«С этого момента я назначаюсь политическим офицером на юг России и выезжаю в ставку Деникина, был в Крыму, на юго-востоке и в Одессе. В Одессе оставался до конца марта 1919 года…»
Сознание откликалось на знакомое название, Зигмунд Григорьевич шептал себе под нос:
— Одесса… Папа…
— Подтверждает! — удовлетворенно констатировал Стырне и подсовывал для подписи очередной лист протокола. — А капиталиста Форда вы знаете, господин Зелинский?
— Форда… Да… Его все знают… — заключенный кивал совершенно белой головой. — Автомобильный магнат…
«Специальные агенты фордовской организации посылались за границу и ездили за тысячи миль, чтобы собрать новые лживые измышления и поклепы на евреев. Подобно Генри Детердингу в Англии и Фрицу Тиссену в Германии, американский автомобильный король Генри Форд солидаризировался с мировым антибольшевизмом и стремительно растущим фашизмом. Вскоре после приезда в Соединенные Штаты я стал работать в тесном сотрудничестве с агентами фордовской антисемитской и антисоветской организации…»
— Зачем? — слабо удивился Зигмунд Григорьевич. — Я сам наполовину еврей…
— Не твоего ума дело! — рявкнул Пухляков. — Поумнее тебя люди составляли документ, им виднее. — Подписывай: Сидней Рейли.
— Я не знаю такого человека…
— Подписывай, скотина! Рейли — это ты!
— Я не…
Страшный удар снова свалил Зигмунда Григорьевича на пол.
«При их содействии я составил полный список тех, кто втайне работал в Америке на большевиков». «Форд финансировал антисемитскую агитацию в Америке, был связан с организацией американских фашистов Ку-клукс-клан и финансировал русских монархистов-кирилловцев в Баварии для ведения антисемитской агитации и для контрреволюционной деятельности в России».
— Ку-клукс-клан против негров… — бормотал Зелинский. — Негры в парке… Дэви… Исаак… Спросите Розенблюма…
— Заговаривается, — поморщился красавец Стырне. — Несет уже полную околесицу.
— Надо заканчивать скорее, — кивнул Павел Иванович. — Как бы не окочурился раньше времени… Эй! — пихнул он в бок бессильно висящего на стуле заключенного. — Диктуй фамилии агентов американской разведки. Да не спи ты! Отдохнешь после расстрела.
— Смертная казнь отменена… Советской властью… — заплетающимся языком пробормотал Зигмунд Григорьевич.
— Без тебя знаю! Начитался газет, контра недобитая…
Москва, 3 ноября 1925 года
— Вы что, с ума там посходили! — Артузов озадаченно почесал затылок. — Мэри Пикфорд, Чарльз Спенсер Чаплин, Макс Линдер… Это, по-вашему, американские шпионы?
Пиляр вытянулся в струнку перед главой КРО ОГПУ:
— Виноват, Артур Христофорович, недоглядел…
— Скорее, переусердствовали, — сухо заметил Артузов. — И громкий процесс по вашей милости не получится.
— Сами знаете, шпион матерый, хитрый… — оправдывался Пиляр. — Ребята работали день и ночь, выжимали из него все, что могли… Хотели, как лучше, Артур Христофорович…
— Бумаги все готовы и подписаны?
— Так точно!
«Секрет «Интеллидженс Сервис» ведет свою работу под углом общегосударственной политической точки зрения… Его главное назначение — сбор сведений, касающихся общегосударственной политической безопасности и могущих лечь в основу направления высшей политики. Это учреждение — абсолютно тайное. Ни фамилии его начальника, ни фамилии тайных сотрудников никому не известны… Резиденты в соответствующих странах никогда не имеют своего явного и самостоятельного существования, а всегда находятся под прикрытием вице-консула, паспортного бюро и даже торговой фирмы…
В каждой стране, где есть значительное количество русских эмигрантов или советское представительство, резиденты данной страны выполняют работу также по русскому отделу… Соответствующие штабы лимитрофных государств работают в полном контакте с соответствующим резидентом… Работа в СССР лимитрофных агентов — эстонцев, латышей, поляков и других — значительно упрощается тем, что им легче слиться со средой. Здесь масса их соотечественников, и, наконец, надзор за ними значительно слабее. Ведь для наблюдения за всеми поляками потребовалось бы десять ГПУ. Я считаю, что лимитрофных дипломатов и резидентов всех без исключения можно купить. Вопрос только в цене…
«Интеллидженс Сервис»… получает в определенных случаях задания и чисто военного характера по организации восстаний, террора и прочих актов там, где правительство считает это нужным. По традиционной тактике все такого рода действия лишь руководятся через резидента, но выполняются же местными силами…»
— Оч-чень ценная информация, — едко усмехнулся Артузов. — Ничего конкретного, одни общие слова… Много выжали твои ребята из «матерого шпиона», нечего сказать! А этот список американских агентов… Можешь им подтереться! Нет, лучше так… — он изорвал в мелкие клочки бумажки с каракулями Зелинского относительно Мэри Пикфорд и Чарли Чаплина. — Так-то надежней будет… Не приведи Господи, увидит кто-нибудь из других отделов — потешаться будут над нами до колик! Ладно, иди. Пора заканчивать это дело.
Москва, 5 ноября 1925 года
— Мальчик мой маленький, — Варвара Людвиговна присела на край тюремной койки, — как ты постарел, матка Бозка!
Она наклонилась и поцеловала сына в гудящий висок.
— Больно? Ничего, малыш, скоро все пройдет… И пропала.
Какие-то люди схватили и повели на новые муки.
— Мама! — кричал он, вырываясь и оглядываясь назад. — Мамочка! Возьми меня отсюда!
Легкая тень матери скользила по коридору.
— Сейчас, сейчас, сынок, — ласково шептала она.
— Приговор… Верховного революционного трибунала… — заглушал ее чей-то голос, — от третьего декабря 1918 года…
— Зига, — Варвара Людвиговна обняла сына, — не смотри, закрой глаза.
— …привести в исполнение…
— Отмучился, грешный, — перекрестился усатый конвойный. И вынес из пустой камеры жестяную миску и кружку.
1979 год Москва, ст. м. «Преображенская площадь», улица Просторная, дом 63
Квартира была по-холостяцки неуютной. Толстый слой пыли покрывал пространство под обеденным столом, на котором в беспорядке громоздились книги, газеты, пепельница, полная окурков, немытые тарелки и пустые бутылки из-под пива.
— «Я, ты, он, она, вместе — целая страна! — надрывалась в радиоточке Ротару. — Вместе — дружная семья! В слове «мы» — сто тысяч «я»!»
Эдик приподнялся на локте, покрутил ручку, и Ротару замолкла.
— Есть хочешь? — он нежно посмотрел на счастливое Викино лицо.
— Ага, — она потянулась. — Очень.
— Сейчас что-нибудь сообразим.
Эдик нагишом прошлепал на кухню. Слышно было, как хлопнула дверца холодильника.
— Яичницу будешь? — крикнул он. — С колбасой? А, черт! Яйцо уронил!
Вика лениво вылезла из теплой постели и накинула на плечи мужскую рубашку.
Выйдя на кухню, она расхохоталась.
— Ты чего? — Эдик, собиравший с пола желто-белую лужицу, обернулся.
— Видел бы ты себя сейчас! — захлебывалась Вика.
Сбросив в мойку грязную посуду, она накрыла стол и зажгла огарок свечи, найденный среди прочего хлама.
— Ужин при свечах, — ухмыльнулся Эдик, честно деля яичницу пополам. — Сюда бы шампанское… Погоди-ка… — он метнулся в комнату и скоро вернулся с бутылкой в руках. — «Агдам» для дам! — провозгласил он и торжественно достал из буфета две запыленные рюмки. — Я пью за вас!
— Ты б хоть трусы надел, — посоветовала Вика. — Все-таки при свечах…
Эдик не слишком охотно натянул джинсы.
Потом, когда все было съедено, они сидели друг против друга, потягивая «Агдам», который казался им почти божественным нектаром.
— А почему ты не живешь с родителями? У вас плохие отношения? — поинтересовалась Вика.
— Да нет, вроде… — пожал плечами Бодягин. — Просто надоела излишняя опека. В Питере привык один… Да и им так вроде лучше. Они и за квартиру помогают мне платить. Иначе б я не выкрутился. И потом, не хочу подставлять их. Зачем предкам лишние неприятности с КГБ из-за меня?
