Зотов зашел, поклонился в пояс. Я не стал соблюдать чинный порядок и встал ему навстречу, благо последний стольник вышел из комнаты.

— Доброе утро, Никита! — Опередил я Учителя с приветствием.

— Доброе утро, государь. Дозволь с тобой судить о жизни на Москве, в царствование твоего деда, Царя и Великого Князя государя Михаила Федоровича.

Тут в комнату вновь вошел Родион Стрешнев. Оказалось на уроках истории он должен присутствовать, чтобы следить за нравственностью изложения. "Вот незадача. Пётр, принимай управление, а то ошибусь еще. Не должно многим знать обо мне!" позвал я царя из подсознанки. Сам стал наблюдать за уроком отдельно.

Олег Александрович довольно уже освоился в 17 веке и рассказывал мне больше об истории церкви в Москве до раскола, чем о жизни народа. Заставлял запоминать митрополитов и патриархов. Кто они были и чем славились их деяния. Учитель принес какие-то летописи, и мы с Петром на пару их читали. Тут уж ему довелось переводить мне старославянское письмо. Занятие оказалось довольно скучным, но попросить Олега Александровича объяснить мне все сокращенно побоялся. Кто его знает, как к этому отнесется дядька.

Через час, наверное, когда я стал уставать, зашла матушка. Никита и дядька встали, поклоном приветствуя царицу.

— Не довольно ли тебе, дьяк, ребенка мучить? — спросила матушка.

— Да мы уже и завершили на сегодня урок, государыня. — Отвечал Никита. — Дозволь проводить Петра Алексеевича на Потешный двор?

— Погоди. Оставьте нас государем. — Выставила она всех из горницы.

Когда дверь закрылась, матушка подошла ко мне.

— Петруша, дозволь поговорить с тобой. — Мы сели на лавку — Сынок, дни тяжелые настали для нас. Многое бесчестие нам от стрельцов было. Некому сейчас заступиться за семью царскую.

Я молчал, ожидая продолжения, не перехватывал управления у царя. Пётр тоже не торопился действовать.

— Сынок, ответь мне. Кто научил тебя к Софье ходить, Борис или Никита?

"Та-ак! Пётр, осторожней! Давай дальше говори матушке то, что подскажу". Получив мысленное согласие Петра, позволил ему говорить.

— Ни кто не учил тому меня, матушка! Я сам не ведаю, как забрел к ней. Зело напуган был и бродил в беспамятстве. Только смог очнуться, когда увидел, как сестрица с князем Василием Голицыным прощается. И она меня заприметила, когда уже с ним помиловалася. Матушка, не обижайся, видение мне было, и ангел господень обещал заступничество Богородицы, коли уйму кровопролитие и сам с сестрицей царством поделюсь. Говорил он мне, матушка, что Господь возвернёт венец, когда вырасту. Пусть Софья сейчас властью тешится, все одно будет наша шапка Мономахова. Так мне ангел говорил.

— Ангел господень привиделся? — царица посмотрела меня с сомнением. А я старался изобразить максимально честный и наивный взгляд ребенка и не отводил глаза. — Ну да бог с тобой, сынок. Токмо зазорно то, Петруша, царю одному со своего терема уходить. Нам сейчас во дворце надо быть сторожно. Коли что не по укладу и обычаю, то люди баить будут, что государь не честью правит. Сейчас же многие и так говорят: царица без чести и царь без царства и от венца сами отказались.

Тут я даже не успел отреагировать, как Пётр взорвался гневом.

— Пусть говорят, матушка! Вот отберу венец и всем языкастым языки то и укорочу!

Царица посмотрела на сына с испугом.

— Господь с тобой, Петруша. Охладись. Невместно великому государю так яриться.

И я, и Пётр смолчали. Вероятно, царица сделала какие-то свои выводы, которые скрыла от меня. Через пару минут матушка продолжила:

— Всё же не дело государь не по обычаю батюшкой заповеданному жить. Надобно в церковь на службу утреннюю ходить со всеми, и коли бояре спросят к руке допустить, то не отказывать, и людей, кои верны тебе в сию годину тяжкую, призреть. А ты водицей обливаться вздумал, да мел вкушать, да странные дерганья твои. Недостойно сиё государя, сын мой.

В голосе её среди плавного нравоучительного тона мне послышался ледяной звон стали. Блин! Кто настучал? Тихон или Матвей. Даже Пётр, услышав строгие слова матери, испуганно заметался, ища оправдания перед матушкой. Пришлось прийти ему на помощь и встрять в управление телом.

