Вовремя вспомнился найденный полгода назад старинный серебряный портсигар, наверняка цены не малой, вот и отрыл драгоценность на благо выживания семьи. Таня тут же сунула носик вовнутрь и заявила, что все проблемы решены — лежащие внутри стольники обратно в свою эпоху вернулись. И было их там двадцать семь листов! Деньги бешеные — год кучеряво жить возможно и продавать ничего не потребно. Кроме мозгов, которым с помощью этих денег соответствующий антураж придаётся.
Тут слово взял наш патриарх бизнеса — и заявил, что "начальный капитал" не такой уж и большой, мог бы я и чемодан с деньгами в той квартире тогда поискать. И средствами с умом распоряжаться следует, а эта сумма становится пока НЗ.
Соответственно, теперь отправляемся уже в дальнюю разведку, чуть подправив антураж и ничего не боясь. "Женщины и дети" опять остаются на борту, а сами облачаем головные уборы, причём мою приличную кепку "родственник" тут же забрал себе. Пришлось мне под кожанку парадку, в которой дембельнулся, одевать, да с фуражки кокарду снимать. Кирзачи так же сгодились — в кроссовках никого на улице "в прошлый выход" не заметил.
Стопы решил направить на авиаремонтный заводик, где "щедрому" прапорщику его "копейку" ремонтировал. Он тогда "в процессе", попутно мне мозги полоскал, что де располагался здесь ещё с 19-го века завод "Мотор", с соответствующей продукцией. Куда ж мне свои мозги да руки ещё продавать? Топать мне от канала до Золитуде (хотя в это время названия у районов ещё наверняка немецкие) меньше часа, так что рабочий день весь впереди. Тесть же решил по своим "знакомым" местам в Старой Риге пошарится, а это на другую сторону реки, через мост. Попросил его всё же хоть стольник прихватить, да прикупить попутно для дочери платье аборигенское со шляпкой — не поймут её тут в джинсах. Ну и всякую мелочь — зубную пасту там, хотя не изобрели таковую ещё, тогда хоть порошок. А над пастой тесть-предприниматель подумай!
Завод оказался на том же месте — прапор не соврал. Не соврал он и про первого директора — "сделавшего себя" чухонца, производственную деятельность начавшего с чистки конюшен и выучившегося не на папины. Не хотелось мне симпатичному человеку врать, но лучше солгать раз вначале, чем потом выкручиваться всю жизнь — правде ведь всё равно никто не поверит. Снял я в кабинете куртку и предстал во всей красе "дембельской парадки" — объявившись отставным (несмотря на молодость) американским авиатором, русского происхождения. Кто тут видел пиндосскую форму?
А буковки СА на погонах и по-американски прочитать возможно, да и языку тамошнему, тут в отличие от немецкого да французского не обучены. Добило собеседника сделанное до призыва фото, где я ЛЕЧУ на "Чибисе" (правда, в уральском небе, но на нём не написано).
Я брался организовать на имеющихся площадях и оборудовании авиационное производство, причём первый аэроплан — на свои средства. На что Теодор Фердинандович Калеп повёлся сходу.
Станками и сухим лесоматериалом я пользоваться мог уже с завтрашнего дня, но оплачивать труд мастеровых должен буду из своего кармана (будто он бездонный). Хотя рабсилу могу и со стороны привлекать. Я предпочёл "со стороны", а вернее — "с яхты". Намечался доходный семейный бизнес — так что пусть капитал из семьи и не уходит. Завтра же выходим сюда трудиться вместе с Татьяной — реечки и кисточки выберу для неё не тяжёлые. Придётся невесте в работницах пока походить. А тестя отправлю снабженцем на "Юглас мануфактуру", за "детской пелёнкой авиации" — перкалевой тканью. Разрешу даже извозчика нанять — другой конец Риги как-никак.
Когда вечером собралась наша "семья" опять на борту, то выяснилось, что мой "выход" оказался самым удачным, а тесть чуть в околоток не попал (за что — не уточнил). Правда платье и зубной порошок для дочери купил всё-таки. На этом его дарования деловара типа "купи-продай" заканчивались, и против трудоустройства в "компанию зятя" он уже не возражал. Идеи вступить в подпольный пролетарский кружок или поехать в Зимний, царя о грядущей революции предупреждать, за сутки здешнего пребывания так же не возникло (слава Богу — вызволяй потом его из Жёлтого дома). Танюшу перспективы под моим руководством оказаться даже обрадовали. Ибо обозначил цели — как только построим аэроплан, и у семьи появятся стабильные доходы, сразу венчаемся.
