Дундич в Одессе.

Николай с ним скорее споется, чем с нами, простыми людьми, требующими свободы.

Через несколько дней Дундича освободили и направили в Одессу.

Штаб сербской части, куда попал Дундич, помещался в пригороде, в просторном фабричном здании. Здесь же находилось и офицерское общежитие.

В отряде, кроме сербов, хорватов, служили еще чехи и словаки. Дундич находился в нем недолго. Вскоре из-за большого наплыва добровольцев все отряды и дружины были сведены в полки, а полки — в сербскую добровольческую дивизию. Ее командным костяком были офицеры сербской армии, приехавшие с острова Корфу. Во главе дивизии поставили полковника Стефана Хаджича — человека, близкого к королевскому двору.

Приток добровольцев все рос и рос. В Одессе уже поговаривали о том, что вслед за первой будет сформирована вторая дивизия, а за ней и сербский добровольческий корпус.

Эти вести радовали Дундича. Капрал был неправ. Все говорило о том, что русский царь доверяет южным славянам.

В конце 1916 года сербский посол в России Спалайкович известил полковника Хаджича о том, что царь в ближайшие дни выезжает на юг для инспектирования русских войск и собирается побывать в сербской дивизии.

Письмо из Петрограда вызвало переполох. Хаджич задумал устроить царю помпезную встречу. Музыканты, портные, повара — все готовились к ней. Но больше всего досталось солдатам. Офицеры буквально изматывали их маршировкой, разучиванием ответа на царское приветствие. Хаджич хотел, чтобы русскому царю сербские солдаты ответили по-русски. Полковника заранее предупредили, что на царское приветствие «Здорово, братики-добровольцы!» солдаты обязаны ответить: «Здравия желаем, ваше императорское величество!»

За день до приезда русского монарха Хаджич устроил генеральную репетицию. Он вышел на середину плаца и, уподобляясь царю, произнес: «Здорово, братики-добровольцы!»

Из тысячи глоток грянул ответ. Он не удовлетворил полковника. Хаджич снова и снова повторял приветствие и каждый раз убеждался в том, что солдаты отвечают нечетко и нескладно.

— Неблагодарные скоты! — уже не говорил, а орал весь побагровевший Хаджич. — Два года в России живете, а пяти слов по-русски произнести не умеете!

Однако, убедившись в том, что из его затеи ничего путного не выйдет, Хаджич издал приказ — на приветствие его императорского величества отвечать трижды по-сербски: «Живио! Живио! Живио!»[6]

…Торжественный смотр начался утром. Стоило только нарядному царскому выезду появиться на плацу, как раздалась команда: «Смирно! Равнение направо!»

Все повернули головы в сторону царского выезда. Оттуда вышел мужчина среднего роста, в полковничьей форме, с болезненным лицом. Взгляд его блуждал.

— Здорово, братики-добровольцы! — с надрывом изрек царь.

Задерганные муштровкой солдаты отвечали громко и разноречиво. Те, кому был известен последний приказ Хаджича, во весь дух кричали: «Живио! Живио! Живио!», а те, кого не успели оповестить: — «Здравия желаем, ваше императорское величество!»

Получилась разноголосица, похожая на рев толпы.

Обиженный царь, ни с кем не простившись, сел в коляску и уехал. Плац притих.

Взбешенный Хаджич выбежал на середину и, размахивая кулаками, кричал:

— Медведя можно выдрессировать, заставить его ходить по канату, петуха научить молиться, а вас… Ничего, я вас еще научу…

И началась «учеба». С утра и до позднего вечера в ротах повторяли пять русских слов. К концу недели солдаты научились правильно произносить «Здравия желаем, ваше императорское величество!», но в душе многие уже не желали здравия русскому монарху.

За неумелою встречу царя на плацу Спалайкович задал Хаджичу от имени короля взбучку. Полковник чуть было не лишился своего поста, но в конце концов отделался легким испугом. Теперь ему надо было искупить свою вину перед всероссийским самодержцем, доказать свою преданность русскому престолу.

