— Скалки — то другое… Красивая мебель — это произведение искусства!

На какую-то долю секунды Ибрахану снова показалось подозрительной активность Булата. Не мешало на всякий случай застраховать себя от возможной неприятной оказии, и он предложил поехать в Уфу вдвоем — Булату и Факаю:

— Вы вдвоем заварили кашу, вдвоем ее и расхлебывайте… А деньги, так и быть, я сам вам одолжу… Но зарубите себе на носу — выручаю в последний раз. На мою доброту больше не рассчитывайте! Точка!..

Через два дня из Уфы в Яшкалу прибыли пять гарнитуров импортной мебели. Правда, смутные слухи об этой покупке все же дошли до Яшкалы. Им не поверили. Они выглядели слишком нелепо и неправдоподобно.

Вопреки опасениям Ибрахана, Булат не сбежал. Ему не было никакого резона бежать из Яшкалы: где в другом месте, при каком другом начальнике ему работалось бы так хорошо и жилось бы так привольно, как у Ибрахана!

Мебельная эпопея завершилась, ко всеобщему удовольствию — и «нужных» людей, и руководителей промкомбината, — благополучно. Как говорится, без сучка и задоринки. Вот только с возвращенной второсортной мебелью вышла заминка: если не в столе, то в диване, если не в диване, то в стульях невооруженным глазом легко обнаруживались и сучки и задоринки. Даже подкраска, полировка, лакировка не помогли… Покупатели жаловались, а им в ответ продавцы твердили:

— Вы видели, что покупали…

Покупатели не успокаивались и жаловались в высшие инстанции…

Ибрахан уже приобрел иммунитет к жалобам, они его не трогали, как в былые времена: на всякую жалобу, как бы она ни была серьезна, при желании можно найти отговорку, пока, конечно, жалоба не становилась предметом обсуждения в комитете народного контроля или у самого Аксакала. Там уж не оправдаться… Но пока что, слава богу, жалобы путешествовали в пределах внутриведомственных инстанций, и у Ибрахана не было оснований тревожиться: он приободрился, повеселел, словно сбросил с плеч тысячетонный груз…

— Теперь мне и к самому Салахи Салахиевичу не стыдно идти на прием…

У операции по укрощению и задабриванию так называемых «нужных людей» оказалось непредвиденное продолжение с неприятными для Факая последствиями.

Произошло это в ночное дежурство Ярмухамета на складском дворе. Под утро, когда все складывалось так, что начальник охраны с полным основанием мог отрапортовать начальству: «Полный порядок! Никаких ЧП!» — вдруг откуда ни возьмись послышался подозрительный шум. Ярмухамет — ружье наперевес и осторожно, на цыпочках, ступил несколько шагов: какой-то злоумышленник возился у штабелей штакетников…

— Стой! Стрелять буду! — крикнул бдительный Ярмухамет.

— Не дури! — послышалось в ответ.

— Брось доску! — Ярмухамет для острастки пальнул в воздух. Вор, не выпуская из рук доски, кинулся навстречу Ярмухамету, желая, видимо, его обезоружить. Ярмухамет в порядке самообороны выстрелил в злоумышленника. Благо, ружье было заряжено не порохом, а солью, обыкновенной столовой солью, но боль в ноге, куда угодила пуля с солью, была, видимо, достаточно сильной. Раненый злоумышленник взвыл от боли и рухнул на землю. Ярмухамет приблизился к нему:

— Не стреляй, Ярмухамет! Это я — Факай!

Ярмухамет не поверил своим глазам: Факай — вор, крал доски! Что за чертовщина!

И тут Факаю пришлось вторично исповедоваться, на этот раз перед Ярмухаметом. Исповедь была короткой.

Булат и Факай отобрали пятерку «нужных». Об этом проведал шестой, обиделся и начал пакостить.

— Меня не признаете? Без меня думаете обойтись? Посмотрим, как обойдетесь, услышим, что запоете, когда я не дам того, что вам нужно. Посажу комбинат на сухой паек!

Стал Факай искать подходы к шестому и так, и этак. Узнал, что шестой строит дачу, и, как бы невзначай, поинтересовался:

— Шпунтовка нужна?

— Это что, вопрос любопытного? Или дружеское предложение? Какому дачестроителю не требуется шпунтовка? Но я знаю вашего брата, семь шкур сдерете. Совесть — она у вас в дефиците…

— Глубоко ошибаетесь, уважаемый! Напротив, мы с вас возьмем ниже себестоимости.

