— Так что он гордится? Кто сделал его царём среди нас? — улыбнулась красавица Гвашбрари, улыбнулась нехорошей улыбкой. — Кто сделал его царём? Да вы сами! Но для меня он не царь, даже в венце из звёзд. А вот я царица.

И горы вокруг засмеялись, ибо ниже всех была красавица Гвашбрари. А низкое не кажется великим.

— Подождите ж, встанет завтра солнце, и у моих ног ляжет гордый Вестарван.

И вновь загрохотали смехом окрестные горы. И весь летний день красавица Гвашбрари сияла и чарующе улыбалась. Солнце стало заходить, и бледная Гвашбрари вспыхнула, блестя красотою и любовью. И увидел высокий Вестарван это сияние, обернул свой надменный взор туда, в долину, и глядел в немом изумлении на дивную красоту. Ниже опустилось солнце, ещё ярче зарделась красавица Гвашбрари. И тогда по долине, словно гром, пронёсся крик:

— Гвашбрари, поцелуй меня, или я умру.

Поражённые стояли вокруг горы и молчали, а эхо разносило слова Вестарвана из долины в долину. Улыбнулась Гвашбрари, ответила:

— Как быть тому? Ты высок бесконечно, а я так низка, о царь гор! Как мне достичь твоей венчанной главы?

И вновь раздался тот же крик Вестарвана. И красавица с ледяным сердцем Гвашбрари шепнула:

— Если любишь меня, наклонись ко мне, поцелуй!

Ниже и ниже наклонялся Вестарван, пока не лёг к ногам красавицы Гвашбрари. И солнце село. Как всегда холодная и надменная, стояла красавица Гвашбрари — и у ног её лежал развенчанный великий Вестарван, а на небе сиял его звёздный венец».

Поднялось солнце, тёплым светом озарились джунгли. В ближней роще запели птицы, золотые купола стали ближе. Показались белые зубчатые стены на вершине обрывистой горы рядом с Джуннаром. Крепость напоминала Дербентскую, только склоны горы ещё круче.

Когда они шли вдоль ручья, вытекающего из озера, берега которого заросли бамбуком, Хоробрит вдруг увидел след огромной босой ноги на илистой отмели. Остановился, чтобы рассмотреть его. Кабир равнодушно заметил:

— Этот след оставил момон.

— Кто такой момон?

— Похож на человека. Только очень большой, почти великан. И дикий. Живёт в горах, ближе к снегам. В долины спускается редко. Люди его боятся, потому что он очень сильный, может задушить тигра.

Цепочка гигантских следов, пересекая ручей, тянулась по болотистой низине к ближним скалам за озером. Точно такой же след Хоробрит нашёл однажды в лесу под Москвой, когда ехал в Тверь с Дмитрием и Степаном по тайному поручению князя Семёна. Неужели и здесь есть лешие? Хоробрит вспомнил, что когда умер волхв, леший приходил прощаться со стариком.

Тревожное предчувствие охватило Афанасия. Зачем здесь, в далёкой жаркой стране, ему вновь встретился сумрачный, нелюдимый великан?

В Джуннар они явились под вечер. Утёс, который опоясывала белая стена, оказался гранитной скалой, напоминавшей каменный остров среди застывших гребнистых волн. К вершине, где была крепость, вела тропинка, настолько узкая, что по ней мог пройти лишь один человек. Неприступная крепость называлась Даулобад.

Ворота города были ещё открыты, и к ним с окрестных полей спешили крестьяне. В потоке людей путники зашли в город и направились в странноприимный дом. Но на площади им пришлось задержаться. Стража перегородила её, оттеснив людей. На противоположной стороне площади стоял красивый дворец из белого мрамора со стрельчатыми окнами и балконами, увитыми цветущими растениями. Два фонтана освежали воздух на зелёных лужайках, где росли роскошные мальвы и магнолии. Разукрашенная медная дверь вдруг распахнулась, из неё выбежали стройные, легконогие скороходы с большими палками в руках. За ними показалась процессия: вначале разряженные вельможи, потом шестеро рослых слуг вынесли золочёную кровать, на которой возлежал, опираясь на подушки, рослый мужчина в чалме, шёлковом халате, с завитой крашеной бородой, насупленными бровями и закрученными в кольца усами. Он глядел поверх голов, куда-то вдаль.

В толпе пронеслось:

— Хан Асад! Выехал на прогулку!

