Табун мчался по улице, пугая прохожих. Какой-то важный перс не успел отскочить в сторону, был сбит. Лошади неслись, оставляя за собой раздавленные тела. С балконов домов испуганно кричали женщины, визжали дети, ругались мужчины:
— Педэр сэг — сукин сын!
— Нигах кун — глядите! Иа алла — боже мой!
Брань неслась вслед Хоробриту. Он продолжал гнать табун, по-лешачьи ухая, крутя над головой дамасским клинком, готовый к схватке с любым врагом.
Промелькнул майдан. От водоёмов с визгом разбегались женщины, роняя кувшины, закрываясь чадрами, оглядываясь. Привстав на стременах, яростный Хоробрит был страшен. Именно таким его надолго запомнят чапакурцы. А вверх над дикими криками, грохотом копыт, над клубами пыли с минарета плыло тягуче и длинно:
— Нэ деир молла азанвахти... — Я зову вас!
Не сбавляя скорости, Хоробрит влетел в ворота странноприимного дома. Расстилавший в уголке молитвенный коврик сторож, кряхтя, обернулся, подслеповато вглядываясь, прошамкал вслед:
— Селям алейкум, путник! Будь гостем!
На галерее появились испуганные лица. Распахивались двери жилых келий. Хоробриту показалось, что промелькнуло лицо встревоженной Марьям. Но некогда было всматриваться. Спрыгнув с лошади, он забежал в конюшню.
Через мгновение Хоробрит на Орлике пронёсся мимо сторожа. Но тот уже истово молился, стукаясь лбом о коврик, зажав сухими пальцами волосатые уши.
— Прощай, старик! Мир твоему дому! — крикнул Хоробрит.
По ближним переулкам во все стороны разбегались татарские лошади. Их долго придётся ловить. Навстречу всаднику мелко семенила женщина с кувшином на плече. Увидев лицо проведчика, она ахнула. Полный воды кувшин грохнулся о камни.
За городом в разные стороны расходилось несколько дорог. Одна — на запад, в Гилян. Вторая — на восток, в Хоросан. Третья вела на юго-восток, к городу Сари. Хоробрит по наитию свернул на Сари, успев заметить, что в сторону Хоросана удалялась группа разнаряженных всадников с собаками. Видимо, кто-то из богатых чапакурцев собрался на охоту.
РУСЬ ЕДИНАЯ
орьскаа земля обилна вельми; да в Волоской земли обилно и дёшево всё съЂстное; да Подольскаа земля обилна всем. А Урусь ерь таньгры сакласынъ; олло сакла, худо сакла! Бу доньяда муну кыбить ерь ектуръ; нечикъ Урсу ери бегьляри акай тусил; Урусь ерь абадан больсынъ; расте кам даретъ. Олло, худо, Богь, Богъ, данъгры. (И Молдавская земля обильна, и дёшево там съестное. Да и Подольская земля обильна всем. А Русскую землю Бог да сохранит! Боже, храни её! Господи, храни её! На этом свете нет страны, подобной ей. Но почему князья земли Русской не живут друг с другом, как братья? Пусть устоится Русская земля, а то мало в ней справедливости. Боже, Боже, Боже, Боже!)»
[123]Истину кто-то сказал: всему своё время и всякому делу время под небесами.
Волга велика, могуча и полноводна, потому что вобрала в себя множество притоков со всей равнины от Валдая до Уральских гор и ни единого ручейка не отдала на сторону, всю силу притоков скопила, сберегла и направила мощным потоком к одной, ведомой лишь Богу, цели.
Сколько веков ей для этого понадобилось? Кто сосчитал? Да и найдётся ли такой ум?
Что с рекой, то и с племенами и народами. Века и века должны пройти в неустанном труде непринуждённого добровольного, а то и насильственного объединения, чтобы установилась единая молвь, а люди привыкли бы к великому закону братства. И тогда Всевышний направит слитную силу человечества к единой сияющей цели.
