Бидар был прекрасно укреплён. Город и крепость внутри него обнесены стенами в десять саженей высотой и такой ширины, что поверх могли пройти шесть воинов в ряд. Как раз перед приездом Хоробрита все тридцать семь башен крепости приспособили для использования пушек — расширили амбразуры, усилили перекрытия, и сейчас каждая башня щетинилась медными и бронзовыми стволами орудий. Причём пушки были отлиты местными мастерами, но оказались настолько тяжелы и громоздки, что могли служить лишь для обороны.
В первый же день пребывания в Бидаре Хоробрит натолкнулся на огромную змею, ползущую по улице столь же свободно, как если бы она охотилась в джунглях. Люди уступали ей дорогу. Извивающееся чудовище толщиной в бедро человека скрылось в норе под домом. В Бидаре священным животным — змеям и коровам — позволялось бродить везде, где им заблагорассудится.
Перебравшись в завийю, Хоробрит продолжал работать над записями. Когда ему нужно было разбавить отчёт бытовыми особенностями жизни индусов, он бродил по городу, посещая рынок и ремесленные лавки. На рынке он видел, как приезжие индусы в укромных местах на костерках варили себе пищу, стараясь спиной заслонить горнец от нескромных взоров. Покупатели сами брали то, что им нужно из еды, отсчитывали деньги и клали их на прилавок. Продавец совершал над монетами обряд очищения: что-то шептал над ними, дул на деньги, а затем преспокойно укладывал в кису. Для мусульман и гарипов были устроены отдельные прилавки, где они могли торговать мясом. Мусульман-торговцев Хоробрит видел много, но гарипов не было. Гарипом он оказался один. Хотя и был одет, как хоросанец, но выделялся среди смуглых, а то и вовсе чёрных жителей светлыми волосами и белой кожей, поэтому порой толпы любопытных сопровождали его. Сначала Хоробрита это раздражало, ибо он привык к совершенно обратному — быть незаметным, но шила в мешке не утаишь. Слух о появлении в Бидаре белокожего человека разнёсся по городу.
За Хоробритом следили. С того времени, как он поселился в завийе. Это не было безотчётным вниманием любопытствующих, а упорное сопровождение, дабы узнать, с кем он встречается, то есть следил соглядатай. В Бидаре Хоробрит мог быть опасен только одному человеку — Малику Хасану, ибо новый визирь наверняка уже знал, что чужеземец прибыл в свите казначея Махмуда Гавана.
Однажды, когда, полный смутных мыслей, Хоробрит шёл по улице, его обогнал незнакомый индус и осторожно показал два сомкнутых пальца — знак внимания, шепнул:
— Иди на улицу оружейников, господин. Там, в лавке Вараручи, тебя ждут.
С оружейником Вараручи Афанасий успел познакомиться, ибо в первую очередь проведчик обязан знать две вещи в чужой стране: умение воинов и качество оружия. В лавке Вараручи не было хороших сабель. А его луки стреляли не далее двухсот шагов. Это очень мало. В первый день их знакомства Вараручи, оправдываясь, сказал:
— Что поделаешь, господин, наши мастера неумелы.
А когда оружейник узнал, кто такой чужеземец, он уже обстоятельно пояснил, степенно поглаживая бороду:
— На самом деле наши мастера умелы, господин. Они могли бы ковать сабли не хуже дамасских, изготавливать луки, стреляющие на пятьсот шагов. Но почти всё наше оружие приобретают хоросанцы. А мы не хотим поставлять им хорошее боевое снаряжение. Ты видел пушки на башнях?
— Да, видел.
— И надеюсь, обратил внимание, насколько они неуклюжи и громоздки? Их отлили такими не потому, что плохи литейщики, а потому, что хоросанцы — завоеватели!
Афанасия не удивило услышанное, а лишь подтвердило то, что он уже знал. Во всей империи завоевателям-хоросанцам оказывали тайное сопротивление. Это не могло кончиться добром[160].
