Мы не станем описывать в подробностях боевые успехи доблестного воинства во главе с Ярмухаметом по поимке опасного преступника. Скажем лишь, что ловкость, мужество и личная отвага трех мушкетеров привели к желанной победе. Как преступница ни брыкалась, как отчаянно ни лягалась, как ни бодалась — и ногами, и рогами, — ей пришлось сдаться на милость победителям.

Если бы речь шла об обыкновенной корове со скромной, стандартной биографией, мы бы, во-первых, не уделили ей столько внимания, а во-вторых, честно признаемся, не поверили бы в то, что корова могла слизать показатели. Последнее обстоятельство вызывает вполне понятные сомнения. Ни в каких научных трудах, ни в какой специальной литературе нет прямых указаний на то, что в коровий рацион входит мел.

Но надо отметить, что корова, уличенная в слизывании показателей, была, так сказать, корова с богатым прошлым. История ее мытарств, блужданий могла бы дать писателю-анималисту богатый материал для большого производственно-бытового романа.

В далекие времена, на заре туманной юности, эта корова числилась в стаде колхоза «Светлый путь».

Будучи зампредрайисполкома, Ибраханов добился ее выбраковки: ее уступили ему за полцены. К сожалению, в доме Ибрахана ей не создали надлежащих условий, и она резко снизила надой молока. Это не помешало Ибрахану сбагрить корову в другой колхоз, содрав за нее втридорога. О махинациях Ибрахана с коровой каким-то образом стало известно в райкоме, ему влепили строгача. Но и в другом колхозе к корове не отнеслись по-человечески, она фактически была беспризорной, ее морили голодом. И вот тогда-то, как гласит легенда, корова по кличке «Айранбикэ» впервые согрешила: позарилась на клочок чужого сена. За это жена бригадира, кормившая свою собственную корову сладким колхозным сеном, огрела ее палкой по спине. Доведенная голодом до отчаяния, Айранбикэ жадно набросилась на изображенные на колхозной Доске показателей свеклу, картофель, кукурузу. Но увы, рисунки не утолили голода. Правда, рядом с рисунками были начертаны мелом какие-то цифры и кружочки — проценты. Хотите — верьте, хотите — нет, а корова с аппетитом слизала всю эту цифирию. Отощавшую, полуживую, ее отвели на пункт «Заготскота». Здесь ее обнаружила Минникунслу. Доброе женское сердце сжалилось над животным, и она выкупила Айранбикэ.

Почему теперь, находясь уже на попечении сердобольной и чуткой Минникунслу, корова снова пошла на преступление, остается неразрешенной загадкой. Мы не допускаем и мысли, что Айранбикэ сейчас плохо живется. Объяснить мотивы преступления мы не в силах: оставим это для будущей диссертации ветеринаров — тех, кто изучает аномалии в поведении животных. Нам же в данном случае важно констатировать любопытный, мы бы сказали, редкий в животном мире факт.

Минникунслу за плохой надзор за коровой оштрафовали, что вызвало, естественно, бурною реакцию с ее стороны.

— Чтоб у тебя вымя высохло! — проклинала свою подопечную хозяйка. — Я тебя от ножа мясника спасла, а ты позоришь меня на весь поселок. — Айранбикэ не поняла критических высказываний хозяйки, но покорно последовала за ней в поселок. История о том, как корова слизала цифры с Доски показателей, долго служила темой разговоров досужих кумушек. Вместе с тем она, эта необычная история, невольно привлекла внимание работников комбината к Доске показателей и к тому, что на этой Доске изображалось…

Между тем горы скалок и топорищ росли буквально не по дням, а по часам, они заполнили заводской двор, склады. Пора было подумать о реализации готовой продукции.

— Сколько процентов?! Подумать только! А? Красота какая! Скалки словно жемчуг! — восхищался Булат.

На это следовала отрезвляющая реплика Ибрахана:

— Красота нужна в картинной галерее, а нам требуется рентабельность. Каждый рубль должен давать доход. Вот когда эта красота принесет доход, тогда я буду ею любоваться… Так нас учили на курсах политэкономии.

— Сбудем! Чего волнуетесь? Справка торга у нас в кармане, — самодовольно воскликнул Булат. — А какой заряд дали эти маленькие скалки всему комбинату! Этого никто отрицать не станет.

