Спустились во двор, где слуга уже водил Орлика, поджидая Хоробрита. Расставание было коротким. Вот-вот должны были появиться татары.

И вновь дорога. Крутые подъёмы сменяются спусками. Всюду безжизненные серые камни, знойные ущелья, белёсое от жары небо и огненный зрак солнца. Орлик проскочил мелкую речушку, с маху влетел на очередную кручу. Одинокий коршун описывал над всадником быстрые круги. Встретилось дерево на скале, на его ветках сидели чёрные громадные, похожие на старух птицы с длинными облезлыми шеями. Они тяжело взлетели, закружили над Хоробритом, всматриваясь в него злыми сумрачными глазами.

Ночь застала Афанасия в одной из долин, где говорливой ручей, неспешно струился между камней. Пришлось с версту проехать вниз по течению. Выбрались на берег около тамарисковой рощицы, где росла свежая трава. Пустив Орлика пастись, напился воды. В сумке оказалось варёное мясо, тонкие хлебцы, яблоки, груши, глиняная корчажка с виноградным вином, несколько головок чеснока. Хоробрит поел.

Ночь опустилась на горы, густо высыпали звёзды, они здесь были пушистые, яркие, казалось, протяни руку — и дотронешься. Спать опять не пришлось. Где-то на перевале, откуда он спустился, мелькал свет далёких факелов. Хоробрит сидел на берегу, вслушиваясь в ночь. Орлик беспокоился, прядал ушами. По склону соседней горы кто-то грузно ходил, осыпая камни в долину. В ущелье выли шакалы. Вдруг Орлик тревожно всхрапнул. Сверху послышался звериный рык, тяжёлые шаги. Какое-то существо приближалось к ручью с той стороны. В свете звёзд Хоробрит увидел, как из-за скалы на берег вышел странный зверь, похожий на огромную обезьяну. Ноги у него были массивные, но короткие, туловище длинное, обросшее шерстью. Зверь как будто бы крался, то и дело приседая и опираясь на мохнатые руки. Вдруг он поднялся во весь рост, заметив Хоробрита и Орлика, взревел и стал бить себя кулачищем в широкую грудь. Глаза его светились, как у волка. Но вдруг перед чудовищем возникла фигурка человека в длинной рубахе. Он распростёр перед зверем руки. Громоподобный рык смолк. Чудовище склонилось к старику (Хоробриту показалось, что это был седой старик), и они оба исчезли в темноте. Жутью повеяло в долине. Даже ночные птицы умолкли.

Уже Волосыны и Кола в зорю вошли, а Лось[120] повернулся главой к востоку, когда Хоробрит услышал шум спускающегося с перевала отряда. В свете факелов впереди мелькали собаки. Вдруг они жалобно завыли, ощетинили загривки и бросились под защиту всадников. На той стороне ручья опять раздался громоподобный рык. Но что было дальше, Хоробрит уже не видел, Орлик унёс его за поворот.

Они опять мчались до восхода солнца. Утром Афанасий увидел большой город, раскинувшийся на холмах вдоль берега моря. Сначала Хоробрит подумал, что город охвачен пожарами, — во многих местах пылали громадные костры, языки пламени взвивались на высоту дома. Подъехав ближе, он увидел, что пламя вырывается прямо из земли. Встретив на поле одинокого жнеца, он спросил, что это горит. Тот равнодушно ответил:

— Нефть, господин. Её в нашей земле много. Добываем прямо из колодцев, как воду. Ею лечат от кожных болезней, и она хорошо горит в светильниках.

Он объяснил, как проехать в порт. А когда узнал, что всадник русич, выпрямился, вытер с лица пот концом платка, повязанного на голове, сказал, что несколько русичей сейчас работают на нефтяных колодцах за городом.

— Далеко отсюда? — спросил Хоробрит.

— К полудню доберёшься, — ответил жнец. — Езжай, господин, вдоль берега на север, там они.

Узнав, что расстояние слишком велико, Хоробрит отказался от мысли навестить земляков.

Улицы Баку, несмотря на ранний час, были оживлённы. Кто брёл за город на поле, кто на рынок, зеленщики спешили доставить свежую зелень, купцы открывали свои лавки и выставляли в окошках товар. Единственный страж, охранявший ворота, крепко спал стоя, опираясь на копьё, свесив плешивую голову. Возле его ног лежала шапка с монетами — плата за въезд. Проезжающие бросали в шапку медную монетку. И никто не пытался красть их. Бывалые купцы на Руси рассказывали, что в южных городах люди честны. Те, кто привык к московской жизни, где, чуть зазевался, стащат шапку или кошелёк, в подобную честность мало верили. Но оказывается, тезики не врали. Хоробрит бросил стражу серебряную монету.

