— Очнулся, пёс? — спросил знакомый ненавистный голос.

Над ним склонились несколько человек, у одного из них по-волчьи мерцали глаза. Вот как им довелось встретиться! Муртаз-мирза присел на корточки возле своего врага, удовлетворённо поцыкал, схватил Хоробрита за волосы, поднял его окровавленную голову.

— Долго же мы за тобой гнались! Жаль, я тебя не прикончил сразу вместе с твоими родителями. Задал ты нам хлопот. Ты проведчик царя Ивана?

— Наклонись поближе, Муртаз-мирза, чтобы не услышали остальные, — прохрипел Хоробрит.

Сотник наклонился, Хоробрит плюнул ему в лицо и рассмеялся. Тотчас три ножа блеснули в тусклом лунном свете.

— Не здесь! — яростно прошипел сотник, утираясь рукавом. — Заткните пока ему вонючую пасть. Я хочу, чтобы он помучился! Я буду резать его по кусочкам и радоваться, видя, как он воет от боли и страха! Я хочу насладиться его страданиями, хочу услышать его мольбы! Эй, Ахмад, волоки сюда хурджин! Мы вынесем его в мешке!

— Лучше отрезать ему голову сейчас, — предложил кто-то из ордынцев. — Голову легче вынести. Во дворе слишком много народу.

— Нет! Я вывезу его из Ормуза живым, чтобы устроить ему казнь, о которой вы долго будете вспоминать с наслаждением! Он убил моих лучших воинов!

Ордынцы слишком увлеклись и забыли, что дверь конюшни осталась распахнута. В ней бесшумно возникли две громадные фигуры. Богатыри-пехлеваны подкрались к татарам столь бесшумно и ловко, словно пролетели по воздуху. Муртаз-мирза сидел по-прежнему на корточках. Его сообщники стояли. Это и спасло сотника. Пехлеваны обрушились на тех, кто стоял, смяли их. Сотник прыжком метнулся в темноту и скрылся.

— Держите Муртаз-мирзу! — прохрипел Хоробрит, пытаясь освободиться.

Кирилл бросил задушенного им воина, кинулся к двери, где мелькнула фигура ордынца. Но сотник был ловок. Во дворе раздался топот копыт. Там что-то закричали. Слышно было, как по двору пронёсся всадник. Раздосадованный Кирилл вернулся. Таусен ножом разрезал кожаные ремни на Хоробрите.

В конюшню вбежал хозяин постоялого двора, с ним слуги.

— Что случилось? — испуганно спрашивали они.

Пехлеван Таусен рывком приподнял уцелевшего ордынца. Двое лежали на полу конюшни. Узнав Таусена, хозяин обрадованно прокричал:

— О, аллах, великий человек навестил меня! А кто этот человек, которого ты, Таусен, так небрежно держишь за шиворот?

— Они хотели убить твоего гостя! — свирепо проревел пехлеван. — А ты ничего не видишь и не слышишь!

Письма к Махмуду Гавану и шаху Узуну Хасану были целы, ордынцы не успели обыскать Хоробрита. Мешочек с деньгами оказался у одного из убитых. Узнав, что разбойники хотели ограбить постояльца, перепуганный хозяин послал слугу за стражами порядка. Те явились и забрали с собой оставшегося в живых ордынца.

Утром на постоялый двор явился сам кутовал — начальник охраны города. Видя, что знаменитый пехлеван Таусен является другом русичей, кутовал был особенно любезен и сказал, что аллах покарал разбойников руками могучих пехлеванов. Он тотчас отправил стражников на розыски Муртаз-мирзы и его воинов. Но оказалось, что те уже покинули город.

В обители безопасности Ормузе подобных происшествий давно не было, и город был взбудоражен слухами о попытке грабежа и убийстве двух ордынцев. Человеческая натура такова, что людей больше всего привлекает смешное и страшное, ибо то и другое, по сути говоря, нелепости, но делающие жизнь увлекательной. Как в местах, где рассказывали о похождениях Ходжи Насреддина, набивались слушатели, так и сейчас постоялый двор был заполнен любопытствующими. Тем более что здесь неотлучно находились два пехлевана. Кирилл рассказал Хоробриту, что очень беспокоился, оставив друга одного, его словно кто подталкивал вернуться в портовую завийю. Зайдя к Таусену, он сообщил ему о своих опасениях, и они вдвоём кинулись сюда. Хорошо, успели.

В полдень следующего дня Афанасия разыскал маленький капитан тавы и объявил, что завтра вечером его судно отплывает. Караван будет состоять из двадцати кораблей. Поведёт флотилию знаменитый лоцман Ахмад ибн Маджид, изложивший в стихах лоцию южных морей[138].

— Вместе с тобой плывёт некий португалец, который морем прибыл в Константинополь, а оттуда перебрался в Ормуз, — сказал владелец тавы. — Ваши каюты рядом.

Хоробрит знал об устройстве здешних судов из «Книги» Марка Поло. «У них одна палуба, на ней более шестидесяти покоев, и в каждом одному купцу жить хорошо. Они с одним рулём и четырьмя мачтами; зачастую прибавляют ещё две мачты... Сколочены они вот как: стены двойные, одна доска на другой; внутри и снаружи законопачены; сколочены железными гвоздями».

К вечеру тава была загружена товарами. На палубу завели десятка три лошадей, предназначенных на продажу в Индии.

Провожали Хоробрита многие. Таусен поклялся, что не бросит Кирилла и проводит его хоть до Шемахи. Вскоре матросы на таве засуетились, отдали швартовы, подняли паруса, и судно вышло из гавани. За уходящим судном из-за валунов скалистого берега следили волчьи глаза сотника Муртаз-мирзы, который утром расспросил капитана, и тот сказал, что тава идёт в Камбей.

И сейчас Муртаз-мирза молил аллаха, чтобы индийское судно не застигла буря, не захватили пираты, чтобы плавание его было благополучно.

Ветер надувал паруса. Тава всё дальше удалялась на юго-восток, поскрипывая мачтами.

К Хоробриту подошёл маленький капитан в сопровождении рослого стройного незнакомца. Португалец с пристальным взглядом голубых глаз и с тем выражением решимости на худом твёрдом лице, которое легко выдаёт воина. В облике чужестранца, в его мягких вкрадчивых движениях ощущалось что-то недоброе, хищное.

ГАРИП[139]

 тутъ есть ИндЂйскаа страна, и люди ходить нагы всЂ, а голова не покрыта, а груди голы, а волосы в одну косу плетены. А всЂ ходят брюхаты, дЂти родять на всякый год, а детей у них много. А мужы и жёны всЂ черны, яз хожу куды — ино за мною людей много, дивятся бЂлому человЂку. А князь их — фота на головЂ, а другаа на бёдрах; а бояре у них ходить — фота на плещЂ, а другыя — на бёдрахъ; а княгыни ходить — фота на плечемъ обогнута, а другаа на бёдрахъ. А слугы княжия и боярьскыя — фота на бёдрахъ обогнута, да щит, да мечь в руках, а иныя с сулицами, а ины с ножи, а иныя с саблями, а иныи с лукы и стрелами, а всЂ нагы, да босы, да болкаты[140]; а жонки ходят — голова не покрыта, а груди голы; а паропкы да девочкы ходят нагы до 7 лЂт, а сором не покрыть».

Когда даже враги молятся о твоём благополучном плавании, то судьба хранит корабль.

Больше сорока дней стремилась тава в Камбей — и лишь морская гладь, безоблачное небо да ветер попутный. Пылали по ночам небесные огни. Резвились в тёплой воде стаи весёлых дельфинов, гнались за судном огромные акулы, надеясь на случайную поживу.

Больше всего капитан опасался пиратов. Он говорил, что из области Мелибар, да ещё из другой, что рядом и зовётся Гузуратом, каждый год более ста судов выходят, чтобы захватить купцов.

— Большие они разбойники и нам много убытков делают, — разглагольствовал индус, зорко оглядывая море, по которому бойко плыли корабли купеческой флотилии один за другим, словно стая белых птиц. — У них привычка отдаляться друг от друга миль на пять. Займут большое пространство и ждут добычу. Если видят судно, подают друг другу знаки. Уйти от них трудно. А всё потому, что правители разрешают грабить. У них уговор: всех захваченных лошадей разбойники должны отдавать своим раджам.

Но море было пустынно. Лишь промелькнёт на горизонте порой белый парус и растворится в солнечной дымке.