Пацаны еще пару раз пальнули, но скорее для острастки.

— А он чего не стреляет? — спросил Стаканыч.

— Катер берегут, что ли?

— Представь, какие они понесут убытки, если дадут нам уйти. Один залп с орбиты и всей этой стройке конец. Катер, в сравнении, такая мелочь, что говорить несерьезно. Дело в чем-то другом.

— А в чем?

— А я откуда знаю?!!

— Ефим? Чего рацию бросил?

— Бесполезно. Не отвечают.

— Давай, я, — Ака взял у него трубку, — Кострома, я Ручей, ответьте. Кострома, я Ручей, отве…

— Ручей, Кострома слушает, — донеслось вдруг из динамика.

— Кострома, я Ручей, докладываю, — Ака обхватил трубку, будто певец, страстно напевающий любовную балладу в микрофон, — разведывательный отряд уничтожен. В живых осталось шестеро бойцов. Были взяты в плен, бежали. Уходим по реке на катере. Противник преследует нас на конвертоплане, модели Твистер, срочно требуется эвакуация!

На том конце провода замолчали. И их можно понять. Такую информацию переварить надо. Ушли с дикарями воевать, а тут катер, реактивный конвертоплан, да еще и отряд уничтожен.

— Ручей, повторите.

Ака повторил, проорав все то же самое и добавив под конец — «пеленгуйте!» Ну и еще ругань.

И тут Твистер дал залп. Пулеметные очереди с обоих бортов били из-под поворотных движителей. Несмотря на то, что бил в упор, метров с десяти, все остались живы. Собственно, выстрелы не повредили даже катер. Твистер метился в речку. Частые брызги от пуль будто вскипятили освещенную прожекторами воду по бортам катера.

Промазать с такого расстояния даже слепой не смог бы. Он бы просто на звук ориентировался. Значит, убивать нас не хотели. Предупреждают.

Я высунулся из кабины и обматерил летающую хрень над головой.

Хрень ответила огнем с правого борта и легким поворотом крыла. Нас явно пытались направить к берегу.

В разбитую кабину залетал ветер. И сквозь острые углы осколков стекла, я увидел, что река кончается. Вместо глади воды ночное небо за близким горизонтом.

— Кострома, я Ручей! Вы пеленгуете?!!

Эфир зашуршал помехами, затем донеслось:

— Пеленгуем! Кто именно говорит?

Это было не по инструкции, называть имена, вместо позывного, но им там на орбите, надо полагать, виднее. А у нас просто выбора не было.

— Старший сержант Лисовец.

— Кто еще с вами?

Вот зачем им это сейчас?!

Ака начал перечислять, и до меня только сейчас дошло, что все пленные старшие сержанты, плюс лейтенант. Я сержант младший, но меня и в плен не брали. Мысль мелькнула, но было уже не до нее. Река обрывалась и повернуть я не успевал. Да и не мог. Скорость высокая, а рулевой, я так себе. Любитель на нарокте.

— Держитесь! — прокричал я! Сейчас полетаем!!

Стремительно приближающийся водопад шумел, тилтротор над головой тоже, но меня услышали.

Водопад оказался невысоким, но поганым. Сгрудившиеся под пологом стволы принесенных течением деревьев, скопились и разделили его на множество неровных струй. Катер застрял на искусственной мели из бревен, накренился и одна из струй, полилась в катер, как в наполняемый грязной водой башмак.

— Ручей, не молчите — прохрипел динамик.

Мы не молчали, мы орали, но без нажатой на микрофоне кнопки нас, к счастью, не слышали.

Катер накренился, заскрипел носом по каменистому порогу и наконец свалился. Нас тряхнуло, вылетели остатки стекол, вокруг летали незакрепленные предметы, падая на голову. Катер умудрился не перевернутся, мы плюхнулись на воду. Мотор не заглушен, винт крутился, судно вертело и боком занесло в одну из многочисленных проток, заросшую со всех сторон так, что казалось, будто мы влетели в зеленую пещеру.

Ветки хлестали по бортам и по лицу. Повязку с головы вырвало, что говорится «с мясом», в моем случае, буквально, и пронзившую меня боль не смягчил даже наркотик.

Схватившись за руль, я выровнял катер, остановил его, пытаясь сориентироваться в ситуации. Над головой, сквозь зелень, срывая искусственным ветром листья, взревел тилтротор. Мы слишком большая мишень, чтобы легко потеряться.