Хаджич ждал случая, когда вверенная ему дивизия сможет отличиться на поле боя. Он тогда продемонстрирует храбрость и стойкость сербов и заодно избавится от всех инакомыслящих. А их в дивизии к тому времени было уже немало.

Начавшееся революционное брожение в русской армии постепенно проникало и в сербские части. Вместо глухого роптания слышались решительные протесты против палочной дисциплины. Возникло целое движение — «Доле батинэ!»[7] А за ним поднялись «сахарные бунты»: солдаты требовали увеличения нормы сахара в их скудном рационе.

Вскоре пришел приказ дивизии выступить в район Добруджи. Хаджичу уже мерещились генеральские эполеты, награды, ордена…

Солдаты же встретили приказ о наступлении без энтузиазма. Еще задолго до того, как дивизия вступила в бой, ряды ее заметно начали редеть: «добровольцы» убегали с марша, уходили с позиций. Дивизия разлагалась. В такой обстановке рассчитывать на победу было бессмысленно. И все же полковник бросил в бой неподготовленную, плохо вооруженную дивизию. Подобно азартному картежнику, он играл ва-банк.

Для дивизии эта игра закончилась плачевно. В бою под Добруджей она потеряла половину своего состава. Сербы были отведены на отдых. Но и в тылу было неспокойно. В феврале рухнул царский престол. Это было полной неожиданностью для Хаджича и его окружения.

— Триста лет сидели Романовы на царском троне и в течение одного часа потеряли его навсегда. Что же будет с нашим монархом? — беспокоился верноподданный сербского короля полковник Стефан Хаджич.

О революционных событиях в Петрограде Дундич узнал в Одессе, куда был вызван по делам службы. На перекрестке двух улиц он купил экстренный выпуск «Одесских известий». В нем крупными буквами на всю полосу был напечатан Манифест Российской Социал-Демократической Рабочей партии.

«Граждане! Твердыни русского царизма пали, — пробежал первые строки Дундич. — Благоденствие царской шайки, построенное на костях народа, рухнуло. Столица в руках восставшего народа. Части революционных войск стали на сторону восставших. Революционный пролетариат и революционная армия должны спасти страну от окончательной гибели и краха, который подготовило царское правительство».

Дундич настолько увлекся чтением, что не заметил подошедшего Милана Чирича. Капитан слегка притронулся к его мундиру, но, увидев, что подпоручик никак не реагирует, решил подождать, когда тот закончит чтение.

— Здорово, Алекса! — воскликнул Чирич, хлопая Дундича по плечу.

— Здраво, Милан, — ответил Дундич. — Читал, что в Манифесте написано? В России царя сбросили. А как с нашим королем?

— Он вне опасности, — ответил Чирич и, не задерживаясь на этом вопросе, стал рассказывать о себе. Бежал из плена, где пробыл около года. В Одессе он вторую неделю. Встретили его в России хорошо. Теперь он служит в штабе генерала Живковича.

— Это он носит титул почетного адъютанта свиты его величества короля Сербии?

— Да, — подтвердил Милан. — Король назначил Живковича командиром нашего корпуса. Да что на сухую рассказывать? Зайдем лучше в ресторан и по случаю такой встречи пропустим по стаканчику живительной влаги, — предложил Чирич.

Время было обеденное. В центре длинного зала за небольшим столом сидели русские офицеры с красными бантами на груди и о чем-то оживленно беседовали. Возле них стояло два свободных стула. Дундич хотел было спросить разрешения присесть к столу, но Чирич жестом остановил его.

— Пойдем сядем у окна, — предложил капитан, показывая Дундичу на свободный столик. — Нам, подданным сербского короля, нужно держаться подальше от этих краснобантников.

Шустрый официант принял заказ и вскоре вернулся с большим подносом. На нем был графин водки, свежие раки, копченая кефаль.