— Не понимаю! Как это ниже себестоимости?!

— Очень просто. Нужно только иметь на плечах светлую голову, а не, извините, не про вас будь сказано, кочан капусты. Мы выпишем вам горбыль, заплатите, как за горбыль, а получите самую натуральную шпунтовку… Нам интересно иметь дело с друзьями, а не с врагами.

Короче говоря, Факай выписал наряд на два кубометра горбыля. Утром, до начала рабочего дня, шестой должен был пригнать машину. А Факай — вот что значит неудачник — не успел с вечера прикрыть отложенную шпунтовку горбылем, — потому и проник ночью на складской двор. Все прошло бы гладко-сладко, если бы не чересчур исполнительный Ярмухамет.

— Опять шухер-мухер?! Не можешь иначе?

— Не я, а нужные люди иначе не согласны… Не подмажешь — дела не сделаешь. Вот и смазываем по силе возможности.

— Пока что по силе возможности подводите начальство.

— И не подводим. Для него же стараемся. Он в курсе…

— Почему же тогда не разбудил меня, когда шел на складской двор?

— Вы так крепко спали… Пожалел…

— Что же теперь делать? — Ярмухамет боялся, как бы Ибрахан не устроил ему разнос за срыв важного мероприятия для «нужного человека».

За двадцать минут Ярмухамет и похрамывающий Факай погрузили на подошедший грузовик обещанные шестому доски…

Утром, когда через проходную проследовал Ибрахан, Ярмухамет, не моргнув глазом, бодро отрапортовал:

— Все в порядке!.. Никаких ЧП!..

Если бы в Яшкале, помимо городской газеты, выходил еще официальный бюллетень, аккуратно регистрирующий все значительные события в общественной жизни городка, все встречи на высшем уровне (в яшкалинском, конечно, масштабе), то о встрече Ибрахана с председателем группы народного контроля Бакером появилась бы информация:

«Вчера между председателем группы народного контроля Бакером и директором промкомбината Ибраханом состоялся оживленный обмен мнениями по интересующим обе стороны вопросам. Беседа, продолжавшаяся два часа, прошла в духе полного взаимопонимания».

Что означала заключительная строка сообщения — «в духе полного взаимопонимания»?

Ибрахан отлично понимал, что приглашен для беседы неспроста.

Бакер, в свою очередь, понимал, что его собеседник едва ли будет с ним откровенным и поможет разобраться в сложной обстановке, создавшейся в промкомбинате.

Поэтому один придерживался тактики обходного маневра, не сразу дал собеседнику почувствовать, что речь пойдет о весьма серьезных вещах. Другой избрал иную тактику: держать ухо востро, а язык на привязи, меньше говорить, больше слушать.

После обоюдных приветствий Бакер усадил Ибрахана:

— Садись, гостем будешь! Как живем-можем? Как дома? Все ли здоровы? Внучата пока не предвидятся?

Ибрахан недоумевал и из-под нависших бровей удивленно смотрел на Бакера: неужели для этого вызывал к себе? Тут что-то не то…

Не дождавшись ответа, Бакер протянул длинную цепочку, состоящую из маленьких колец:

— Хорошо, что заглянул. Видишь замочек… Чтобы открыть его, надо дернуть за колечко. А за какое — ума не приложу. Может, ты справишься?

Ибрахан чувствовал, что здесь какой-то подвох, но в чем — никак не мог догадаться… Он перебирал несколько раз кольца цепочки, как правоверный мусульманин перебирает четки, и, что-то бормоча себе под нос, нажимал, придавливал кольца и так и этак, да все без толку. После безрезультатных попыток открыть секрет замочка беспомощно развел руками и вернул цепочку хозяину.

— Не огорчайся, Ибрахан. Цепочка — только присказка, сказка — впереди. Ты вот что скажи, какое звено решающее — не в цепочке, нет, а в твоем хозяйстве?

Ибрахан был в положении школьника, провалившегося на экзамене. Он не в состоянии был произнести ни одного членораздельного звука…

— Хочешь знать, почему я задал этот вопрос? Скажу. Анекдоты любишь? Мне вчера рассказали свежий анекдот-загадку. Послушай: «О четырех ногах, а спотыкается…» Что такое?