Чтобы попасть на улицу оружейников, надо было пройти через рынок. Хоробрит, направляясь туда, как бы случайно обернулся и тут же заметил юркого человечка, который поспешно скрылся за углом. Пробираясь в толпе, Афанасий встречал знакомых индусов, которые ему приветливо улыбались. Но не останавливались и не пытались заговорить. В толпе полно соглядатаев куттовала города, приближённого Малика Хасана. И если собирается несколько человек, то соглядатай тут как тут. Подобно выжлецам, они везде вынюхивают заговоры. Потому даже ночью по городу ездили сотни стражников с факелами. Подобного количества сторожей Хоробрит не видел ни в одном городе, которые ему довелось проезжать.
Когда Афанасий вышел в конный ряд, мимо прошёл страж, стуча колотушкой в тулумбас и громко взывая:
— Жители славного Бидара, бойтесь похитителей, берегите свои деньги. Куттовал извещает, что в наш город проник багдадский вор!
Предостережение было нелишнее. Воровство в многолюдной столице процветало, случались и грабежи. Наказание для уличённого в воровстве жестокое — пойманному по первому разу отрубали руку, по второму разу — вторую. Знакомые индусы рассказывали, что озлобленные воры, лишившись обеих рук, умудрялись воровать культями или зубами. Оставалось только удивляться, как это им удаётся. Кражи кошельков в последнее время участились, поэтому и прошёл слух о появлении знаменитого багдадского вора, известного всему востоку своей ловкостью и смелостью. Уж не тот ли это приземистый плутоватый парень, который в Йезде едва не увёл у него Орлика?
В конном ряду было особенно многолюдно. Лошадей на продажу пригнали из Чагатая. Тамошние кони ценились за выносливость. Хоробрит приметил необыкновенно могучего жеребца, похожего на Орлика, такого же широкогрудого, мускулистого, с красивой гривой и золотистой шерстью. Жеребец был редкостно хорош. Хоробрит долго им любовался, забыв, зачем он сюда явился. Вспомнив о деле, поспешил к Вараручи. Выбравшись из толпы, он случайно коснулся рукой своей одежды и обнаружил, что халат его в том месте, где висел мешочек с деньгами, умело разрезан и деньги исчезли. Он кинулся было обратно в толпу. Но в людском водовороте обнаружить похитителя невозможно. Особенно если его не знаешь. Кругом мелькали разномастные лица. Досадуя на собственную оплошность, Хоробрит поспешил к оружейной лавке.
По там его встретил работник Вараручи и, показав два сомкнутых пальца, шепнул, что хозяин ждёт его в другом месте. Велев Хоробриту идти вперёд по узкому переулку, работник проверил, нет ли за русичем слежки. Потом догнал его. Уже темнело, накрапывал дождь. Воздух был прохладен и влажен. Индус долго вёл Афанасия узкими переулками между глинобитными хижинами бедняков, где под навесами, тускло освещёнными масляными плошками, на циновках ужинали семьи. Наконец он привёл Хоробрита в крохотный дворик. Здесь находилось несколько человек. Работник остался на улице сторожить. Голос Вараручи произнёс:
— Мира и радости тебе, русич, присядь вот сюда, на циновку. Мы ждём тебя.
Невидимая в темноте рука усадила Хоробрита. Пришлось скрестить по-татарски ноги. Та же рука вложила в его ладонь чашечку с кисловатым напитком, по вкусу напоминающим сок киви. Из дома выскользнула женщина и молча поставила перед Афанасием блюдо с кичхери. По обычаю, разговор с гостем начинают после того, как он насытится. Когда Афанасий отодвинул опустошённое блюдо, кто-то подал ему кувшин с водой, полил на руки.
— Послушай новость, важную для тебя, — произнёс Вараручи. — Сегодня мы получили известие, что в Камбее высадился отряд татар, которые разыскивают русича-проведчика. Они направились в Джуннар по длинной дороге. Это было больше трёх недель назад. Отряд конный и идёт быстро.
Значит, Муртаз-мирза опять настиг его. Скоро преследователи будут в Бидаре.
— За что они преследуют тебя?
— Я убил сына султана Астрахани.
Присутствующие ахнули, зацокали языками, показывая, что дела у русича плохи. Татары теперь не отстанут, будут гнаться за убийцей, пока не настигнут. Вараручи негромко заговорил с кем-то. Но не на санскрите[161], которым Хоробрит сносно владел, а на одном из пракритов, коих в Индии великое множество.