Ещё до Ивана Калиты Русь однажды едва не была собрана — Киевская, — да распалась на удельные княжества. И не походы Батыя были причиной того, что обособившиеся родичи возжелали самостоятельности, а, напротив, непомерная гордыня и взаимные обиды властителей, каждый из которых мечтал стать первым среди равных. А ведь клялись же и обещали один другому: «А кто из русской стороны замыслит разрушить эту любовь, то пусть те из нас, кто принял крещение, получат возмездие от Бога-вседержителя, осуждение на погибель в загробной жизни, а те, которые не крещены, да не имеют помощи от Бога и от Перуна, да не защитятся они собственными щитами, и да погибнут они от мечей своих, от стрел и от иного своего оружия, и да будут рабами во всю свою загробную жизнь». «Если же не соблюдём чего-либо из сказанного раньше, пусть я и те, кто со мною и подо мною, будем прокляты от Бога, в которого веруем, — от Перуна и Волоса, бога скота, и да будем желты, как золото, и пусть посечёт нас собственное оружие»[124].
Дружно клялись и столь же дружно нарушали клятвы. И горевали, повторяя самими же выдуманные пословицы. «Беды, аки в Родне»[125], «Мёртвые сраму не имут», «Мир стоит до рати, а рать до миру», «Един камень, а много горнцев избивает», «Аще волк овця ввадит, то выносит всё стадо, аще не убиют его», «Безумных не орют, ни сеют, сами ся рожают» — все пословицы возникли в Киевской Руси. Не от хорошей жизни.
Но это была юность народа, пренебрегающая заёмным опытом, воинственная, нуждающаяся больше в воинах, чем в пахарях, а в мудрецах меньше, чем в героях.
И что удивительно. Чтобы прийти к святости, нужно осознать вред греха. То есть потребность в первой есть желание избежать второго. А это означает, что грех появился раньше. ВОЗМОЖНО, ДАЖЕ РАНЬШЕ СЛОВА. И на самом деле. Как проникнуться его вредоносностью, если он не пережит, если не оставил в душе ядовитого разрушительного осадка? Только осознав смрад греха, появляется желание очищения, иначе сказать — действия. А слово — это прежде всего действие.
Бросим изучающий взгляд на груду событий, именуемую Историей, и найдём в ней то общее, что пережили народы Земли — от инков на дальнем западе до не менее далёкой Японии на востоке, от норманнов на севере до арабов на юге, — все они пережили период разъединения.
И Русь не исключение. В качании маятника заложена готовность движения вспять. Величие обратного движения Руси в том, что, объединяясь, она неминуемо должна была вобрать в себя не один народ, а множество. Насколько велик был размах, настолько велика и миссия.
Осознавал ли в полной мере великий князь Иван, названный по очерёдности Третий, что он творил, используя для собирания Руси все возможные средства — от подкупа, улещивания, переманивания, угроз до походов и женитьбы на византийской принцессе Софье Палеолог? Скорее всего, нет, ибо величием цели можно проникнуться лишь на удалении от неё. А Иван спешил, одна за другой вставали перед ним задачи малые, которые уже потомки слили в одну громадную — СОБРАНИЕ ЗЕМЛИ РУССКОЙ.
В отсутствие Хоробрита произошли большие события. Иван готовил рать для похода на Казань. Вернулся из Шемахи Василий Папин, привёз письмо от Фаррух-Ясара и Узуна Хасана, в котором обговаривались условия договора. Читали письмо и на боярской думе, нарочно собранной для этого, и на малом совете, читали и радовались: государи начали признавать Русь! А там и Венеция, и Генуя, и Германия, и другие страны соблаговолят признать равными себе северную державу, а то и помощи попросить. Сообщение Василия Панина о преследовании отрядом татар Хоробрита встревожило государя, и он велел князю Семёну подумать, как помочь проведчику.
Князь Семён увёл к себе дьяка-посла и учинил строгий допрос. Напугало Папина то, что начальник Тайного приказа посадил за соседний стол борзого писца и велел записывать все вопросы и ответы, благодаря чему они дошли до потомков.
Князь Семён, по-бычьи угнув голову и сопя, спросил:
— Где твой племянник?
— Пропал, князюшко. Сам не ведаю, куда делся.
— Не ведаешь?
Василий Папин побледнел и опустил голову. Писец удивлённо глянул на кудрявого посла, почуяв что-то неладное, но тут же спохватился и записал последний вопрос Ряполовского.
