Меня же интересовал вопрос — неужели сами казаки пиролюзит копают? Так и спросил, уводя дискуссию от щекотливой темы взаимоотношений между царицей и царевной. Зотов сказал, что это делают киевские люди под руководством специально нанятого иностранца. Низовое войско только прикрытие обеспечивает. Князь Голицын потребовал свернуть эту деятельность, дабы не злить татар понапрасну и не накликать новую войну с турками. Тут выступил вперед дворянин, который стоял с Зотовым на приеме. Это был известный по посольству в Крым, бывший резидент в Кракове, Василий Тяпкин. Он сообщил, что из разговоров с Цареградскими купцами-греками следует, что в этом годе султан на Украину уже не пойдет. Он более злится на цесарцев, кои подстрекают волашских и сербских князей на восстания против Порты. Некоторые из близких к Высокой Порте купцов уже получили заказы на поставку припасов для большой армии. В венгерской же земле замятня усилилась, и теперь османы считают лучшим временем промышлять Вену.

Я помнил, что все одно, лет через пять максимум, с Крымом поссоримся, и тот же Голицын поведет войска на татар. Повторил: проще обещать крымчакам рост поминок, да не платить, а деньги тратить на свое войско. Прямо так в лоб и спросил бояр: Почто мы должны кормить чужое войско, коли свое голодное? Если турки собираются на Империю идти, то и татар они будут с собой звать. А значит, и воевать с нами им не с руки. Грозиться набегами могут крымчаки сколько угодно, но на большую войну не решатся. Меня неожиданно поддержал какой-то видный ростом боярин из думских. Имени его Пётр не помнил, а спросить было не у кого. Он долго говорил о подлой сути крымчаков, которую никакие дары не исправят и от набегов не удержат.

Потом всё-таки подключился молчавший до этого Зотов. Он предложил денег послать саму малость, в десятую часть от собранных, и дать их самому послу, да немного хану, а про остальное отписать, что будет дано следующим годом. Про городки запорожцам ничего не писать, но камни покупать у них по цене втрое, а им сказать тайно, что это будет им царское жалованье, камни ведь того не стоят. Хана же другой грамотой известить, что денег мы казакам слать не будем, и городки им строить не указали, а покупка камней — то дело царское для радости пресветлых государей и коли османы таковые камни в своей земле найдут, то и те камни мы прикупим. Эту позицию поддержал и Украинцев.

Василь Васильевич задумался и нехотя одобрил. Сошлись на том, что в Посольском подготовят новую грамоту и отдадут послам уже без государей, малым выходом. А к гетману и на Сечь отправят дьяка Семена Алмазова с дарами к старшине и тайным наказом как государево жалование войску учинить, что бы до времени турок к войне не вызвать. Решили и двинулись на обедню.

После дневного сна, которым я с удовольствием воспользовался, меня отправили с сестрой играть на потешный двор. Особого настроения к забавам не было, поэтому упросил матушку дать нам погулять по кремлевскому саду. Выход туда из-за присутствия Наташи затянулся и полуденный зной уже стал спадать, когда мы наконец подошли к садовой ограде.

В саду Матвеев, конечно, пытался подвигнуть меня на забавы, но я не повёлся. Заметив в углу малинник, забрёл туда и стал выискивать поспевающие ягоды. Сестрица, естественно составила мне компанию и попросила рассказывать ей об утренних событиях. Так как кругом было полно чужих ушей, озвучивать рассказ помогал Пётр.

Как только успел я закончить пересказ приема и начал описывать "сидение", со стороны Чудова монастыря в сад спустился Зотов. Пришлось прерваться — уж очень я хотел быстрее услышать, почему он отсутствовал на именинах. Вот только из-за окружающих хорошо поговорить не довелось.

После приветствия спросил:

— Отчего ты, Никита, на пиру моем не был?

— Прости, Великий государь! Хворь меня одолела, и не мог я быть у тебя на именинах. — И бух в ноги.

Меня аж передернуло от удивления. Меньше всего я ожидал такого от Учителя. Насилу Пётр удержал мой порыв, кинутся поднимать его.

