Для лётного состава принимающая сторона приобретала парашюты (шёлковые) и массу всякой прочей мелочи, вплоть до комбезов, курток, личного оружия и ножа десантника. Хотя мелочами сами пилоты в авиации не считали ничего. Ведь даже от "убитой" серрейторной заточки стропореза могла зависеть жизнь. Или от отсутствия патрона нужного калибра. Потому то вместо револьверов в полёт брали специально изготовленные на ТОЗе "обрезы" дробовиков-вертикалок с откидным прикладом — "боксфлинтов по научному.

А ещё точнее, бокс-бъюксфлинтов, поскольку гладким на 12 калибр являлся только верхний ствол, в него и картечный патрон зарядить получалось, да и ракетницей служил. А нижний сделали нарезным под маузеровский (7,7 мм) калибр, но с мосинским патронником (и вкладышами). Если не дай бог собьют, то такую "дуру" во вражеском тылу легче получалось прокормить.

Главным же условием с нашей стороны явилось "не размазывание" эскадры по всей тысячекилометровой линии фронта и обязательное моё участие в разработке всех операций, где задействованы окажутся мои ребята. Ведь у генералов "страны-нанимателя" боевой опыт использования авиации был пока нулевым, да и в современной войне таким же. Ко всему прочему, о разработанном Германским генштабом "Плане Шлиффена" им ничего было не известно.

К лету 1914 года, наконец-то, всё наше солидное хозяйство вкупе с личным составом оказалось на французской земле. Первоначально хозяева пожелали нас окрестить Легион "Кондор", но по моей настойчивой просьбе, переименовали в эскадру "Нормандия" (нас за глаза обозвав "норманами") — по месту первоначального базирования.

С напряжением читал я по утрам газеты, но Франца-Фердинанда в Сараево никто не застрелил. Более того, неизвестными лицами (из "Чёрной руки", но об этом знали немногие), оказалось застрелено два наёмных убийцы экстра-класса, готовившие покушение на эрц-герцога. Даже для локальной войнушки на Балканах повода всё не находилось, а ведь содержание боеготовной армии есть удовольствие очень платное. Тевтонский боевой конь, застоявшийся в конюшне лишних 30 лет, вовсю бил копытом и без толку проедал дорогостоящий овёс

Так проскочило лето, подходила к концу осень и казалось, что бойня отменяется. Но германские штабисты выдали теорию о том, что французский солдат привычен к жаре, а вот немецкий — напротив, зимой себя прекрасно чувствует. И не дожидаясь повода, отмашка была дана "уж потому, что хочется мне кушать". Нельзя же всерьёз так обидеться на статейку во второразрядной французской газетёнке, в которой упоминались Эльзас и Лотарингия. С балкона дворца Шлосс 1-го октября кайзер выдал зажигательную речугу, клеймящую, разумеется, милитаризм и шовинизм соседа. Отвечай Республика за "базар" недоумка Шовинни.

По Германии прокатились стихийные митинги молодёжи и особенно "просвещённых" студентов под лозунгом "Кто не скачет — тот француз", с ежеминутными выкриками "Слава… (пардон, Хайль) " Единодушно поддержал кайзера и Рейхстаг всеми своими фракциями, а Август Бебель, ведущий социал-демократ даже речь закатил: "Поскольку Франция (в ТОЙ истории — Россия), опередила всех в терроре и варварстве и хочет напасть на Германию, чтобы разбить и разрушить её, мы, как и те, кто стоит во главе Германии, остановим агрессора, поскольку его победа означает поражение социал-демократии."

Закавыка обнаружилась в мелочах. План Шлиффена предполагал нападение через Верденский лес, а это означало, что кайзеровским войскам вначале надлежало пройти через земли Люксембурга и Бельгии, к которым придраться было не за что.

Когда ещё летом я с загадочным лицом поведал "нанимателю" на военном совете о планах вероятного противника, мне, разумеется, не поверили. Они сами настраивались идти отвоёвывать Эльзас, но мне удалось всё же настоять на том, чтобы король Бельгии Альберт 1-й об угрозе был уведомлен и для рекогносцировки предоставил возможность.