— Я и не отрицаю! Азарт был! Не спорю! Только смотри правде в глаза, зятек! — поучал Ибрахан Булата. — Увлекшись скалками и топорищами, упустили качество остальной продукции.

Ибрахан не уточнял, какая продукция имелась в виду. Но Булат отлично понимал, в чей огород этот камушек… Увлекшись скалками и топорищами, допустили брак при изготовлении мебели и кирпича. И за качество кирпича тоже нес ответственность Булат. Дело в том, что он, заменяя ушедшего в отпуск Альмухаметова, неведомо откуда выкопал какие-то данные, позволяющие вести ускоренный обжиг кирпича — вместо восьми часов за шесть. Из такого кирпича стали воздвигать на видном месте городскую водокачку. Альмухаметов по возвращении из отпуска не замедлил скомпрометировать нововведение Булата. В свою очередь Булат не остался в долгу и походя очернил Альмухаметова в глазах Ибрахана.

— Комбинат мог бы давать кирпич в больших количествах, да этот демагог Альмухаметов ставит палки в колеса и тормозит.

— Очень просто, охаивает почем зря кирпич ускоренного обжига. Мы, говорит, выпускаем не кирпич, а полусырец. Вот, говорит, обрушится какой-нибудь объект, зададут Ибрахану перца, не усидит на месте. И вообще у вашего, сказал, Ибрахана чего-то не хватает…

Лицо Ибрахана от сдерживаемого гнева мгновенно покрылось темно-бурыми пятнами.

— Я покажу ему, у кого не хватает…

Что именно он собирался предпринять, он и сам еще не знал. Но жажда мести обуяла его… Желая как-то разрядиться, Ибрахан переключился на другую тему:

— Что же это машин до сих пор нет?

— Начальник автохозяйства, — успокоил Булат, — обещал к полудню.

К ним подошел Акоп, одетый по-дорожному, с отросшей щетиной. Он собирался в дальнюю поездку и решил за время командировки отрастить бороду.

— Документы все захватили, Акоп Галибекович? — поинтересовался Ибрахан. Он отправлял Акопа в Стерлитамак с ответственным поручением — реализовать топорища. А если выражаться образно, Акоп ехал с миссией доброй воли, чтобы выручить попавших в беду жителей Стерлитамака, терпящих острую нужду в топорищах.

— Все в полном порядке! Ни один ревизор не придерется, — успокоил Акоп Ибрахана.

Комбинат попытался было реализовать топорища на месте, но магазин «Хозтовары» поскупился и приобрел всего пятьдесят штук. Что же делать с остальными? Письмо, отправленное в свое время в Стерлитамак, осталось почему-то без ответа, хотя к нему была приложена вырезка из республиканской газеты «Почему в Стерлитамаке нет в продаже топорищ?».

И вот теперь Акоп во главе автоколонны из семи грузовиков с топорищами отправляется в ответственный рейс с твердым наказом вернуться только со щитом и с туго набитым кошельком.

Погрузкой экспортной продукции руководил лично Булат. Кузова машин покрыли брезентом, дабы топорища не утратили в дороге своего отличного товарного вида и не пострадали от дождя и пыли. На передней машине над смотровым стеклом вывесили красочный транспарант: «ГАИ! Дай зеленую улицу! Важный госгруз!» А на борту последней, замыкавшей колонну машины Булат собственноручно начертал мелом: «Не уверен — не обгоняй!»

Ибрахан еще раз проверил документы Акопа и еще раз наказал:

— Звони каждый день! Не продашь в Стерлитамаке, гони в Салават, это рядом. Долго не колеси! Сам знаешь, с каким трудом добились мы этих автомашин…

Прощание было торжественно-грустным. Тучный Факай не скрывал, как горестно ему расставаться со своим дружком. Большим белым платком вытирал он слезы, невольно брызнувшие из глаз. Прощался с Акопом, будто расставались они навсегда.

— Чует мое сердце, что я тебя больше не увижу. На тебе, Акоп, мой платок, будешь махать, пока не скроешься из виду. — Поцеловал щетинистую щеку Акопа и еще пуще расплакался.

— Сводка погоды обещала сухо, а ты нагоняешь сырость! Нечего распускать нюни! — отрезал Булат.