— Звучит убедительно, — Локкарт неуверенно улыбнулся. — Но… уж слишком попахивает авантюрой. Надо бы обсудить ваш план при более широком круге участников. Давайте позовем Хикса… А еще лучше — французов… Лавернь и Гренар отличаются эдаким, знаете ли, галльским здравым смыслом…

— Мы попусту потеряем драгоценное время, — с досадой сказал Реллинский. — Учтите, если они откажутся, я проведу всю операцию сам. Дайте мне два миллиона рублей — и латышские части принесут нам власть в России на блюдечке…

Роберт Брюс не стал спорить, и деньги перекочевали к Рейли.

— На эту сумму, — Георгий Васильевич взвесил на ладони толстую пачку купюр, — можно не только захватить Кремль, занять Госбанк, телеграф, телефон и прочие учреждения, но и купить всю территорию, которую еще удерживают большевики…

— Вы слишком верите в подкуп, — возразил Локкарт. — Существуют ведь и люди идеи…

— Что такое идея? Воздух, пшик… А человек любит то, что можно подержать в руках, на что можно купить картошку, крупу, сало. Вы, вероятно, не предполагаете даже, что за стенами вашего дома люди пухнут с голоду и мрут, как мухи… Для них получить одну такую бумажку, к которой вы относитесь столь пренебрежительно, равносильно сохранению жизни…

— Наверно, вы правы, — вяло отозвался Локкарт, — и Россию знаете не в пример мне… Но я что-то не верю, будто в наше время политику можно вершить путем дворцовых переворотов…

«Весь мир — театр, а все люди, живущие в нем, мужчины и женщины, — суть актеры». Эти шекспировские слова я не раз припоминал, разыгрывая роль своего антипода. Никогда не знал, что могу так притворяться. Порой я уже сам не различал, где он, а где я. Представляю: если б я погиб, никто так и не узнал бы, кто это был на самом деле…

…Сегодня Л. пригласил меня на встречу. Я понял это так, что он даст наконец долгожданный ответ. Но выбор места! Почему-то он решил, что мы должны встретиться в Большом театре, где проходил V Всероссийский съезд Советов.

— Не слишком подходяще для конспиративной явки! — сказал я недовольно. — Слишком много свидетелей!

Разумеется, я не стал добавлять, что случайно могу наткнуться на знакомых сотрудников московской ЧК, которые раскланяются, назовут меня моим настоящим именем и тем самым выдадут.

— Наоборот! Мы затеряемся в толпе! — возразил Брюс со свойственным ему легкомыслием. — Все будут смотреть на сцену, а на нас никто не обратит внимания…

В этом есть логика. К тому же сидеть мы будем не в партере, а в ложе, где легче укрыться от посторонних глаз.

Короче говоря, я согласился. И не пожалел об этом. Потому что события приняли неожиданный оборот.

Итак, мы находились в ложе, переговариваясь вполголоса, а на сцене, за покрытым кумачом столом, сидели вожди революции…

— Господи, ну и рожи! — то и дело ахал мой собеседник. — Что за уголовные типы!

— Не отвлекайтесь, — шикнул я на него. — У нас еще будет время посплетничать о красных лидерах…

И мы продолжили переговоры.

Внезапно у входа в ложу затопали сапоги, раздались слова команды…

Локкарт побледнел, как полотно, и вскочил на ноги.

— О Боже! — воскликнул он шепотом. — Театр полон чекистами. Нас арестуют…

— Сядьте! — я силой усадил его обратно в кресло. — Вы дипломат, вас не тронут.

— У меня нет иммунитета, — губы у него дрожали, он с трудом выговаривал слова. — Я почти неофициальное лицо.

— Держитесь уверенней, — посоветовал я, — и все обойдется. Вы что, струсили?

— Нет, — Брюс попытался взять себя в руки. — Но у меня с собой шифрованные записи…

— Давайте сюда, — предложил я.

— Да-да, — обрадовался Брюс. — Надо затолкать их куда-нибудь под кресла. — И он протянул мне шифр.

Я изорвал его на мелкие куски. В дверь ложи постучали. Делать было нечего: сунув бумажные обрывки в рот, я принялся их разжевывать.

