И мы пошли. Но не к противнику, а от него. До присмотренной ещё днём полянки, на которой нам и предстояло загрузиться в Шарика. Дошли, загрузились. Начал работать «Кошачий глаз», мрак посветлел, стало видно деревья, траву. Только тени под деревьями остались недоступными глазу. Это ничего, никто против нас скрытые пулемётные точки выставлять не будет. Не дошли ещё местные до этого. И демоны тоже…

— Значит, так, товарищи разведчики и прочие диверсанты! Объясняю в остатний раз… — в ответ раздался лишь горестный стон, обозначающий лишь одно — ну, сколько же можно мозги полоскать?! Их и так почти не осталось, мозгов-то! — Ничего, ничего! Повторение, как говорится, мать учения! Зарубите себе на носу! Никакого шума и пыли. Никакой войнушки. Никакой стрельбы и прочих фейерверков! Шурка, тебе говорю! Тихонько подлетели на Шарике, поглазели, выбрали, стреножили и упаковали, тихонько улетели. Всё! От вас не жду никакого героизма. Наоборот — его и быть не должно! Фенрих, вы постоянно держите щиты на всякий случай. Олеся — ты прикрываешь наши спины. Бесшумным пистолетом не размахивай! А то сама не заметишь, как нашпигуешь наши задницы свинцом… Что «Милорд, ну, сколько же можно»? Сколько нужно, столько и можно…

Я вздохнул и оглядел своё войско. Первое реальное дело ведь! Однако пора начинать, сколько, на самом-то деле, можно толочь воду в ступе. Поехали, товарищи партизаны!

Шарик невысоко поднялся в ночное небо и пошёл вглубь захваченной территории, загибая влево. Шли, конечно, в режиме невидимости. «Кошачий глаз» начал работать в полную силу, и окрестности видно было довольно хорошо. Как светлой лунной ночью. Под нами пока никого не было.

Так мы вояжировали минут пятнадцать. Наконец, по всем расчётам, линия фронта осталась далеко позади.

— Усилить внимание, золотая рота! Идём к противнику. Шурка, высматривай факелы!

Мы пошли назад зигзагом, примерно с километровым плечом. Пока поиск ничего не давал. Под нами как был спящий лес, так он же и оставался. Напряжение нарастало. Неужели тут нет никого? А сотник так расслабился, что не понял, что воевать ему не с кем? Да нет, не похоже…

— Внимание, милорд! Слева вроде бы копны сена… Давайте ещё немного пройдём в том направлении, а? Опа! Вон, видите тени? Это околица села! — Шурка углядел заброшенное сельцо первым и был несказанно рад этому. Да-а, магия пока бьёт спецсредство «Кошачий глаз» как Валуёв какого-нибудь ботаника-задохлика из Думы! Наверняка, и не в бровь, а в глаз!

— Молодец, Алессандро! С меня значок ГТО тебе на грудь! Демонов видишь?

— Нет тут никаких демонов… Не вижу и не чувствую. А куклы будут заметны только по движению, темень ведь кромешная!

— Ладно, понял… — я притиснул Шарика в тень запущенного сада. — Никому не покидать транспорт! Наблюдать вокруг!

Сам, конечно, вылез… Присел пару раз, размял ноги. Потом скомандовал «Скафу» слетать на разведку. «Скаф» невидимой ночной птицей усвистал вперёд. Не успело сердце татакнуть разика три, как он вернулся.

— Никого там нет, Афоня! Пусто. Ни людей, ни скотины. Даже тараканы попрятались!

— Плохо… Сколько до линии фронта, «Скаф»?

— А я знаю? У меня нет данных по расположению линии фронта.

— Тьфу, чёрт… Сколько до нашего становища у кавалеристов сотника?

— Округляя — около четырёх километров, Афоня.

— Тогда ясно, почему тут даже тараканов нет. Глухие тылы… Тут целей для нас не будет. Поскреблись поближе к разделительной ленточке!

Я машинально сорвал с дерева зелёное яблоко и вновь залез в Шарика.

— Наблюдатели, доклад!

— Никого вокруг нет, командир! Лишь летучие мыши мошкару гоняют.

— Молодец, Шурка! Вот тебе пока яблоко в награду. Грызи. Поехали дальше, здесь клевать не будет — рыбы нет…

Через три километра зигзагов мы увидели первых кукол. Застывшие фигуры чёрными столбиками стояли среди кустов неопрятно заросшего подлеском поля. Факелов поблизости не было.

— Вот и наши неваляшки, ребята… Выгружайсь, пора за дело, а то, глядишь, и ночь скоро кончится!

