наслышан о тебе и твоих подданных. Ты привечаешь страдавших, защищаешь обездоленных и предан Новым Богам — а это многого стоит.

— Главного обо мне вы не знаете. А если бы знали — но не хвалили.

— В моём возрасте знаешь о людях почти всё. Особенно то, что они скрывают. У всех людей есть пороки, — и почти у всех они не особенно велики. Ты хотел намекнуть, что у тебя есть любовница?

Ладислав пожевал губами и, наконец, решил, что стыдиться тут нечего.

— Была. К сожалению, уже была…

— Это не страшно. Ты встретишь новую. В твоём положении…

— Не важно, что будет потом.

— Значит, твоя тайна с тобой… Ты нашёл утешение в вине?

— Нет.

— В дурмане?

— Нет.

(Интересно, кем он работал, пока не пошёл в пасторы. Наверное, дознавателем..)

— В объятиях любовника? — осведомился пастор всё тем же невозмутимым тоном.

— НЕТ!

(Когда это закончится?)

— Так что же тебя может беспокоить?

— Я отрубил человеку голову.

— С таким происхождением, как у тебя, — немного торжественно произнёс пастор, — и в такие времена, что наступают, ты можешь не волноваться. Тебе придётся это проделать ещё не раз.

— Он был монахом. Вашим монахом. Говорил, что служит новым богам. Я расследовал и установил — он служил злу.

Кажется, Ладиславу удалось его удивить. Тусклые, сонные глаза пастора вспыхнули

— Нашей церкви приходится мириться с тем, что мы лишены тех прав, что даёт поклонение Старым Богам. Жрецов Старых Богов может судить только коллегия, а пастор для закона — простой человек подлого сословия, бродячий коробейник, торговец благодатью вразнос. Истина и благочестие — наша единственная защита.

— Мне это известно. Я воспитан в вере Новых Богов, не забывайте.

— И отрубил ему голову?

— Да.

— Почему ты решил, что он виновен? Ведь у тебя же нет опыта в следственных делах.

(Зато у тебя есть, старый паук)

— У меня были на это основания. И он стоял на моей земле. Милон, покажи.

Оруженосец осторожно развернул плащ, так, чтобы лицо Сибби выглянуло из запёкшейся крови, что покрывало внутренности плаща.

Перемазанная кровью голова была как живая. На губах застыла презрительная усмешка. Даже после смерти проклятый Сибби собирался кого-то обмануть.

— Вы прямо из Томира её везли, чтобы нам показать? — спросил пастор. Он тяжело дышал, но голос сохранил невозмутимость. Похоже, этому человеку приходилось хоронить — причём ещё до того, как он принял свой сан.

— Нет. Мы казнили его прямо здесь, в столице, — ответил Сибби.

— Я не знал, что ты тайком захватил столицу. Или ты не знаешь, кто имеет право здесь судить и казнить.

— Мне не потребовалось захватывать столицу. Обвиняемый стоял на моём плаще, с вышитым гербом. Этого достаточно для присяги и заключения брака. Значит, достаточно для суда и казни.

Теперь пастор удивился всерьёз. Под морщинами лица на мгновение проступило его прежнее лицо — лицо судебного чиновника.

— Ты знаешь, сколько столетий у нас в королевстве никто не ссылался на право земли? — наконец, спросил он.

— Не знаю, — ответил Ладислав, — Но рад, что возродил этот любопытный обычай. Нам есть, чему поучиться у древних.

И юноша усмехнулся.

48. Милон, оруженосец барона Томирского

Они отправились в зал Королевского Совета. Круглый, с белыми колоннами на фоне алых стен и озарённый матово-белыми шарами — их заказали в священных городах и везли морем в специальных ящиках, обложенные морским песком. На лаково-чёрном потолке сплетались золотые драконы со знамён Старой Династии.

Как же здесь здорово! Глядишь, сегодня и в тронный зал занесёт. Хотя… что там интересного? Трон всё равно пустой стоит.

Милон не имел права присутствовать на государственном совете. Но никто не рискнул остановить оруженосца барона, пусть это был и барон Томирский.

Вон, к примеру, граф Алоритский привёл с собой четырёх слуг, и у каждого по дубине, чтобы аргументы были весомей. Вот ещё вельможи с таким же эскортом — их Милон раньше не видел и потому не узнавал.

Мест хватило всем, и даже остались свободные. Тот смешной шаркающий старичок, что отвечал на церемонии, либо прятался, либо сбежал, так что каждый садился, куда хотел и очень скоро все разбились на кучи. Прямо как дети, когда приезжают из дальних деревень на осеннюю ярмарку!

Служители богов тоже сели порознь. Те, кто служил Прежним, в пышных, разноцветных облачениях с кистями, сели у подножья трона. У каждого с шее свисал на посеребрённом кулон с зодиакальным представлением того божества, кому он служил и кто оказывал ему покровительство. Милон, хоть и был воспитан в поклонении Новым Богам, опознал все эти значки. А служители Новых, Бога и Богини, в простых чёрных рясах, сели чуть поодаль. Так, чтобы между ними было пространство, но никто не мешал спору. Обе группки переговаривались и косились на конку

Милон не знал, о чём они разговаривают. Но было ясно — при новом короле они окончательно рассорятся и будут требовать запретить конкурентов. От этого предчувствия было и жутко, и весело.

И одно хорошо. Про отрубленную голову Сибби все так и забыли. Тело до сих пор лежит и разлагается, пока они в королевском совете обсуждают что-то без короля. Её даже не заспиртуют, он недостаточно великий преступник для этого. А значит, отныне любить головы негодяям — можно!

— Чего мы ждём? — спросил Ладислав своего дядю. Тот сидел рядом, как всегда, погружёный в свои мысли.

— Нового короля. Это очень важно.

— И его приходится ждать, как начало представляния в цирке?

— Не сравнивай. Это тебе не цирк. Это политика!

— Кто это будет.

— Если двоюродный не откажется — их будет два.

Ладислав пожевал губами, а потом спросил.

— И воевать будут.

— Видимо, да.

— А когда сговаривались, об этом думали?

— Когда сговаривались, двоюродный не возражал. А теперь — передумал. Сам знаешь, как бывает.

— Но вас беспокоит не это.

— С чего ты взял.