— Говори, подарок будет, — отозвался Хасан-бек.

— Касин-султан стережёт вас ниже по Бузани. Отсюда вёрст десять. Грабить хочет! Хороший весть, а? — Старший оскалил в улыбке зубы. — Давай посул!

— Поклянись, что не обманываешь, — потребовал посол.

Татарин обернулся в сторону востока, молитвенно поднял обе руки вверх, соединил ладони — поклялся.

Посол велел дать им по однорядке. Всадник оглядел одежду, пощупал сукно, крикнул:

— Эй, хозяин, мало! Дай ещё полотно на рубахи — спасёшься!

Заполучив полотно, татарин сообщил, что здесь две седмицы назад проплывал русский посол Васька Папин, и его племянник Митька за большие деньги выдал Касим-султану, что скоро на корабле в Дербент проплывут урус-купцы и среди них находится тайный проведчик кинязь Иван. Татарин ощерил в улыбке белые крепкие зубы, повернул коня, взвизгнул и с места пустил лошадь в карьер. У Хоробрита бешено заколотилось сердце. Он узнал эту волчью улыбку, вспомнил голос. Всадник в бараньей шапке — Муртаз-мирза.

На посольском судне тревожно гомонили, показывали пальцами на русичей. Хасан-бек стал советоваться с Кузмичем, что им следует предпринять.

— Вверх шестами пихаться надо, — сказал Кузмич. — К ночи не осилим, — пограбят нас!

— Эй, гляньте, татары разодрались! — вдруг крикнул Дмитрий.

На лугу и на самом деле происходила драка. Татарин в лохматой шапке рубился со своими спутниками. И кажется, всерьёз. Видать, не поделили посул. Всадники кружили на небольшом пространстве, сверкая саблями. Хоробрит кинулся под навес, где находились луки без тетив, схватил первый попавший, вырвал из кармашка чьего-то колчана-тула тетиву, быстро натянул, метнулся к борту. Пока он бегал, Муртаз-мирза успел свалить одного из своих спутников. Тот лежал на траве. Конь с опустевшим седлом обнюхивал его. Второй из спутников Муртаз-мирзы повернул своего вороного жеребца, пустился к лесу, надеясь уйти. Муртаз-мирза скакал следом. Удалялись они стремительно.

— Ты что? — удивлённо крикнул Хоробриту Дмитрий, видя, что тот целится в татар.

Стрела не достигла цели, упала на лугу. Татарин в лохматой шапке догнал своего врага и, зайдя справа, приподнявшись на стременах, снёс ему голову. Тот обвис на стременах, заваливаясь набок. Лошадь продолжала мчаться. Муртаз-мирза повернул назад, туда, где был повержен его первый враг и валялись однорядки и полотно. Хоробрит вновь поднял лук. Муртаз-мирза кончиком сабли ловко подхватил одежду, засунул в мешок. Пропела стрела. Вонзилась в землю в десятке шагов от татарина. Вислоусый вскинул голову, ощерился, что-то грозно крикнул и поскакал к лесу. Хоробрит объяснил сбежавшим к нему корабельщикам, что человек, в которого он стрелял, убил его родителей.

— Ветер! Ветер! Ставьте парус! — вдруг закричали с посольского корабля.

В спешке никто и не заметил, что начал дуть южный ветер. Все кинулись ставить паруса. Дмитрий, помогая Хоробриту тянуть и крепить спасти, шепнул ему:

— Чуй, Афонасий, нам треба разделиться. Мыслю, надобно тебе перейти на посольский корабль. Ты перекую молвь знаешь, выдашь себя за перса.

— Перейдём вместе.

— Вместе нельзя, помни, с тобой что случится — дело пропадёт. Главное — грамоты и письма сохрани!

«И яз своё судно покинул да полЂз есми на судно послово... Поехали есмя мимо Хастарани, а мЂсяцъ свЂтит, и царь нас видел и татарове к нам кликали: «Качма, — не бегайте!» А мы того не слыхали ничего, а бежали есмя парусом. По нашим грехам царь послал за нами погоню — свою орду. Ими настигли нас на БогунЂ[99] и учали нас стреляти...»

Месяц светил ярко, и корабли были хорошо видны с берега. Большие конные толпы татар мчались по обоим берегам. Проток был не слишком широк, и стрелы то и дело втыкались в высокие борта, за которыми скрывались корабельщики. То один, то другой быстро поднимались, пускали стрелы. И редкая из них не находила цели. То и дело кто-то из всадников валился под копыта коней.

— Урус-шайтан! — ревели на берегах.