Вся операция прошла просто, как Бобику на столбик помочиться. Мы ещё немножко полетали, выбрали небольшую кучку стоящих на самом фланге кукол, сели метрах в тридцати за их спинами. Дольше выбирали способ их обездвиживания и упаковки. Шурка горячился, перебирал свои артефакты, говорил, что только фукнет, а потом — раз-два и в дамках. Всё бы хорошо, но беззвучно фенрих не мог сработать. Беззвучно мог только «Скаф». Вот ему в конечном итоге всё и поручили. Он осторожно брал по одной кукле, обездвиживал её гравитацией и тащил к нам. Партизаны под моим чутким руководством быстренько ставили кукле кляп. Да нет! Чтобы не смогла она кусаться, а крикнуть «Тревога! Наших бьют!» кукла изначально не могла. Затем — руки за спину и перемотать скотчем, ноги пока свободные. На счёт «Раз-два-а!» жертва швырялась в прицепной вагон, и всё тут! Операция закончена. Можно тащить следующую куклу. Много мы не брали, мы взяли четырёх — трёх селян и одного солдата. Женщин не брали вовсе. Для наших целей они не подходили. Загрузившись, мы также медленно и печально ушли сначала вглубь захваченной территории, а потом, заметя следы и удалившись на приличную дистанцию, дёрнули прямо в лагерь кавалеристов.

Мои бойцы на обратном пути только недоумённо переглядывались. Что, мол, и это всё? Дольше нам командир мозги компостировал. Всю плешь своими наставлениями проел! А дело выеденного яйца не стоило — пошли, пришли, взяли, упаковали и назад! Эх-х, дорогие мои бойцы и бойцухи! Поэтому столько и топтался вам по мозгам, чтобы наша ночная прогулка прошла так просто и примитивно, как соплю об земь грянуть! Чем оно проще и понятней — тем и лучше и эффективнее! Дело это нехитрое, но пока дойдёт до ума и сердца… А щенячий энтузиазм, махание хвостом и радостный скулёж нам не надобен! Более того — он зачастую просто опасен. Так ведь и настоящим боевым псом не успеешь стать! Грохнут тебя за писк щенячий, и всё тут!

Вот и костры лагеря появились… Надо бы глаза поберечь. Ещё часа четыре действие стимулятора будет длиться. Я боком подрулил к только что вырытой сортирной яме, стараясь оставить свет за спиной, и просто высыпал в зиндан наших гостей. Потом услал Шарика в гараж, построил и повёл своих диверсантов к нашему расположению. Вокруг все ещё спали. В лагере раздавался мощный храп дрыхнувших кавалеристов, но уже негромко тюкал топор на кухне, и потихоньку гремел котёл, а часовые невольно всё чаще поглядывали на тёмное небо — когда же светать будет? Наконец мы дошли до наших шалашей, я поднял ординарца и отправил его к начальнику караула с приказом ничего не делать с нашими куклами, а беречь их и охранять. А то станется с ними, с героями! Начнут копьями шпынять поутру, не в бою же, знамо дело! Ну, а мы попадали добирать то, что недоспали ночью.

Утром проснулись поздно, часов в одиннадцать. Для скорости готовить завтрак сами не стали, позавтракали, чем бог послал с кавалерийской кухни. Потом я накрутил хвост сотнику, чтобы оставили наших слабо копошащихся в яме кукол в покое, вытребовал опытного провожатого, немного прихрамывающего рубаку в поношенной, но чистой форме, взял свой инструментарий, и мы потащились на самый рубеж борьбы с силами зла. На означенном рубеже царила полная тишь и благодать. Так это дело не пойдёт, это мы сейчас поправим!

Уложив телохранительницу на толково выбранную позицию, откуда она своим автоматом могла сокрушить всех кукол, я приказал Шурке достать его любимый дальномер.

— Фенрих, доклад!

Пока маг крутил свой волшебный глаз по буеракам и группам кукол, я приник к прицелу снайперской винтовки и стал внимательно рассматривать поле грядущей битвы.

— Демонов не вижу, милорд. До ближайшей группы кукол шестьсот тридцать метров, до самой дальней — семьсот семьдесят.

То, что демонов не было, было плохо. На них-то и была рассчитана вся ночная эскапада. Придётся поступать грубо… А так же — весомо и зримо.

— Так, боец! Ползи-ка сюда. — Кавалерист, неуклюже виляя обтянутым штанами крестцом, подтянулся к ближайшему кусту. — Стой! Заляг там, а то ты нам всю дичь перепугаешь… Давно тут видели демонов?