— Не здоров я был с утра, матушка. Странная немочь одолела меня, вот и просил облить меня, дабы избыть её. А что до мела, то Никита сказал мне — так лучше беречься от всякой хвори зубной. — Сказал и подумал: "Надеюсь, учителя я этим под большой удар не подставлю".

— Полно, Петруша. Не чуди, и бояр да стольников не гони от себя. А в обедню исповедайся и причастись у отца Никона! — Голос матушки стал сильнее и тверже.

— Хорошо матушка. — Счёл я нужным согласиться, что бы прекратить спор, пока неуверенность Петра не проявилась наружу.

Царица ещё несколько минут помолчала, всматриваясь в сына. Внезапно она подняла руку и провела по голове царя. От этой нежданной ласки ребенок во мне полностью оттаял и вспыхнул любовью.

— От Софьи приходили, просили быть тебе после обеда в посольской палате. Слушать челобитные. Вели и мне с тобой быть.

— Хорошо, матушка. Не серчай. — Пётр заискивающе улыбнулся матери. Та-ак… что-то надо делать. Наталья Кирилловна в психологической войне за сына полностью переиграла меня. Ещё пара таких бесед с неожиданными переходами от ласки к настойчивым наставлениям, и ребенок выдаст мое присутствие в нём. Тогда в лучшем случае монастырь. Ославят дворовые царя блаженным, а уж Милославские своей удачи не упустят.

Я полностью перехватил управление телом и вышел вслед за матерью в переднюю. Народ, столпившийся там, попадал ниц. Не обращаясь ни к кому конкретно, сказал:

— После обедни велю царице быть со мной в посольской палате да слушать со мной сказки бояр, да дьяков. А до тех пор видеть при себе желаю лишь дьяка Никиту Зотова, да князя Бориса Алексеевича Голицына. Сыщите мне его! Да велю також никого не пущать ко мне более, акромя матушки да патриарха. Да и парту пусть мне несут! И впредь не уносят её из кабинета без моего дозволения!

На этом я попытался изобразить "царский" взгляд Петра, а затем резко развернулся и зашел обратно в кабинет. Вероятно, с речью своей повелительной я перестарался. Матушка так внимательно посмотрела опять на меня, что мне показалась — она увидела именно меня — чужака, в своем сыне. Пётр же внутри меня веселился, не замечая матушкиного взгляда — уж очень ребенку понравились удивлённые лица царедворцев. Уходя, снова услышал беспокойное перешёптывание за спиной. Наверняка ранее Пётр не позволял такого, как моя импровизация.

После возвращения я прошел в спальню и прилег на кровать. Необходимо было придумать как разрулить вопрос с матерью. Отступаться от своих утренних процедур я не собирался. Разве что надо таки на заутреню ходить в церковь, да причаститься, как мать просила. Решил посоветоваться с Майором и Учителем. У них больше опыта жизни в этом времени.

Вспомнив реакцию в передней пришедшего ко мне народа, подумал: "Фигасе, уже меняется восприятие молодого царя пиплом. Надобно немного сдать назад. Как бы Софья и остальные теремные раньше времени не застремались. Спровоцирую еще покушение на царя раньше срока. Ну как подсыпят чего в сбитень, али в уху, и помру от "апоплексических колик". Ребенок внутри меня, конечно, испугался угрозы отравления, но все равно я чувствовал, насколько ему был люб такой подход к обращению с людьми.

Легким покашливанием мое внимание привлек Андрей Матвеев.

— Государь, по твоему велению думный дьяк Никита сын Зотов в комнате ожидает твоей воли. Велишь ли что сказать ему?

А что ему сказать? Стоит ли без Майора разговор начинать? Ничего не решив, я поднялся, поправил одежду и вышел в комнату.

Никита стоял у порога. Приветствуя меня, он молча поклонился, но проходить не стал. Я тоже не решался начать с ним разговор. Так и стояли некоторое время, пока не принесли парту. Ребенок мысленно подсказал, что давно чистописанием не занимались. Дождавшись когда все, кроме Учителя покинут палату, я из низкого шкафчика у глухой стены достал письменные принадлежности. Перо, чернильницу и лист бумаги. Никита еще там же взял небольшую песочницу. Я сел и попытался написать полный титул царя: "Великий государь царь и великий князь…". Хлоп! Хорошенькое дело! Клякса.