Улица полого спускалась к морю. Справа на горе высилась крепость. Ниже простирался великолепный сад, наполненный певчими птицами. Там среди листвы проглядывали роскошные каменные дома с башенками, галереями, водоёмами и цветниками. На площади высился белоснежный мавзолей ширваншахов и внушительное здание судилища — диван-хана. Море лениво плескалось о крепостную стену, окружающую дворец повелителя Ширвана.

Спускаясь к порту, Хоробрит встретил вереницу повозок, запряжённых крупными ломовыми лошадями. В повозках находились бочки, в которых колыхалась чёрная маслянистая жидкость. Обогнав обоз, Хоробрит въехал на длинный пирс. Вдоль него стояли корабли с обнажёнными мачтами, похожие на дремлющих птиц. На молу лежали горы соли.

Оживление царило и здесь. На некоторые корабли по сходням темнолицые, обнажённые по пояс грузчики носили мешки, тюки, катили бочки. Здоровенный перс-надсмотрщик кнутом подгонял тех, кто казался ему нерадивым. Хоробрит спросил, где корабль купца-хоросанца Мехмеда.

— Вот, — надсмотрщик ткнул кнутовищем в сторону одного из судов, с которого уже убирали сходни. — Поторопись, он уплывает.

Хоробриту пришлось издали крикнуть, чтобы подождали и позвали хозяина. Из каюты на корме показался приземистый бородатый человек в халате, спросил, что Хоробриту нужно.

— Меня послал к тебе Василий Папин. Он просит, чтобы ты взял меня на свой корабль.

— Но я не плыву в Русию. Я отправляюсь в Мазандаран.

— Мне туда и нужно.

Купец повёл круглыми плечами, почесал пухлую грудь, видневшуюся под халатом, возвёл глаза к небу.

— Просьба кунака для меня священна. Что было бы, если бы мы, поклявшись в дружбе, забыли о ней? — Купец, видимо, любил порассуждать. — Эй, опустите сходни! Въезжай, русич, прямо на коне. Найдём место и ему. Плыть долго, усладим свои души беседой! Аллах к тебе благосклонен. Ещё немного, и ты бы опоздал!

На палубе к коновязи были привязаны мохнатые ордынские лошади. Мехмед объяснил, что везёт их на продажу. Кроме того, в трюме везли соль, которая ценится в Мазандаране.

Хоробрит возле борта беседовал с купцом, когда рядом с ним в палубу воткнулась стрела. Ещё одна вонзилась в мачту. Кто-то из матросов крикнул тревожно:

— Хабардор! Берегись!

Тяжело груженный корабль успел развернуться, и паруса наполнились ветром. Он удалялся от берега. Конные татары мчались по молу, на ходу стреляя в него. Несколько стрел пробили нижний парус. Побледневший Мехмед взволнованно крикнул:

— Эй, что случилось? Почему вы в нас стреляете?

— Поверни корабль к берегу! — ревели с пирса. — Именем повелителя Ширвана Фаррух-Ясара! Поверни корабль!

— Зачем?

— Ты укрыл убийцу! Русича-а! Вернись!

Впереди толпы всадников гарцевали двое. Это были Муртаз-мирза и тать Митька. Но судно быстро удалялось. Купец растерялся, не зная, что предпринять.

— Не делай этого, Мехмед! — спокойно сказал Хоробрит.

— Но они приказывают от имени Фаррух-Ясара!

— Обманывают.

— Они гонятся за тобой? Ты что-нибудь натворил?

— Это воины астраханского султана Касима. Он ограбил русских купцов, и за это я убил сына Касима.

Услышав необыкновенную новость, купец воздел руки к небу, воскликнул:

— О, аллах, неисповедимы твои пути! Ты сел на мой корабль, спасаясь от мести? Ты воин?

— Именно так. Я воин.

Берег быстро удалялся, скрываясь в утренней туманной дымке. Опять пришлось рассказывать, что произошло. Купец внимательно выслушал, понял, что ничего уже нельзя изменить, быстро успокоился и философски заключил: