— Не выйдет, но если хорошо попросишь, возможно, позже я трахну тебя.

Она морщится.

— Словно я тебе позволю.

Поворачивая ее голову пальцами, я наклоняюсь ближе и шепчу ей на ухо:

— Ложь. Мы с тобой оба знаем, что ты никогда не могла и не сможешь мне сопротивляться.

Я не могу противиться желанию пройтись языком по ее шее. Всего одна проба, и дрожь проходится по моему позвоночнику. Блядь, она все такая же сладкая, как я помню, и эти мурашки на ее коже только усиливают мое возбуждение.

Я поворачиваю ее голову к себе и улыбаюсь.

— Попробуй отрицать это, Ванесса. Ты не сможешь, и я никогда не поверю тебе. Видишь ли, я знаю тебя. Знаю, кто ты, что ты, и ты никогда не сможешь спрятаться за своей ложью. Не от меня.

Она сглатывает, дрожа всем телом, пока я всматриваюсь глубоко в ее глаза, впитывая страх, который в них остался, а затем обрушиваю свои губы на ее.

Целую ее жестко и грубо, наплевав на то, хочет она этого или нет. Решаю я. Я беру то, что сейчас мое. Она в клетке, и не может противиться мне. Да и не хочет. Он хнычет в мой рот, когда я углубляю поцелуй, не отрывая ее губ от своих, даже если уверен, что в своих мыслях она уверяет себя, что не должна этого делать.

Она не может. Так же, как и я не могу оторваться от нее. Она такая чертовски привлекательная, что держаться подальше от нее невозможно. Старые воспоминания возвращаются, и чем больше я думаю о них, тем больше вспоминаю, почему я хотел сделать ее своей.

Когда-то давно мы не были ублюдком и сукой, готовыми разрушить жизни друг друга.

Должно быть, она погрузилась в то же самое воспоминание, потому что внезапно отстраняется и выдергивает свою руку. Ее припухшие губы открыты, а на лице царит настоящий ужас. Так аппетитно.

— Что… это было? — бурчит она.

— Я. И я брал то, что принадлежит мне.

— Я не принадлежу тебе, — шипит она, вытирая рот тыльной стороной ладони.

— Видишь эту клетку? — произношу я, указывая на прутья. — Она, и то, что находится в ней, принадлежит мне. Я владею тобой сейчас.

— В своих мечтах, — отвечает она.

— Если бы ты только знала… — отвечаю я.

— Значит, ты мечтал о том, что убьешь меня? — дразнит она. — Ты потратил все мысли на то, как заставишь меня истекать кровью за то, что я сделала?

— Вообще-то, да.

Она снисходительно смеется.

— Что ж, разве ты не противоречишь сам себе. Ты хочешь поцеловать меня и убить тоже хочешь.

— Именно, — отвечаю я, скрещивая руки. — Я трахну твое тело. Вытрахаю мозг. И в конце оставлю ни с чем. Угадай, что общего между этими тремя вещами?

— Твоя ебанутость, — отвечает она.

Я смеюсь.

— Значит, четырьмя вещами.

— Боже… — произносит она, отводя взгляд. — Не могу поверить, что оказалась здесь. Ты на самом деле планируешь держать меня в клетке, не так ли? Как какого-то домашнего питомца?

Я тянусь к клетке, она отползает в угол, но не может избежать моей хватки. Я похлопываю ее по голове и произношу:

— Как идеального домашнего питомца.

— Пошел ты, — произносит она, плюнув на мою руку. — Ты мне отвратителен.

— Почему? Потому что отношусь к тебе так, как ты относилась ко мне? Как к какому-то домашнему питомцу, с которым можно поиграть? — Я вытираю руку о ее щеку. — Тебе всего лишь возвращается твое отношение.

Она резко хватает меня за руку, тянет на себя, а затем кусает меня.

— Блядь! — я отдергиваю руку и смотрю на отметину. Она прокусила кожу так, что выступила кровь. — Конченая сука!

Она снова плюет.

— Мерзость!

Я прохожу к задней стороне клетки и хватаю ее за руки. Когда она пытается отползти, сжимаю их и скручиваю, пока она не начинает визжать.

— Чееерт! Больно же!

— Ага, но, скорее всего, не настолько, как твой укус. Ебаный ад, ты за это заплатишь. — Я хватаю ремень и снова наматываю его на ее запястья, привязывая ее к одному из прутьев.

— Это за то, что попыталась разозлить меня.

— Что ты собираешься сделать? Причинить мне боль? — насмехается она. — Ты уже это делаешь, так что я подумала, почему не сделать того же в ответ? По крайней мере, не одному тебе будет весело.

Скрипя зубами, я ударяю по клетке ладонью, почти захлебываясь от желания свернуть ей шею и покончить с этим. Но нет. Именно этого она и хочет, и она дразнит меня, пытаясь заставить убить ее, но я не попадусь в эту ловушку.

Одного укуса недостаточно, чтобы убедить меня изменить планы, и я не позволю ей заставить меня покончить с этим раньше, чем я сам этого захочу.

— Еще раз, блядь, сделаешь подобное, я порежу тебя в весьма изощренных местах, — предупреждаю я, поднимая нож на уровень ее глаз. — Это не просто угроза, Ванесса. Я сделаю это, если ты не начнешь вести себя хорошо.

Она смотрит на меня секунду, а затем внезапно начинает смеяться.

— О, Феникс… так ты себя сейчас называешь, да? — протягивает она. — Не думаю, что ты очень хорошо меня знаешь.

Я прищуриваю глаза.

— Хмм… давай проверим, согласна? — Левый уголок моего рта дергается, потому что я начинаю чувствовать смятение. — Мы прекрасно повеселимся вместе. Как в старые добрые времена.

12 лет

Я не знаю, почему Ванесса со мной дружит, или почему разговаривает со мной. Никто даже не пытается. Или они, возможно, просто боятся меня. Я бы боялся, поэтому не виню их. У моих кулаков свое мнение.

Я всегда чувствую такую злость, когда кто-то пытается причинить мне вред. Это словно выключатель в голове, после щелчка которого все, о чем я могу думать — это как врезать кулаком в то, что передо мной. Неважно, стена это или человек. Ничто не укроется от моей ярости.

Но она все равно хочет находиться со мной рядом. Каждый день после школы она уделяет мне капельку времени в своем занятом графике, даже если мы оба знаем, что она не может себе этого позволить. Ее родители сделали для нее такое загруженное расписание, что она едва успевает делать домашнюю работу. Я не понимаю, почему они так жестко к ней относятся. Она заслуживает лучшего. Если бы у меня были такие родители, я бы уже давным-давно сбежал. Но она не такая… не-а, она продолжает пытаться осчастливить их. Не знаю почему, так как они продолжают говорить ей, что она сделала что-то плохо или неправильно.

Они ни разу не похвалили ее, поэтому я не понимаю, почему для нее это так важно. Словно она все еще верит, что они, наконец, будут счастливы, если она все сделает правильно.

Но я уже видел это. Они и близко не будут довольны. В их глазах всегда царит такое же выражение, как и в глазах воспитателей в приюте, когда я там жил. Мои приемные родители не смотрят на меня так. Даже если они не знают, что со мной делать, я им нравлюсь. Родители Ванессы смотрят на нее, словно она и гроша ломаного не стоит. Словно ничего не значит. Или, может, они всего лишь надеятся найти то, чего в ней нет.

Не понимаю, почему люди не могут просто оставить друг друга в покое и позволить жить своей жизнью. Возможно, она не хочет делать столько домашней работы. Возможно, она хочет играть со мной, и им стоит позволить ей делать то, что она хочет. Почему они не желают видеть ее счастливой? Их волнуют только ни сами?

Думаю, они ненавидят меня, хотя я единственный, с кем Ванесса изредка улыбается. От их взгляда на меня мне хочется отстраниться каждый раз, когда я стою у их двери. Они смотрят на меня, словно на призрак. Или так, или от меня воняет гнилью. Я не знаю, причину.

Мы сидим в траве в моем любимом месте и слушаем ветер. Здесь так мирно. Внутри меня царит покой, а есть не так много вещей, которые могут принести мне его. Это вроде моего секретного места, моего укрытия, места, где я хороню мои воспоминания и секреты, и где их никто не найдет.

Она читает свою книгу, пока я наслаждаюсь солнцем. Я не делаю домашнюю работу, потому что это не мое. Я не понимаю большую часть заданий, и просто не могу сконцентрироваться. Я восхищаюсь Ванессой. Хотел бы я сесть рядом с ней и пялиться в книгу часами.