И вот теперь Твистер долбанул по нам всерьез. Никаких больше предупреждений, все по чесноку. Игры кончились и пулеметные очереди вспороли обшивку катера, доски, металл и пластик рубки. Трап рядом со мной оторвало, конструкции перемалывались в деревянный фарш. Бухнула пушка.

Волной катер отнесло под скалу, где он, врезавшись в кучу мусора, в основном мокрого валежника, задрав нос, сел на мель, и стрельба прекратилась. Нас потеряли из виду.

— Ручей, я Кострома, ответьте.

Рация цела. Самое странное, что пацаны тоже. Все!

Ревущий конвертоплан ушел в сторону.

— Сейчас, сука, с той стороны зайдет! И мы как на ладони будем!

— Ручей, я Кострома, ответьте.

— Кострома, я Ручей, — ведем бой с авиацией противника, — Стаканыч нашел рацию. Ниже по палубе в его сторону полз Ака. Ранен?

Какой, к черту бой?! Нас месят, а мы уворачиваемся. Это не бой, это бегство утки от охотника, хотя звучит, конечно, здорово.

— Миша, ты там?! Живой? — прогремела, вдруг рация.

Я узнал голос генерала Ефимцева.

— Да, папа, — Ефим выхватил у Стаканыча рацию, — тут хрень какая-то происходит непонятная. Разобраться не могу!

Никто не может, но сейчас зачем говорить об этом? И опять накатило чувство неправильности происходящего. И я не про современную стройку посреди дикого леса и не про то, что нас поубивать хотят. Это, конечно, было насквозь неправильно, но хотя бы относительно понятно.

— Ничего Миша, я разобрался. Теперь скажи — лазерный указатель цели у тебя есть?! — снова прогудела рация.

— Да, папа! Только автоматный.

— Миша, мальчик мой, это ничего, я вашу частоту знаю. Наведи лазер на цель. И я ударю отсюда.

Точно!!! Одна ракета с «Генерала Скобелева» и Твистеру амба.

— Понял папа! Сейчас все сделаю! — Ефим протянул ко мне руку, — указатель!

— Держи! — я вручил лазер чуть ли не торжественно.

— Миша, — снова позвала рация.

— Слушаю, — Ефим нажал кнопку.

— Ты меня хорошо понял? Я разобрался. Во всем. Теперь просто все сделай правильно. Ты знаешь, что делать.

— Да, папа.

Это был очень странный разговор. Но я снова списал паранойю на свою одурманенность.

Ефим взял и подняв голову прислушался к гудению конвертоплана.

— Отсюда не прицелится, да и нас ракетой задеть может. Я на берег сойду.

— Может все выскочим? Здесь уже мелко, — предложил Цезарь.

— Не получится, — вдруг сказал Стаканыч, — Ака ранен.

Я только сейчас увидел, что он возится со Славкой. И Вжик рвет рубаху на бинты.

— Да, вам не надо, — быстро кивнул Ефим, — я все сделаю. Скиф, помоги ему. У тебя ведь медицинская сумка.

Он выпрыгнул из катера на валежник и ловко перебирая ногами перебрался на берег.

— Не затягивай, Твистер долго нас выискивать не будет. Мы с той стороны, как на ладони, — бросил я ему вслед и кинулся к остальным.

— Не боись. Все сделаю, — повторил он и повернулся в сторону нарастающего звука тилтротора. Что-то прикидывал, — я туда отойду.

Дела у Аки были не очень, но и не сказать, что смертельно. Перебило обе ноги, но навылет и не задев кость. Он морщился от боли, мычал, но старался держаться. Я вколол ему аллилфанол, пока пацаны резали штанины, зажимали раны и высматривали где перевязать, чтоб не сдавить нервы.

На лице Славки появилось облегчение и выражение сладкой безмятежности. Наркотик начал действовать.

— Держись, казак, атманом будешь, — подбодрил его Цезарь, ловко накладывая повязку, — сейчас все закончится. Твистер грохнем, за нами челнок придет. Скоро в госпиталь, отлежишься там.

— Скиф, — слабо обратился ко мне Славка.

— Да, дорогой.

— Во-первых, спасибо, что вернулся.

— Не за что, — потрепал я его.

— Еще во-вторых есть.

— Говори, боец.

— Во-вторых, Скиф. Ну и рожа у тебя!

Мы заржали. Нам нужна была эта грубая шутка, чтобы разрядится.