— Отвык я все-таки от советской действительности, — хмыкнул Эдик. — Давай сядем где-нибудь в тихом месте. О, — вспомнил он, — поехали в «Метлу».
— Ну уж нет! — наотрез отказалась Вика. — Там теперь такой бардак!
— Тогда в «Арагви».
Шеллу было приятно, что на его спутницу оборачиваются посетители ресторана. Что-то в ней появилось такое, чего он и сам не мог определить. В зале были женщины и покрасивей, и понаряднее, но Вика выделялась среди всех. Во Франции это ее новое качество назвали бы шармом, в Англии — стилем, а в Германии таких женщин не было, нет и не будет.
— Ну рассказывай, — Вика поднесла к губам бокал с «Киндзмараули». — Как ты попал в Кельн?
— Женился, — не слишком охотно ответил Эдик. — На немке.
Вика рассмеялась.
— Извини, — она подавила смешок, — просто я вспомнила…
— Про тысячу долларов и невесту-иностранку? — понимающе кивнул Шелл. — Все обошлось гораздо дешевле. Моника стажировалась в МГУ как славист…
— И однажды случайно принесла тебе макулатуру? — поддела его Вика.
Эдик оглушительно захохотал. Ему импонировала ее ироничность.
— Да нет, мы познакомились более прозаическим образом. В библиотеке. Потом… мне нужно было срочно уносить ноги. Я думал, что женюсь по расчету.
— А оказалось — по любви? — Вика залпом допила вино.
— Трудно сказать… — Эдик пожал плечами. — У нас уже двое детей. Игорю — три с половиной, Юля на год моложе…
— Русские имена? — удивилась Вика.
— Ну не Гансом же сына называть, согласись…
— Звучит красиво, — не стала спорить Вика. — Юля Бодягина.
— Юля Шелл, — поправил Эдик. — А я — Эдвард Шелл. Это фамилия Моники…
— Эдвард Шелл, — повторила женщина. — Странно… Значит, все получилось, как ты хотел…
— Не совсем так, но близко, — Эдик отщипнул кусочек сулугуни. — Ну, хватит обо мне. Среди нас есть гораздо более интересные личности. Например, некая Виктория Валентиновна Лютикова, сорвавшая овации на международном симпозиуме… Погоди-ка, — он выложил на столик диктофон и включил его: — Фрау Лютиков, радио «Немецкая волна», позвольте задать вам несколько вопросов. Кто вы по профессии?
— Архивариус. Начальник отдела Центрального Государственного архива.
— Имеете ли научные звания, степени?
— Доктор исторических наук. Доцент историко-архивного института.
— Ого! — Эдик выключил диктофон. — Ну ты, старуха, даешь… Первый раз вижу такого молодого и красивого доктора наук!
— По-моему, ты научился говорить комплименты… — улыбнулась Вика.
— Нет, правда, я поражен.
— Мою кандидатскую засчитали как докторскую, вот и весь секрет.
— Тем более! — восхитился Шелл. — Давай выпьем за тебя!
Опорожнив бокал, он спросил:
— Ты замужем?
— «Немецкую волну» интересует личная жизнь архивариусов? — Вика сделала глоток. — Согласитесь, герр Шелл, этот вопрос не по теме нашей сегодняшней беседы.
— Отчего же? — возразил Эдик. — Вы просто пока не привыкли к подобным вопросам. Между тем западные журналисты задают всемирным знаменитостям вопросы и похлеще. Оцените мою скромность и деликатность: я хочу всего лишь узнать о вашем семейном положении. Итак, фрау Лютикова…
— Я не фрау. Я фрейлен… Вы удовлетворены? Шелл растерялся.
— Ну и правильно, — сказал он нарочито бодрым тоном. — Нечего доктору наук мыть посуду всяким хмырям!
— Посуду все равно приходится мыть, — тонко улыбнулась Вика.
— Э-э-э… Черт возьми! Ты меня ставишь в тупик.
— Чем еще интересуются ваши радиослушатели, герр Шелл?
— Что госпожа Лютикова делает сегодня вечером?
— А если госпожа Лютикова ответит, что вечер у нее свободный?
— Тогда я попрошу ее провести его со мной.
Вика выдержала паузу. Эдик не сводил с нее глаз.
— Нет, — сказала наконец она. — Нет. Я не могу тебе отказать.
— Выпьем! — поднял бокал Эдик.
Москва, ст. м. «Речной вокзал», улица Смольная, 52
— Потрясающе, — сказал Шелл, — у тебя есть горячая вода.
