— Благодарю вас. Мы постараемся вас не стеснять. Погостим всего лишь одну ночь. Переночуем и двинемся дальше.

— Живите столько, сколько вам угодно. И я бы советовал дождаться хозяина. Он вернётся с победой, пировать будем. А эта прекрасная дама — ваша супруга? Если так, мы можем вам в одной комнате постелить.

Ладислав уже открыл рот, но не успел ничего сказать.

— Я ему не жена, — произнесла Гервёр, — мы просто путешествуем вместе. Но спать мы будем в одной комнате. И в одной кровати.

— Но… почему? — конюший нахмурился. Такие распоряжения были ему непривычны.

— Ты не спрашивай, — всё тем же тоном изрекла Гервёр, — а исполняй.

27. Квендульф, невольник

После недели на вёслах жизнь казалась горькой, как морская вода. Небо стало глубоким и бесконечно далёким, на берегах теперь тянулась выжженая степь с редкими. Жаркий, как в бане, воздух драл лёгкие на каждом вдохе.

Сил, чтобы говорить, уже не было. Даже чтобы думать сил не было. В прежние дни Квендульф и не подозревал, как много нужно сил, чтобы думать. Его хватало ровно на одну мысль:

Мы попали в беду. Мы попали в беду, а выхода нет.

Он додумал эту мысль до конца, впился в весло, потянул его на себя. По вискам побежали ручейки пота. Когда солёный поток иссяк, Квендульф разлепил глаза и впервые в жизни увидел Священный Город.

Прямо по курсу была дельта реки, широкая и заболоченная. Там вырос целый лес из высокого серебристого тростника, и болотные куропатки шмыгали среди его стеблей. А дальше, на пригорке, сверкали белоснежные стены, покачивались зелёные кроны финиковых пальм и устремлялась в небо огромная ступенчатая пирамида, обложенная бирюзовыми изразцами.

Пахло тяжёлой болотной водой. Квендульф представил, каково будет грести в этой жиже и ему сразу стало худо.

Но бывший мятежник продолжал грести. Он уже усвоил, что его самочувствие никого не волнует.

Лодка свернула прямо в камыши. Теперь серебряная стена была справа и слева, и звонкие стебли кружили вокруг лодки, словно в галлюциногеном хороводе.

Предчувствие не обмануло Квендульфа — грести стало тяжелей. Они шли теперь против течения, это непросто даже в сонной заболоченной дельте. И сама вода здесь была другая — мутная от ила, почти коричневая.

Между шелестящими стенами тростников шебуршала опасная живность. Иногда он замечал в воде блестящую чёрную змею. Мохнатые чёрные стрекозы, удивительно мерзкие на вид, были повсюду. Квендульфа передёрнуло от одной мысли, что такая может сесть ему на руку.

А внизу, прямо в воде, покачивались огромные цветки тошнотворно-красного цвета. Казалось, что они вырезаны из человеческой плоти — и ещё не успели остыть…

Квендульф тащил весло на себя и готовился увидеть священный город — первый в своей жизни. После такого можно начинать планировать побег — или просто лечь и сдохнуть.

Показался причал. Теперь Квендульф разглядел, что город не так и велик, особенно по сравнению со столицей. Так, шесть или восемь кварталов и городская стена.

Город стоял на холме, по-прежнему опалово-белый и недоступный. Широкая, в две колеи, дорога спускалась к причалу, а рядом, на берегу, столпились домики из обмазанного глиной тростника. В этой импровизированной деревне жили те, кто кормился с причала.

Бросили канат, причалили. Поднялись, и начали выходить. Кормёжки в этот раз не было. Значит, кормить должен новый хозяин, — или кто их ещё ждёт.

Квендульф посмотрел на галеру. Теперь она была похожа на выеденную шкурку и казалось очень тесной..

— А кто обратно её повезёт? — спросил Квендульф.

— Никто. Зачем она нужна? — отозвался Миасфер. Он, конечно, тоже был вымотан. Но путешествие перенёс легче. Неужели оно у него — не первое?

— На ней по морю ходить можно.

— …Если найдёшь кого-то, кто согласится грести.

— А как же офицеры?..

— На попутный корабль сядут… Когда из борделя вылезут.

