Пепита еще не спала…

— Нет, — сказала Пепита, — ты не сможешь, не посмеешь оставить меня!

Джордж погладил ее по щеке.

— Да об этом и речи не может быть, милая. Пойми сама, я человек военный, подневольный… Начальство требует — я обязан выполнить…

— Но у тебя же отпуск, — капризно повторила женщина.

В темноте ей показалось, будто Джордж усмехается.

— Вот ты за меня и отдохнешь. А я завтра же отправлюсь в Лондон и, если нет ничего срочного, вернусь обратно…

— А вдруг не вернешься?

— Тогда ты приедешь ко мне. В феврале, как и договаривались… Ну все, давай спать.

— Я люблю тебя, — Пепита положила руку ему на грудь.

— Я тебя тоже, — сонным голосом отозвался Рейли. — Спокойной ночи…

Всю ночь Пепита не сомкнула глаз. А наутро Джордж уехал из Нью-Йорка. Напрасно она прождала его весь январь. Он не вернулся.

В начале месяца Пепита с документами на имя мадемуазели Жозефины де Совиньи, француженки, появилась в Лондоне и пошла по известному ей адресу, где Джордж уже несколько лет снимал квартиру. Но там оказались совсем другие люди.

— Мистер Рейли здесь больше не живет, — сообщила консьержка. — Он съехал еще в середине января.

Разгневанная Пепита без лишних раздумий направилась прямо в военное министерство. Она представилась дежурному офицеру как миссис Джордж Рейли, которая якобы вернулась от парижских родственников и не обнаружила мужа в Лондоне. Озадаченный лейтенант долго ходил по кабинетам, оставив ее в приемной. Наконец он вернулся и сообщил, что в настоящее время мистер Рейли находится в Берлине, куда он командирован вышестоящим начальством.

С неожиданным для себя энтузиазмом Пепита включилась в работу подпольной социал-революционной организации. Она дежурила по ночам в типографии, замаскированной под частную квартиру, правила корректорские ошибки в листовках и воззваниях, переодевшись в неприметное дорожное платье, ездила курьером по всей Германии и даже участвовала в политических диспутах.

Здесь, в Германии, она познакомилась со многими русскими. Ни один из них ей не приглянулся. Какие-то серые ущербные личности, без всякого полета мысли.

Больше всего Пепиту раздражала пучеглазая Надя, которая приехала в Цюрих вместе со своим неказистым и капризным, самодовольным мужем Володей. Целыми днями он что-то писал, закрывшись в одной из комнат, а по вечерам за чаем разглагольствовал о том, какие ошибки делает правительство и что надо предпринять, чтобы их исправить. Он ел и говорил очень быстро. При этом постоянно жестикулировал. Однажды Володя задел Пепитин стакан, и горячий чай вылился ей на платье.

Это было в тот период, когда Хосефа была вынуждена целую неделю прожить в Цюрихе, дожидаясь оказии, чтобы передать в Россию партию нелегальной литературы.

Судя по всему, самую Надю нисколько не раздражал этот мерзкий тип. Напротив, она боготворила Володю, заглядывала ему в рот и согласно кивала в такт каждому его слову. Целыми днями, пока он писал, жена передвигалась по дому на цыпочках и заставляла Пепиту поступать так же.

— Ах, как много Володя работает, — сокрушенно шептала Надя, проходя мимо закрытой комнаты. — Совершенно не отдыхает. А у него такое слабое здоровье!

Она была чертовски предупредительна по отношению к мужу, зато с прислугой превращалась в сварливую бабу и мелочную, придирчивую хозяйку.

Однажды Пепита пошла с Надей на базар. Это было нечто невообразимое! Надя так торговалась из-за каждого пустяка, что продавцы готовы были все отдать даром, только бы она отстала. Мотовка Пепита чувствовала себя крайне неловко, а Надя наставительно говорила:

— Даже человек со средствами должен быть экономен и скромен в быту. Никаких излишеств — вот мой девиз. Зря вы улыбаетесь, товарищ Хосефа! Когда у вас будет своя семья, вспомните мои слова.