— А что, у вас в Кельне с этим перебои? — удивилась Вика.
В какие-то моменты Эдик чувствовал себя рядом с ней идиотом. Но ему это даже нравилось.
— Нет, — простонал он сквозь смех. — Я про гостиницу.
Он с увлечением мыл посуду. Сидя за кухонным столом и подперев голову рукой, Вика смотрела на него.
— Здорово у тебя получается, — заметила она. — Ты и дома этим занимаешься?
— Да ты что?! У нас дома посудомоечная машина.
— Удобно, наверное… А у меня на хозяйство времени совершенно не остается. Так, сооружу что-нибудь на скорую руку, как сегодня, — она поднялась. И достала из холодильника бутылку шампанского: ее предусмотрительно положил в морозильник Эдик сразу после прихода.
Шелл принес в комнату бокалы.
…В живом пламени свечей Вика казалась загадочной и прекрасной. Эдик перегнулся через нее и взял сигареты.
— Будешь?
Вика приподнялась на подушках и прикурила. Эдик снова подумал, что есть вещи, которые не выразить словами. Оказывается, тело живет какой-то отдельной своей жизнью. И те ощущения, которые с годами стираются из памяти, тело помнит так же отчетливо, словно все было вчера. Может, все дело в этих чертовых свечах?
Он провел пальцем по ее профилю, ключицам, груди, животу… Поцеловал родинку на плече.
— Когда ты уезжаешь? — спросила Вика.
— Послезавтра, — он посмотрел на часы. — Нет, уже завтра… Доннерветтер!
И подавленно замолчал.
— О чем ты думаешь? — спросила Вика, следя за струйкой дыма, подымающейся к потолку.
— Как все глупо! Мы ведь действительно могли быть счастливы. Куда ты исчезла? Не оставила ни телефона, ни адреса… Я был у тебя на работе. Твоя начальница послала меня открытым текстом. Пришлось разузнавать координаты через адресный стол… Твоя мамаша каждый раз говорила, что тебя нет дома. А когда я нарвался на отца, он спустил меня с лестницы и покрыл пятиэтажным матом. Соседка сказала, что ты уехала куда-то учиться… А потом меня снова забрали в психушку. Ну и так далее. В восемьдесят третьем я женился.
— Меня отправили к тетке, в Армавир. Вернее, я сама уехала… Не могла больше с ними оставаться. Ты ведь не знаешь… Обыск у тебя устроили из-за моего отца. Это он написал заявление в КГБ, когда я рассказала о тебе родителям. Он боялся, что я стану еврейкой и уеду с тобой в Израиль. Струсил, что вылетит из-за этого с работы и из партии.
— Куда тебя повезли… тогда?.. — тихо спросил Эдик.
— На Лубянку. Я просидела там четыре часа, пока не приехал отец. История не имела продолжения… А у тебя?
— У меня тоже. В психушку я попал по другому делу, неохота рассказывать… И все-таки не могу понять, почему ты сразу не пришла ко мне? Разве ты виновата, что твой отец…
— Я люблю тебя, — сказала Вика. — Я боялась, что ты не простишь… Помнишь, как я взяла ночью твой паспорт? Я же чувствовала, все с тех пор изменилось…
— Я люблю тебя, — сказал Эдик.
Москва, ст. м. «Речной вокзал», улица Смольная, 52, утро
— Я понял, что нового в тебе появилось, — Эдик наблюдал, как Вика суетится у плиты. — Уверенность…
Женщина поставила на стол тарелки с яичницей.
— С колбаской… — Шелл потянул носом воздух. — Как я люблю…
— Рада стараться, товарищ командир! — козырнула Вика.
— К пустой голове… Впрочем, нет, голова у тебя очень даже не пустая! Да, вот она откуда — уверенность. Ты себя реализовала во всем, — Эдик ткнул вилкой в глазунью, — во-первых, замечательная хозяйка. Красивая женщина, дико обаятельная. Доктор, с ума сойти, наук! Кстати, по какой теме ты защищалась?
Вика разливала чай в красные чашки с белым горошком.
— Название очень длинное, — предупредила она. — «Советская пропаганда. Целенаправленное создание образа врага в массовом сознании (на примере феномена Сиднея Рейли)».
— Рейли? — обалдел Эдик. — Значит, вот чем ты занималась все эти годы!
— Нет, ну не только… — Вика помешивала ложечкой чай. — Научилась вязать. Освоила компьютер. Что еще? Но в основном, конечно, Рейли…