— Но тут, на галере, лавки останутся, дерево.

— Рабы в наше время дороже, чем дерево.

Квендульф опять вспомнил барку с мертвецами. И в который раз почувствовал тошноту.

Видимо, дело было в мече. Когда под рукой есть оружие, почти всё переносится легче. А сейчас вместо меча были цепи. В цепях даже просто жить тяжело, а тут ещё такое.

Чтобы отвлечься, он снова посмотрел на город. И был первым, кто увидел, что по пирсу кто-то идёт.

Человек был в серой рясе служителя Новых Богов. Похоже, пастор, или даже пастор-монах. Необычным был только его внешний вид — вытянутая голова, похожая на фасолины, смуглое лицо, миндалевидный разрез карих, как речная вода, глаз. Руки были сложены на груди и можно было разглядеть, что пальцы и кисти рук тоже смуглые.

Он просто из местных, — подумал Квендульф, — те, кто здесь живёт — они все такие.

Чуть дальше, на дороге из города, он разглядел других людей. Шестеро смуглых людей с глиняными табличками на груди тащили паланкин. Судя по тому, как этот паланкин болтало, внутри было что-то тяжёлое и неудобное, как арбуз. На опущенных занавесях вышит знак — бычья голова с пылающими рогами.

Наблюдать за паланкином было интересно. Но священник подошёл раньше.

Интересно, он и есть покупатель?

Увы, нет.

— Приветствую вас, — заговорил он на их языке, не очень правильно, — Вы в беде. Вы в рабстве. Вас скоро продадут. Я пришёл, чтобы предложить вам последнюю помощь, которую вы получите..

Неужели еду будет раздавать? Квендульф слышал, что в храмах Новых Богов такое бывает. Соседи иногда ходили, чтобы не ужинать.

Квендульф никогда не ходил. Он был слишком горд для этого. Кровь его отца, человека, при всех недостатках, военного сословия, не пускала. Или, точнее, кровь предков отца. Потому что из отца не военный, а недоразумение.

Но сейчас он был так устал и измотан, что не смог бы отказаться. Ему просто не хватало сил, чтобы оставаться гордым и независимым.

Но чтобы откусывать и жевать, сил не было тоже. Он мог только стоять и покачиваться, как плохо вкопанный столб.

— Прежде чем погрузиться в пучину рабства — примите веру в Новых Богов! Примите искупление! Примите Бога и его супругу, что не имеют формы и потому объемлют всё, что не имеют избранных и потому открыты для каждого! Прежде, чем вас утащит в пропасть — задумайтесь о последнем, небесном обете, после которого вы будете падать всё равно, что в небо. Есть ли среди вас те, кто уже принял новую веру? Радуйтесь! Можете не подавать знака, просто радуйтесь, потому что сколько бы вас не мучали за эту короткую жизнь, вас ждёт прекрасная удел в угодьях вечности

Офицеры переглянулись. Они не знали, что делать.

Но в партии нашёлся человек, который знал.

Миасфер выступил вперёд, насмешливо вскинув подбородок. Проснувшийся полуденный ветерок перебирал его отросшую рыжую бороду, а в голубых глазах горела колючая насмешка.

— Мы слишком голодные для твоей проповеди, — заявил он, — Иди в город, сытых людей на правильный путь выводит и на нужное место ставь. Или боишься, что они сами тебя на кол усадят?

— Следи за языком! И знай — я не страшусь гонений! Что могут люди против Истины?

— Люди вообще мало что в этой жизни могут, — согласился Миасфер, — Особенно, если это люди простые, не цари какие-нибудь. Но в священных городах живут Старые Боги. И вот они — могут многое. Или ты сам не отсюда? Не видел, что они могут?

— Ты почитаешь Старых Богов намного больше, чем они того заслуживают. Учись не поклоняться бездумно. Учись думать, кому служишь.

— Я уже пытался служить кому надо, а не кому положено, — ответил Миасфер, — И видишь — теперь я в цепях! Мы все в цепях!

— В цепях вы сегодня, а небо ждёт вас всегда и до самого конца вечности. Оно ждёт каждого, кто примет учение Новых Богов!

— Я уже их принял! — рявкнул Миасфер. — В одном северном городе, много лет назад. А теперь — проваливай в своё болото!