После этой поездки в Цюрих Пепита поняла, что революционная деятельность не по ней. Она появлялась на общих собраниях все реже и реже, а потом вовсе исчезла с революционного горизонта, укатив в Париж с бароном Альфредом Бритенбергом, пожилым и очень богатым.

Хоронили барона в его родном городе. Гроб должны были вот-вот опустить в фамильный склеп. Закрыв лицо черной вуалью, Пепита скромно стояла в сторонке, пока родственники по очереди прощались с незабвенным Альфредом. Все они с ненавистью поглядывали на грязную шлюху, сократившую господину Бритенбергу жизнь на несколько лет и имевшую наглость явиться сюда в такой торжественный и печальный день!

И лишь толстозадая дочь барона и его обезьяноподобный сын нехорошо улыбались: согласно завещанию, все состояние барона делилось пополам между его детьми.

Правда, они не знали, что их покойный папаша приобрел для своей возлюбленной небольшой, но очень дорогой особняк вблизи Нанта, во Франции. Зато не оставил ей ни гроша наличными.

На следующий день после похорон Пепита познакомилась с выпускником Гейдельбергского университета, российским подданным Вадимом Штейнбергом, которого его приятели называли почему-то товарищем Железным.

— Это мой подпольный псевдоним, — признался он.

К счастью, новый знакомый вовсе не был похож на тех революционеров, с которыми Хосефа зналась в Берлине и Цюрихе. Во-первых, он был весьма обеспеченным человеком, во-вторых, не питал склонности к аскетизму. В-третьих, оказался недурным любовником.

Они сняли квартиру на улице Спасения и вели добропорядочную семейную жизнь. Вадим обожал Пепиту: выполнял любой ее каприз, забрасывал дорогими подарками, водил по самым фешенебельным ресторанам.

Однажды в ресторане «Интермеццо» Пепита увидела… Джорджа Рейли собственной персоной! Она поперхнулась от неожиданности.

— Что с тобой? — заботливо склонился к ней Вадим. — Тебе плохо?

— Нет, — Пепита потерла лоб рукой. — То есть голова закружилась!

Вадим встревожился:

— Дорогая, может быть, лучше пойти домой?

— Нет-нет… — Пепита поднялась с места. — Подожди, я сейчас…

Пошатываясь якобы от головной боли, Хосефа дошла до столика, за которым сидел Джордж, и, словно случайно, задела его юбкой. Рейли поднял голову.

— Извините, — мелодичным голосом пропела Пепита.

— Господи, — выдохнул Джордж, — Жозефина! Ты откуда?

Но Пепита, явно не слыша его, торопливо направлялась к туалетной комнате.

Джордж догнал ее в холле.

— Жозефина! Как ты здесь оказалась?

— Нет, это как ты сюда попал? — красавица гордо подняла голову. — И куда ты делся тогда, когда я ждала тебя в Нью-Йорке, а потом искала в Лондоне и Берлине? И где ты пропадал все это время?

Джордж смутился:

— Жозефина, ты же знаешь мою службу… Ну, прости меня, прости… Господи, ты совершенно не изменилась за все эти годы! Даже еще лучше стала!

Хосефа слегка улыбнулась:

— А ты остался все таким же дамским угодником… Ты здесь опять по делам службы?

— Да. А ты здесь живешь? Вышла замуж?

— Да, — не моргнув глазом, соврала Пепита. — Здесь я со своим мужем.

— Как бы нам встретиться и поболтать? — умоляющим тоном спросил Рейли. — Может быть, приедешь ко мне в гостиницу?

— Адрес, — женщина протянула руку. На обратной стороне визитной карточки офицер торопливо набросал адрес отеля. — Мне пора, — сказала Хосефа и, не оборачиваясь, направилась в зал.

Той же ночью она, прихватив с собой все драгоценности и содержимое кошелька Вадима, покинула господина Штейнберга. А ранним утром уже тряслась в поезде, направляясь из Гейдельберга в Мюнхен вместе с капитаном английской королевской гвардии Джорджем Рейли.

— Вам ведь уже немало лет, фрау Бобадилья, — сказал доктор. — Поэтому я советую быть крайне осмотрительной. Вы должны соблюдать режим, отказаться от острого и соленого и ни в коем случае, фрау, ни в коем случае не поднимать тяжести. Сейчас очень опасный период, очень опасный!