— Войдите, — сдавленно произнес Брюс. — Не заперто.

Ложа наполнилась красноармейцами.

— Простите, товарищи, — вполголоса сказал командир. — У вас не найдется нескольких свободных мест для моих бойцов? Мы опоздали к началу заседания, и теперь мне некуда посадить своих людей.

К этому времени мне удалось проглотить шифровку.

— Да-да, пожалуйста, — торопливо согласился Локкарт. — Здесь можно поместить всех.

— Ни в коем случае, — возразил я. — Товарищ командир, эту ложу занимает дипломатический представитель союзного государства. Могут возникнуть неприятности международного масштаба.

— Ой, извините! Мы не знали, — испугался командир и стал выводить красноармейцев из ложи. — Я найду другие места.

— Вы человек отчаянной храбрости! — с восхищением выдохнул Брюс. — Сколько выдержки, сколько хладнокровия!

— Ерунда! — отрывисто бросил я. У меня тоже полегчало на душе — оттого, что среди незваных гостей не было моих знакомых. — Как видите, тревога оказалась ложной. Так что мне совершенно напрасно пришлось съесть ваши записи. Блюдо, честно признаться, не из самых аппетитных… Вы не могли бы в дальнейшем пользоваться папиросной бумагой? Премного обяжете.

Локкарт засмеялся.

— Вот что значит настоящий конспиратор! Я восхищаюсь вами, Сидней! Вы спасали меня, рискуя своей жизнью!

— В следующий раз поступайте так же, и вы застрахованы от неприятностей… — поделился я ценным «шпионским» советом. — Единственное, что грозит вам в случае разоблачения, — промывание желудка. Но и при таком печальном походе никто никогда не сумеет прочесть ваш шифр.

— Вы профессионал, — заметил Брюс. — А я… Ни то ни се… Так и не определился в жизни. Не дипломат, не журналист, не разведчик…

— Ну, в вашем возрасте все еще возможно, — успокоил я его. — Учтите, что я намного старше и давно выбрал себе судьбу. Странно было бы ожидать иного от человека в сорок четыре года от роду…

Это был переломный момент! Локкарт, как я понял, относился к определенному типу молодых людей, которые позарез нуждаются в покровительстве. Что тому виной? Невнимание со стороны отца или недостаток личной мужественности? В данном случае это неважно. Нравится ему смотреть на меня снизу вверх — что ж, это меня устраивает. Хотя, признаюсь откровенно, всегда недолюбливал эдаких никогда не взрослеющих мальчиков, заглядывающих старшим в рот в поисках идеального образца человека…

Спустя много лет я неожиданно узнал, как Брюс творчески использовал мой опыт в проглатывании компрометирующих материалов. Читая его воспоминания, я иной раз не мог удержаться от смеха, потому что в каждой строчке узнавал все того же великовозрастного юнца, который хочет казаться взрослым. И вдруг дохожу до следующего фрагмента… Речь в нем идет об аресте Локкарта в восемнадцатом году:

«В боковом кармане моего пиджака я внезапно нащупал свою записную книжку, в которую вносил тайным шифром пометки о выплаченных мною суммах. Чекисты обыскали мою квартиру… но позабыли осмотреть то платье, которое мы надели на себя во время нашего ареста. Содержание этих записей было понятно только мне, но шифры могли в руках большевиков оказаться компрометирующим меня материалом. Мысль о записной книжке мучила меня. Как мне от нее избавиться?.. Я попросил у наших четырех караульных разрешения сходить в уборную. Разрешение мне было дано».

Ну не смешно ли? Ладно Брюс, это вполне в его легкомысленном духе — таскать в кармане шифрованные записи. Но что касается чекистов и их странной «забывчивости» при обыске… Не верю! Эпизод этот, надо полагать, целиком и полностью вымышлен. Уж очень молодому человеку хотелось быть похожим на настоящего разведчика, каким он его представлял».

— Они отказываются! — Реллинский возбужденно ходил по комнате взад-вперед. Это была та самая конспиративная квартира на Цветном бульваре, которую ВЧК выбрала для тайных встреч Рейли и Берзиня.

— Я предлагаю им готовый план, а они не желают его принимать! Может, у них возникли подозрения?