— Качма! Буярда![100]

Корабельщики с красными от натуги лицами гребли, ускоряя ход судна. Парус обвис на рее-шогле. Часть татар ускакала вперёд. Оставшихся возглавляли двое — один зрелый, с холёным бледным лицом, второй юный, — оба в шлемах, в кольчугах. Старший властно прокричал:

— В воду геть! Крюками за борта, во имя аллаха!

Преследователи кинулись в воду, взметая брызги, плыли наперерез судам, держа в зубах кинжалы. Корабельщики били приблизившихся вёслами по головам. Другие отстали, выбрались на берег. Дмитрий тщательно прицелился, пустил стрелу в старшего воина. Но стрела не пробила царский доспех. Татары взревели, натянули тугие луки. Звон стрел смешался с шумом реки. Хоробрит увидел, как Дмитрий на мгновение застыл над бортом как бы в нерешительности, потом тяжело грохнулся спиной на палубу. В его груди торчала стрела.

С посольского судна не стреляли. Хасан-бек запретил. Да и татары, видимо, знали, кто плывёт на большом корабле, мало обращали на него внимания, наседая на судно русичей. Хоробрит, бледный, стоял, вцепившись в снасть, поддерживающую мачту; душа рвалась в бой, на выручку своих. Он был в халате и чалме. Так велел Хасан-бек, помня просьбу князя Семёна. Пальцы, сжимавшие толстый канат, побелели, но лицо оставалось каменно-спокойным.

Звенели стрелы, вопили татары, берег сотрясался от топота копыт. О, сладкая музыка боя, воспламеняющая кровь удальцов. Хасан-бек подошёл к Хоробриту.

— Ведомо ли тебе, урус, зачем люди султана напали на ваше судно?

— Ведомо.

— Не велика ли жертва?

Да, посол был умён. Но ему мало дела до бед Руси. Не его народ угоняли в полон, не на его страну нападали грабители, не он терпел своеволие золотоордынских ханов.

— Без числа жертв, — произнёс Хоробрит.

— Что ты сказал?

— Говорю: не велика.

Посол вгляделся в каменное лицо Хоробрита, задумчиво покачал головой, промолвил:

— Вы странные люди, русичи. Заботитесь о родине больше, чем о собственной душе.

И тут раздался крик Кузмича:

— Море, братцы, видно-о! Держии-сь!

— Спасёмся, дядько! — хрипели гребцы.

Впереди, в ярком лунном свете, распахивался необозримый синий простор. Толпы татар по-прежнему мчались по берегам, но стрельбу они прекратили. Касим-султан чего-то выжидал. Несколько лошадей с пустыми сёдлами торопились вслед за всадниками. В бледном небе вслед шумному сборищу мчалась луна, похожая на сверкающий огненный зрак лешего.

Хоробрит первым заметил в полуверсте двигающуюся конную массу, загородившую судам выход в море. Там, видимо, была мель, и татары, ускакавшие вперёд, поджидали на ней суда. Под днищами кораблей зашуршало, они замедлили ход, встали. Корабельщики бессильно опустили вёсла.

— Луда, братцы, мель! — ахнул кто-то.

Татары, вопя, хлынули к замершим кораблям.

«И судно наше стало на Ђзу, и они нас взяли да того часу разграбили... судно наше меншее и четыре головы взяли русскые, а моя рухлядь вся в меншем судне...»

Пленников с обоих судов сволокли на берег, окружили плотным кольцом, густо пахнущим немытыми телами, овчиной, лошадиным потом. Везде мрачные, угрожающие лица. Тех, кто был в чалмах и халатах, отвели в сторону, отдельно от русичей. В их числе и Хоробрита. С судна купцов перекинули сходни, и татары проворно принялись сносить на берег товары. В тесный круг въехал султан Касим. Рядом с ним и его юный спутник, похожий на Касима, видимо сын. Царевич с любопытством озирался. У тезиков оружие не отняли, дамасский клинок Хоробрита остался при нём.

— Кто из вас проведчик князя Ивана? — грозно обратился султан к понуро толпившимся русичам.

Купцы молчали. Жеребец царевича не стоял на месте, изгибал могучую шею, фыркал, пятился, грыз удила, нетерпеливо перебирая точёными ногами. Видать, скакун не из последних. Жеребец притягивал взор Хоробрита. Касим выжидал, настороженно переводя взгляд с одного русича на другого. Его шитый золотом халат был забрызган грязью, кольчужный воротник плотно обхватывал шею. Холёное лицо султана медленно наливалось кровью.