Утром его привели во дворец. Асад-хан находился в приёмном зале. Возле его кресла расположился Хасан-амир и несколько пожилых хоросанцев в чалмах. Правитель Джуннара не отрывал от Хоробрита насупленного недоброго взгляда. Хоробриту вдруг показалось, что Асад-хан безголов. Видение длилось мгновение и пропало.

— Ты проповедовал вместе со смутьяном Кабиром? — вкрадчиво спросил Асад.

— Нет, господин, я лишь сопровождал его.

— Охранял?

— Нам было по пути. Поэтому мы шли вместе.

— Зачем явился в Джуннар?

Хоть этот город входил в империю Бахманидов, Хоробрит не решился сказать о письме, зная, что Асад ищет предлог, чтобы отнять у него Орлика, но не зная, какие у него отношения с Махмудом Гаваном.

— Я купец, господин. А купцам все пути открыты.

— Почему же ты без товара? Но с оружием?

— Дорога небезопасна. Товары я не привёз потому, что не ведаю, что пользуется спросом. Купцов нигде не обижают, господин. По мусульманским законам христиане могут торговать беспрепятственно год.

— Я вижу, ты хорошо знаешь наши законы. Пресветлый султан Мухаммед, да никогда не покинет его мудрость, действительно разрешил христианам торговать в течении года. Сколько времени ты находишься в нашей стране?

— Три месяца, господин.

— Чем докажешь, что не больше?

— Я прибыл на судне знакомого капитана-араба из Камбея. Он может подтвердить мои слова.

— Мы разыщем этого араба. Но ты должен знать, что у нас христианам запрещается ездить на лошадях.

И тут Хоробрит допустил оплошность, сказал, что этот запрет не соблюдается. Глаза хана обрадованно сверкнули.

— Не хочешь ли ты, чужеземец, сказать, что мы нарушаем собственные законы? — Асад гневно приподнялся в кресле. — Сейчас ты увидишь, что это не так. Даю тебе сроку четыре дня. За это время ты или примешь ислам, или лишишься жеребца. Если примешь ислам, дам тебе тысячу золотых и жеребца верну. Если не примешь — и жеребца отберу, и тысячу золотых с твоей головы возьму! Ступай! Через четыре дня явишься. И не вздумай бежать, воротная стража тебя не выпустит!

Асад-хану хотелось заполучить прекрасного жеребца и выглядеть справедливым. Он не сомневался, что русич откажется от его предложения принять ислам, тогда можно со спокойной совестью обобрать его. Хоробрит напомнил правителю, что у него отобрали и саблю.

— Ты её получишь вместе с жеребцом. Или не получишь вовсе.

Выйдя из дворца, Хоробрит прошёл к городским воротам. Их охраняло больше десятка стражей. Увидев чужеземца, охрана насторожилась. Пришлось вернуться на площадь. Как узнать, где стоят ханские лошади?

Он дождался, когда из дворца появились два чёрных индуса в набедренных повязках, и подошёл к ним. Индусы были явно из дворцовой прислуги. Они испуганно отпрянули от светловолосого чужестранца, но, видя, что он хочет заговорить с ними, склонились в почтительном поклоне.

— Не бойтесь! — шепнул он на санскрите. — Я друг пророка Кабира.

Если даже куттовал знал это имя, то об индусах и говорить нечего. Хоробрит не ошибся. Слуги выпрямились, переглянулись. Один из них — пожилой, с длинными серебряными волосами, с лицом, словно выточенным из тёмного дерева, другой помоложе, кудрявый, с живыми бойкими глазами. Седой переспросил:

— Ты друг Кабира-проповедника? Это ты вчера вместе с ним прибыл в Джуннар?

— Да. Но куттовал изгнал пророка, а Лсад-хан отобрал у меня жеребца.

— Мы знаем об этом. Разве ты не мусульманин?

— Нет, я гарип, христианин.

— Лучше быть гарипом, чем мусульманином! — невольно вырвалось у молодого. И тем он сказал многое. — Ты веришь в учение бхакти?

— Да. Иначе я не сопровождал бы Кабира.

В глазах молодого блеснула радость, он хотел что-то произнести, но более осторожный старший предупреждающе положил худую руку на его плечо.

— Что же ты от нас хочешь, господин? — спросил он.

— Чтобы вы помогли мне вернуть лошадь.

Индус с серебряными волосами покачал головой, подумал, спросил:

— Нет ли у тебя, господин, заступника среди хоросанцев? Человека, который бы смог тебя защитить от Асада.

И тут Хоробрит вспомнил, как его друг Мехмед рассказывал ему о своём дяде, которого тоже звали Мехмед-ara. Как он не подумал о нём сразу!

— Есть! За меня может заступиться хозяйочи[153] великого визиря Мехмед-ага!

Дворцовые слуги обычно гораздо осведомлённее, чем об этом принято думать. Старший индус оживился.

— Если это так, радуйся, господин! Хозяйочи Мехмед-ага сейчас в Джуннаре. Находится в крепости Даулабад, что на горе. По тебя туда не пустят. Мы поможем тебе. У хозяйочи повар — мой хороший знакомый, мы с ним из одной касты вайшьев. Где и когда ты познакомился с пророком?

— В Камбее. Я приплыл туда из Ормуза на таве его брата.

— Значит, ты русич, мы знаем о тебе. Ты и Кабир шли дальней дорогой через Умри. Не удивляйся, господин, у нас свои секреты, которые мы не разглашаем даже друзьям. Но тебе я скажу. Есть ближняя дорога из Камбея в Джуннар, она ведёт через перевал, который даже летом бывает засыпан снегом. Весть о вас дошла сюда раньше, чем вы явились. Мы верим тебе, русич. Сколько дней сроку дал тебе Асад?

— Четыре дня. Если я не приму ислам, он отберёт у меня жеребца и тысячу золотых.

— Будь спокоен. Казначей Мехмед-ага очень влиятельный человек. Через четыре дня, а может, и раньше, он явится в суд. Асад-хан не посмеет его ослушаться. Если он спросит о тебе, что ему сказать?

— Скажите, что я кунак его племянника из Чапакура, которого русич Василий Папин спас от расправы в Астрахани.

— Этого достаточно. Сейчас мы должны уйти. Доверься нам.

Только когда индусы скрылись, Хоробрит вспомнил, что даже не спросил, как их звать. Добрые услуги часто остаются безымянными. И это лучшее доказательство их бескорыстности.

Позже Хоробрит назовёт своё избавление «чудом в Спасов день». Через четыре дня за ним явился сам Хасан-амир и был весьма любезен.

В приёмном зале находился Асад-хан и ещё один человек, в котором Хоробрит сразу признал дядю Мехмед-аги, поскольку они оказались очень похожи. Казначей Махмуда Гавана сидел в кресле правителя, а Асад-хан смущённо и беспокойно расхаживал по возвышению. Хоробрит уже знал, что хан всего лишь наместник Махмуда Гавана в Джуннаре, то есть его приближённый. И Хасан-амир, почтительно стоявший у двери как простой стражник, казался не столь уже грозным, а скорей унылым. Дамасская сабля русича лежала на кафедре, откуда судьи обычно провозглашают приговоры. Круглолицый казначей дружелюбно спросил Хоробрита:

— Так ты и есть русич Афанасий?

— Да, господин.

— Мне рассказывал о тебе племянник. Я с ним встретился в Тебризе, когда ездил послом к шаху Узуну Хасану. Племянник очень просил оказать тебе содействие. Я рад, что могу тебе помочь в малом. Асад-хан оказался столь любезен, что не настаивает на своём предложении. Разумеется, если ты от него откажешься.

— Отказываюсь, господин!

— Я так и думал. Тебе возвращают жеребца со всем, что было при нём, а также твою саблю. Племянник говорил, что ты хороший воин. Не хочешь ли перейти на службу к моему великому визирю, светочу аллаха?

— Я хотел бы встретиться с великим визирем. У меня к нему поручение от моего государя и письмо.

— Вот как? — изумился казначей. — Племянник мне об этом не сказал. Он лишь намекнул, что ты не простой купец. Гм. Скоро я выезжаю в Бидар. Хочешь присоединиться — буду рад. Тебя о моём отъезде известят. В дороге мне всё и расскажешь.

Ставший необыкновенно учтивым Хасан-амир сам повёл Хоробрита к конюшне и лично вывел ему Орлика. Тот радостно заржал, приветствуя друга. Всё, что было приторочено к седлу, оказалось в сохранности — саадак с налучьем, колчан со стрелами, тохтуй, джид.

В завийе Хоробрита встретил хозяин, жирный хитрый коротышка, низко кланяясь, объявил, что гостю отведена самая почётная келья, что он велел постелить в ней ковёр и кормить жеребца гостя отборным зерном. А платы он решил не брать. Понятно, почему он вдруг стал добрым и щедрым. Хоробрит сказал, что ему больше ничего не нужно, лишь спросил, какие товары здесь можно купить для вывоза на север. В конце концов, ему следовало делать вид, что он купец.