Учитель скрипел пером, не отвечая на мой вопрос. Я поднялся из-за парты и подошел к окну. Так как рост мой был, может, для 10-летнего ребенка этого века и большой, но всё-таки он не дотягивал до роста взрослого человека. Поэтому окно не показалось мне низким. Я оперся на подоконник, пытаясь сквозь слюду посмотреть, что творится на улице. Не получилось. Разглядел только мутные силуэты терема царевен, стоящего на противоположной стороне бывшего аптекарского, а ныне потешного двора.

— В целом правильный подход, Пётр, но стоит ли торопиться указ сейчас писать? — Никита Моисеевич закончил скрипеть пером и посыпал листок песочком. — Полагаю, стоит сначала определиться, где жить будешь, государь. Как обустроимся на постоянном месте, тогда и будем школу открывать. Наталья Кирилловна, я думаю, вряд ли легко согласится на переезд в Преображенское. Это всё-таки урон её чести как царицы. Она и так тяжко переживает уступку Милославским.

Он принес мне получившийся текст указа. Я читать не стал, доверяя дьяку, просто вывел ниже: "Пётр" и отдал обратно Никите для печати.

— Мда-а… ускорили мы ход истории. Но зачем резать хвост по частям? Думаешь, события сильно бы отличались от тех, что у нас были? — Дьяк покачал в ответ головой. — А ведь Александра нельзя было терять! Нас ведь не так и много вселилось. А у него подготовка знатная — помню по анкете — геолог, металлург и к тому же служил реально в морской пехоте. Даже командировки на Кавказ были. Так он хоть будет золото искать, а не в застенках или на копьях стрелецких гнить. Учитель, а верно я подметил, что Борис Голицын не сильно-то благоволит Александру?

— Верно, верно. Иван Нарышкин изначально не рассматривался как носитель — уж сильно проходной и несерьёзный персонаж, и Майор, думаю, ожидал, что до появления Генерала будет сам вертеть царем. Он объявился мне после недельного запоя, которым, я так понял, прикрывался на период адаптации. Сразу выложил готовый план на захват власти. И в этом плане все Нарышкины от двора удалялись. Царица и Пётр вместе со всеми дядьями должны были погибнуть при бунте, остальные кто в новую ссылку, а кто и в монастырь. Вероятно, этим он рассчитывал добиться благосклонности Лиды и, следовательно, Софьи. А когда оказалось, что вместо Василия Голицына Саша Марченко попал в Ивана Нарышкина, Майор стал реально опасаться тайного альянса того с Софьей в ущерб себе. Ведь при слабом сопротивлении царевны передача власти вообще могла не состояться. С твоим же и особенно Лидиным вселением он вообще все расклады должен был пересчитать. Но первое место в команде свое Вадим будет настойчиво защищать. Его амбиции только Генерал мог как-то сдерживать. Ещё ведь и Семёнов есть, а он полковника получил перед отставкой и Майору подчиняться вряд ли захочет.

Мы помолчали. Хорошего настроения сей рассказ мне не прибавил. Наоборот — я даже успел мимолетно пожалеть, что не один попал сюда. Приятно работать в команде, но если это действительно команда. Уж сам как-нибудь смог бы незаметно вжиться в этот мир. Империя мне, в принципе "по барабану". Прогрессорствовать никогда не стремился. Читать интересно, а вот самому напрягаться на максимум было в лом. Так немного для себя любимого, для удобства быта можно внедрить по мелочи, что вспомню, но стремиться к "победе коммунизма" — это не для меня. Теперь же я должен был не только среди местных вжиться, но как-то обустроиться среди профессиональных вселенцев. А это волки ещё те: у всех неплохая базовая подготовка и опыт интриг, и навыки командования. Ведь они только спят и видят, как Россию на глобус натянуть. Да ещё и между собой за право серого кардинала собираются бороться. Ишь, и Марченко недовольно на меня смотрел, когда отправляли его в Верхотурье. Сейчас наверняка Дудыкин постарается первой скрипкой заиграть.

— Учитель, давай всё-таки послушаем Майора. Ты после думы будь обязательно здесь — я один на один с ним встречаться не хочу.