— Полно, полно, Никита Моисеевич! Вины твои отпускаю, ибо здравие наше в руках божьих и не в силах человече знать день завтрашний. Встань и расскажи толком, какая хворь с тобой случилась. — На этих словах Учитель поднялся и, слегка хмурясь, взглянул на меня. И тут я уловил исходящий от него легкий похмельный аромат. — Ужель птичья болезнь? — Зотов сильно смутился.

— Прости, Пётр Алексеевич, — начал он опять виниться — Во середу навестили меня, холопа твоего…

Я не выдержал и негромко сказал ему:

— Так, Учитель, довольно холопиться! Может тут так и принято говорить с царем, только уж не Вам!

— Хорошо, хорошо, Дима, только действительно стыдно! — так же тихо отвечал он.

Я махнул рукой, показывая, что проехали эту тему. А нормальным голосом произнес:

— Так кто говоришь, навестил тебя, Никита, во середу?

— То боярин князь Фёдор Ромоданович, Сыскного приказу голова, и голова Аптекарского приказа окольничий Андрей Виниус честь мне оказали. Спытали мы с ними новоделанный эликсир, что живою водой латинянами зовется или аквавитой. Сей эликсир есть вино хлебное с моего завода, привезённое третьего дня с обозом для царского стола, как светлой памяти государь Фёдор Алексеевич повелел. Он же указал проверять его голове Аптекарского приказа под надзором думного боярина. — Зотов немного помолчал, подбирая слова. — Горазд пить князь Ромодановский, да и дьяк Виниус от него не отстанет, даром что иноземец. Аз грешный уже не молод и ливер мой не в силах ныне. Вот по сему делу и приключилась со мной вчера хворь великая. Уж и не знаю, как на глаза матушке-царице показаться. Присылала она за мной вчера, и не раз.

— Не велика беда, я сам её просить за тебя буду. Да и виделась она с тобой уже ныне в Думе. — Тут я заметил, что Родион Стрешнев, доселе мирно дремавший на скамейке, стал проявлять заметный интерес к нашему разговору. Счёл необходимым перевести разговор на другую тему. — Кравчий мой, князь Голицын, обещался, что есть у тебя для моей потехи новые игрушки.

— Конечно, Великий Государь! Кланяется тебе, на твои светлы именины, Никитка сын Антуфьев самобеглой повозкой, кою он измыслил для твоей забавы. — И дьяк забрал у сопровождавшего его слуги ящик. Раскрыл его. Там была искусно выполненная модель локомотива с одним вагончиком. — Только, Петр Алексеевич, надобно на ровной доске пускать сию игрушку.

Я согнал со скамьи Стрешнева. Учитель вытащил небольшой ключик и стал заводить механизм. "Конечно, двигается он видно пружиной, как заводные машинки из моего детства". Когда это чудо пробежало от одного конца доски до другого, мое сознание окатила такая волна радости носителя, что я невольно упустил контроль над телом. Рядом захлопала в ладошки Наташа. Петр засмеялся, схватил "паровозик" и стал его вертеть, рассматривать.

Игрушка весила, наверное, с килограмм. Сделаны и локомотив, и вагон были из меди или бронзы, и украшены серебром. Часть выступающих элементов я опознал как имитацию паровой машины.

— Никита, а как? Чего он сам бегает? Что там? — Ребенок затруднялся точно сформулировать просьбу показать, что заставляет игрушку двигаться.

— Вот, государь, у колеса есть небольшой крючок. — Зотов рукой отодвинул защёлку, и медный бок локомотива откинулся в сторону. Внутри я ожидаемо увидел простейший привод от пружины с редуктором и маховиком. Пётр же, сразу полез внутрь, а я не стал его тормозить, ведь даже если он поломает, то не страшно сам и починю. "Если конечно инструмент найду".

Царю захотелось самому запустить игрушку. Он закрыл панель и взял протянутый Учителем заводной ключ. Пришлось немного подсказать, куда воткнуть его и как повернуть. Пружина была довольно тугая и требовалась изрядное усилие царя, чтобы пересилить её.

Вжик! Бум! "Паровозик" быстро проскочил скамью и хлопнулся в траву. Колеса быстро провернулись и замерли. Царь поднял игрушку и быстро побежал обратно во дворец. Я так и продолжал наблюдать со стороны, не вмешиваясь в поведение носителя.