До ночи ещё успели лодку в рыбацкую слободу перегнать и за смешные деньги их пирсом (три доски) воспользоваться. Обнадёживало, что, по словам старшОго, здесь не воровали. Кстати, и копчушку на месте без "торговой наценки" брать договорились. Режим жёсткой экономии светил "семейству" как минимум всё лето, так что и проживанию "на борту" не нашлось лучшей альтернативы. С нового места, кстати, до работы время в пути минут на 20 сокращалось, а мостовая там вымощена была не булыжником, а шведской брусчаткой. Что по утру и оценил, ибо бочонок авиационного клея (из ТОЙ жизни), переть на завод пришлось на тележке также из ТОЙ жизни, нашёл в ней место и щенок. Обратно на тележке везли уже обрезки реек для буржуйки — расходовать бензин для примуса стало не позволительно, и так каждый день.
Моя "работница" здешнее платье надела прямо поверх джинсов, намереваясь "верхнюю одежду" в процессе работы снимать. Я под куртку в этот раз поддел не парадную п/ш, а застиранные почти до белизны так же свои армейские х/б. И потекли полные творчества ненормированные производственные будни. Когда нашего "снабженца" посылать никуда не требовалось и не хотелось, то становился он вторым номером на рейсмус, или лобзик в руки брал, но волынить мы себе позволить не имели права — зимовать в тесной каютке перспектива не прельщала. Мастеровые считали, что это у нас такой американский стиль работы.
Имеющие немецкие корни за "рвение" уважали, а латышские — оставались в непонятках, мастер ведь за работой не следит, чего стараемся? Как то даже "пропагандист-агитатор" подвалил, пытаясь мне про светлое будущее растолковать. Я объяснил его неправоту, но по пролетарски — после больнички он больше на заводе не появлялся. Кстати, не ожидал я, что так быстро немецким овладею, но говорят, что в тюрьме язык учится ещё быстрее (даже феня).
Очень выручало наше портовое расположение. В той жизни обшивали плоскости почти дармовой лавсановой плёнкой, а наполнителем служил пенопласт. Здесь же от счастья прыгал, узнав, что сырьем для "нашего" перкаля длинноволокнистый египетский хлопок является, и на одном из пришедших из Латинской Америки пароходов бревно бальсы завалялось. Тут уже жаться было непозволительно — покупали за сколько скажут. Лучше экономить на еде, чем на жизни.
Когда на завод привезли на тележке "якорный" (снятый с носа лодки) мотоциклетный мотор, в том что заявление "лететь любой ценой", уже не пустой звук убедились все. Господин Калеп, поинтересовался, не желаю ли ознакомить его с двигателем, для производства копии. Раз речь он первым завёл, то настал час сознаться и мне, в том, что имею кое-что лучше — мотор Фольксвагена. На следующее утро на нанятом ломовике привёз запасной движок "яхты" на завод, практически завершив её облегчение. Пока "ненужное" хранилось теперь под замком в заводской каптёрке.
К концу сентября спать в каюте стало холодно даже после того как вечером там на буржуйке готовили еду. Да и на еду оставалась последняя десятка. Но слив из бака "яхты" весь бензин, я совершил первый полёт. НА УДИВЛЕНИЕ УДАЧНО! И "цена" нашего коллективчика поднялась выше, чем я поднял самолётик. Я стал ВХОЖ в круг избранных, но как же трудно держать форс, когда бурчит в животе, и на рыбу глаза не глядят.
Будто подслушав, Фердинандович предложил в воскресенье съездить с ним на охоту. Намекнув, что возможен разговор с "нужным" человеком. Хотя нашу семью сиюмоментно больше мясо интересовало. Потому тесть извлёк и расчехлил свой драгоценный ствол и объяснил, как им пользоваться. Это оказалась гражданская версия СВД, охотничий карабин "Тигр", который ему "достали" в советские времена. Так что за три загона я лично, честно добыл пару кабанчиков двумя выстрелами (пули то полуоболочные), очень удивив хозяина угодий — остзейского барона. Без охотничьего вранья!