Опять в виде аргумента (крайнего) послужило моё заявление о том, что в случае ошибки вся эскадра остается без оплаты за контракт. А вот к королю обращался уже от "лица фирмы" с предложением за её счёт создать вдоль границы сеть полевых аэродромов с запасом боезапаса и ГСМ. И продажей этого военного имущества королевству только в случае войны. Даже рентабельность закладывалась весьма божеская — всего 50 %. Ничто при таких рисках! Так что контракт заключили и немедленно приступили к строительству (по разработанным ранее типовым проектам).

Наживаться на чужом горе, разумеется, грешно, но ведь и русским даром ничего не дают. И последним моим предвоенным коммерческим поступком явилось приобретение (за смешные деньги) у шведа Гидеона Сундбека патента на фермуАр, уже год как никому не нужного. Тут история долгая. Два десятка лет как американец Уитком Джадсон запатентовал застёжку "Зиппер", в России позднее прозванную Молния, правда весьма несовершенную и без разработанной технологии производства.

А вот скандинавскому изобретателю замочек удалось довести до ума. Но ценителей изобретения ему найти не удалось — шнурки и пуговицы продолжали властвовать на запорном рынке. Конечно, ещё пять лет назад мне достаточно было выпороть одну "молнию" и кинуться её патентовать. Но вот на технологию производства этого совершенства потребовалось бы затратить годы, которые и так прошли не без пользы.

Сундбеку же помимо патентных денег предложен был оклад руководителя производства собственного изобретения, что нам давало гарантии его заинтересованности. И вскоре на юге Франции появилась "Фермуарная мануфактура". А в наших кожаных лётных куртках и комбезах надёжные замочки. Ставшие вскоре очень распространёнными и в стране-законодательнице мод. Так что попутный и не совсем профильный бизнес попал в русло.

Бизнес-проекты на Западе были потребны хотя бы потому, что ещё не начав Первой мировой уже надлежало готовиться ко Второй, а возможно и Третьей. Так что когда максимум через полгода король Альберт погасит счета за аэродромы, вычтя из этих денег услуги местных субподрядчиков (по сути и насыпавших ВВП), бельгийских франков аккурат останется для концессии "по разработке глины в Конго". Ради кирпичей она нам надобна, или смолки радийной — наше дело. А уж для крылатого металла ничего лучше тамошнего сырья в мире не найти.

Умеют капиталисты строить быстро и качественно, и по мере ввода в эксплуатацию полевых аэродромов, эскадра принялась перелетать за Верден и обживаться на новом месте. Особое внимание уделили связи, в основном конечно проводной, но и на четыре радиостанции французы для нас расщедрились, а одну добавил бельгийский король.

Чтобы не выявлять своих возможностей, на доисторических "Фарманах" провели аэрофотосъемку как Бельгии, так и Люксембурга, великий князь которого любезно разрешил полетать "спортсменам". Так что даже обновлённые карты будущего района боевых действий успели напечатать. А уж французскую территорию пусть сами французы и картографируют — "Фарманов" у них для этого достаточно.

Когда 2 октября германский посол вручил правительству Бельгии ноту, с ультимативным требованием пропуска войск, тысяча И-3 была уже в воздухе, подлетая к растянувшимся на марше колоннам уже врага. Разумеется, ни о каком зенитном и тем более авиа-прикрытии даже речи не было и центнеру взрывчатки с парой тысяч пуль с каждого самолёта удалось нанести существенный беспрепятственный урон. Первый день кровавой жатвы оказался самым плодотворным — на дозаправку и дозагрузку успели засветло смотаться по четыре раза и к ночи вбить в сознание каждого кайзеровского солдата ужас перед бомбёжкой.

И у нас не вернулись на аэродромы три аэроплана. Поэтому впредь штурмовка полный световой день отменялась — и уставший пилот чаще склонен к смертельным ошибкам, и регулярность делает тебя предсказуемым и позволяет врага приготовиться к отражению. Возбуждённых первыми победами лётчиков всё же загнали спать ненадолго, ибо на следующее утро, ещё затемно, вновь в воздух поднялась вся эскадра. Чтобы заходя с восхода и не давая врагу возможности прицелиться вновь долбить дороги забитые маршировавшими всю ночь германцами.