По краям носилок бежали опахальщики, обмахивая грузного хана веерами на палках. Следом ехали жёны правителя, тоже на носилках, но их несли верблюды, в сопровождении многочисленных служанок верхом на красивых иноходцах; последними ехали евнухи. Что и говорить, выезд был торжественным. Одежды вельмож и самого хана блестели золотыми и серебряными украшениями. Чадры скрывали лица жён.

Народ безмолвствовал. И вдруг в полной тишине раздалось одинокое ржание Орлика, долго не видевшего коней. Завитая борода хана дрогнула, он гневно повернул голову. Заметил жеребца Хоробрита и оценил его по достоинству, приподнялся на кровати, впившись взглядом в великолепного скакуна, что-то повелительно произнёс.

Один из сопровождавших хана вельмож подъехал к Хоробриту, осмотрел Орлика, одобрительно прищёлкнул языком, спросил, чей жеребец.

— Мой, — отозвался Хоробрит.

Всадник оглядел и его, властно спросил:

— Ты кто? Из каких земель?

— Я ходжа Юсуф Хоросани.

— Ты мусульманин?

— Нет.

— Почему же называешь себя хоросанцем Юсуфом?

— Потому, что я прибыл сюда из Хоросана. На самом деле я русич.

— Русич? — удивился всадник. — Эта страна далеко на севере. Как ты попал сюда? Впрочем, следует известить Асад-хана, великолепного своей мудростью. Охраняйте его! — строго обратился он к стражам, повернул коня, подскакал к хану. Они поговорили, хан махнул рукой. Вельможа вернулся к толпе и велел стражам вести русича за ним.

— Куда? — спросил Хоробрит. — И я не один. Со мной друг.

— Кто твой друг?

Кабир выступил вперёд, назвал себя. Видимо, слава бывшего ткача достигла и Джуннара, потому что всадник спросил:

— Ты тот самый Кабир, который проповедует учение бхакги? Говорят, ты брахман, но женился на девушке из касты ткачей? И сам занимался ткачеством?

Бродячий проповедник подтвердил, что всё так и есть.

— Ты прибыл в наш город смущать умы правоверных и индусов?

— Не смущать, а просветлять, почтенный. Прости, не знаю твоего имени и должности, которую ты заслужил своим усердием, — гордо и слегка насмешливо ответил Кабир.

Лицо вельможи вспыхнуло и побагровело от проявленного к нему открытого неуважения.

— Я куттовал города Хасан-амир! — проревел он. Моя обязанность — следить за порядком в Джуннаре! Поэтому я не могу допустить твоих проповедей! Эй! — крикнул он стражам. — Выведите этого бродягу за ворота! И не впускайте впредь в Джуннар! А если вернётся, бросьте его в тюрьму! Ты же останься, — велел он Хоробриту.

Несколько стражей с копьями в руках окружили Хоробрита. Другие повели к воротам Кабира. Афанасий рванулся было за ним, но кольцо воинов вокруг него сомкнулось теснее.

— Кабир! Пророк явился в Джуннар! — заволновались люди. Многие двинулись вслед за стражами, уводящими проповедника.

— Прощай, Афанасий! — крикнул тот. — Ты был славным товарищем! Желаю тебе благополучно добраться до своей родины! Я верю, вы будете великим народом!

Афанасия отвели в странноприимный дом, объявили, что завтра он предстанет перед самим Асад-ханом, а его жеребец пока будет находиться в конюшне правителя города.

— Завтра пресветлый правитель поговорит с тобой, — зловеще усмехнулся старший стражник. — Моли своего бога, чтобы добрый Асад-хан смилостивился и оставил твою голову в целости! Отдай-ка мне свою саблю, — с этими словами он протянул руку к дамасской клинку Хоробрита.

Тело проведчика привычно сжалось, готовое к схватке. Стражников было четверо, и ничего не стоило раскидать их. Ладонь его коснулась рукояти клинка. Глупцы просто не знают, с кем имеют дело. Но вдруг голос волхва шепнул ему, что в этом случае он никогда не вернётся на родину. Хоробриту показалось, что спрятанный на груди мешочек с землёй шевельнулся. Ледяная волна окатила его. Он молча вынул из ножен саблю и подал стражнику. Глаза того вспыхнули хищным блеском, он немедленно засунул клинок за свой кушак. Возможно, по этой причине даже не стал обыскивать русича. Стражники удалились, предварительно предупредив Хоробрита, чтобы он не пытался бежать из города.