Я полагал, что обедня будет в теремной, внутренней церкви, но появившийся поддядька (блин, ну и должность) Родион Стрешнев сообщил, что государыня изволит ждать своего сына в Благовещенском соборе. Пришлось переодеваться в платье для парадного выхода. Дворовые, под командой Родионовны, окружили меня, переодели, и передали на руки стольникам для сопровождения на службу.

Перед входом в собор, на переходах, я встретил отсутствующего с самого утра Бориса Голицына. Дядька при встрече подмигнул мне и попытался улыбнуться. Ха… Он, наверное, считал, что это было ободряюще, но, по-моему, наоборот, зловещая ухмылка исказила красное лицо кравчего.

В соборе на царском месте я был уже не один, а вместе с Иваном. Это объясняло сегодняшний официоз — Милославские хотели подчеркнуть статус своего царя. Поодаль стояли и все царевны, и матушка, и ближние дядьки обоих царей. При этом стояли не перемешиваясь: отдельно партия царевны, отдельно наша.

Во время службы не было ничего необычного. Ивана всё ещё поминали как царевича. Софье может это и не понравилось, только вот как узнать об этом? Я пытался украдкой понаблюдать за Софьей, но так как место царское было в стороне, то получалось не очень хорошо. Да и оглядываться царю было невместно. Поэтому кроме мимолетного взгляда на царевну при входе и таком же при выходе, ничего большего мне не обломилось. Может оно и хорошо — зачем душу бередить напрасными воспоминаниями. Так, глядишь, не удержусь, и повзрослеет царь немного раньше, чем отроку положено.

После обедни как чинно помолились, так чинно и разошлись. "Мальчики" (Нарышкины) направо, "девочки" (Милославские) налево. Лишь кузены Голицыны чутка задержались на красном крыльце, чего-то по быстрому перетереть.

После короткого дневного сна пришлось опять облачиться в парадные одежды и, дождавшись матушку, в сопровождении стольников и спальников идти в Посольскую палату. Сидение, как мне успел нашептать во время одевания Матвеев, было так же организовано партией Софьи. Цели этого были аналогичны прошедшей обедне — показать избрание Ивана царем и закрепить его статус как старшего в тандеме. Мне на это было наплевать, играть тут активную роль страшно, а пассивная не интересна сама по себе. Я, собственно, со сна ещё не вполне оклемался. А мой носитель так сильно не желал "сидеть" с боярами, что даже брать управление телом на себя отказался. Поэтому царское тело в думу перемещалось на автомате, поддерживаемое под руки ближними стольниками. Глаз я не опускал, но смотрел на окружающих невидящим взглядом.

У входа в палату произошла непредвиденная остановка нашей процессии. Причина была в том, что Софья и другие Милославские пришли в Думу раньше и успели усадить на трон Ивана, а мне оставили высокое кресло с правой стороны от него. Матушка же и мои ближние "сгоняли" Ивана, утверждая, что коли он ещё не венчан, то и не царь пока вовсе. Свидетелями перебранки были собравшиеся уже в думе большие люди Московского царства. Точно утверждать не берусь, я ведь мог полагаться только на доносившиеся до меня из-за дверей крики и шум, но мне показалось тогда, что думские больше поддерживают в этом споре за место меня, а не Ивана. В конце концов, пригрозив уйти обратно во дворец, "наши победили" и я взобрался на царский трон.

Солнце уже повернуло на закат, и его лучи освещали только оконные проемы южной стены. Эта подсветка контрастно выделяла красную обивку окон на фоне темноты остального зала. Залюбовавшись игрой света и тени, я не сразу заметил одну примечательную деталь. У ближних к царскому месту столбов были установлены интересные светильники, анахронизмом выделявшиеся среди остальных украшений палаты. "Керосинка! Но откуда? Как?" Я растерянно обернулся, ища Зотова. "Почему я раньше этого не замечал? В тереме-то никаких новшеств пока не обнаружил". Учителя я не нашёл, зато мой взгляд перехватил Борис Голицын. Кравчий понял мой беззвучный вопрос правильно и, улыбнувшись в бороду, приложил палец к губам.