И вот к вторжению в логово страшной, лишь скупо в мифах освещённой тайны, мы готовы. Я и Зандор.

Одна группа туземцев меня окружает, другая – моего «партнёра».

И сходятся, сливаются они в одну.

И мы стоим с Зандором друг напротив друга. В Солнца полуденных лучах. Среди толпы ошеломлённых женщин и мужчин.

Стоим. И пристально смотрим в глаза друг другу.

Есть зрители и сцена. Для действа всё готово.

И вот-вот коса найдёт на камень – на быка бросится тореадор с ножом!

Но. Зандор делает шаг вперёд и подаёт мне руку. Для рукопожатия на этот раз.

Друг другу пожимаем руки. Обмениваемся критически непроницаемыми, до чрезвычайности значительными выражениями лиц…

Указываю жестом в сторону реки. И довожу до сведения компаньона:

– На берегу реки у нас ладья. В путь можем отправляться хоть сию минуту.

– Да, можем отправляться. И куда? Впрочем, не важно, – улыбается попутчик.

– А что важно? – я интересуюсь. Так, на всякий случай.

– Надеюсь, вам это известно.

– Надейтесь, друг. Надежда замечательный попутчик.

– Да? Вот не знал. Нет, правда.

– И что есть Правда?

– Правда?

– Да. В нашем случае. Что есть она?

– Ха-ха-ха-ха. Должно быть, случай наш особый.

– Ха-ха-ха-ха. Вам это не известно?

– Мне? А вам?

– Что?

– Вы не знаете?

– Что именно?

– Как что?

– Ну, говорят же вам.

– Что говорят?

– Вы не расслышали?

– Ну что вы.

– Это понятно. Так не прибавить ли нам шагу?

– Да, прибавить стоит.

И мы идём. Отнюдь не ускоряя шаг. Лишь искоса поглядывая друг на друга. Похоже на ковре ведут себя борцы до применения приёма.

Но вот пред нами быстрая речушка. Лодка на привязи покачивается на берегу. И как бы ехать надо… раз уж так обстоятельства сложились.

Да. Как бы надо… Зандор раздумывает. После – первым заходит в лодку и располагается в её передней части.

Вхожу в ладью и я. Беру весло, от берега отталкиваюсь и гребу неторопливо по теченью.

Вскоре лишь джунгли окружают нас. Цветы словно парят над нами, а лианы настойчиво цепляются за нас и за ладью – как будто путь нам преградить хотят. Но… путь не преграждают.

Пёстрые бабочки мимо летят, садятся на одежду. Птицы поют в кронах дерев и на ветвях диковинных растений. Пираньи у поверхности реки резвятся. Высовывают морды из воды прожорливые крокодилы.

Здесь же пиявки, змеи, крысы…

– Вам уже нравится путешествие наше, Зандор?

– Уже… А как полагаете вы? Здесь столько хищников, любезно предлагающих скормить себя на ужин.

– Вы тоже хищник? Выбрали себе кого-то?

– Пока не выбрал. Лишь меню листаю.

– Меню… Оно не уступает вашему в «Конкорде»?

Зандор словно не слышит. Словно задет в своих самых прекрасных порывах души. С ответом не спешит. Точнее, – в выражении его лица ответ. Где ничего, кроме высокомерия и холодка надменного вельможи.

Паузу держу. Продолжаю:

– У вас есть шанс. Только меню листать вы можете лишь до тех пор, пока сами не выбраны каким-нибудь местным гурманом.

Всплески воды. Шорохи ниоткуда. Из зарослей пугающие звуки.

– Вы гурман? Из местных?

– Нет. Что вы! Я имел в виду не это.

– Нет? Не ЭТО?

– Нет.

– Совсем не это?

– Ну что вы, милый друг!

И я с размаха бью веслом по челюсти раскрытой крокодила, что вознамерился забраться в нашу лодку.

Зандор делает вид, что это не касается его, и безучастно смотрит мимо, – мимо всего, что происходит.

Тем временем всё больше тварей собираются вокруг нашей ладьи. Они пытаются достать нас, подцепить зубами. Я же – веслом их отгоняю. Притом, не позволяя им прервать нашу беседу:

– Итак, для вас существенен лишь явно зримый – материальный план событий и вещей, Зандор. Не так ли?

– Есть что-то неожиданное в том для вас?

– Пожалуй, нет. Только бывает, что под натиском реалий – уходит почва из-под ног материалистического пониманья Мира.

– Что за «реалии» такие? К мясной диете отношение имеют?

– Как посмотреть.

– Ах, посмотреть! Ну хорошо. И как случаться те «реалии» обыкновение имеют?

– Ох! Неожиданно весьма. И зрелищно. Если смотреть со стороны, конечно.

– Смотреть со стороны. Так вот в чём ваш расчёт.

– Но. Мы же в одной лодке.

– Это невероятно и помимо тех, вами всерьёз озвученных «реалий», что настоятельно отсутствуют в пригодном качестве для обстоятельного разговора.

– Но это поправимо. Легко. Уж вы поверьте, и…

– И что?

– Только уверены ли вы, что не боитесь?

– Чего?

– Реалий тех, которых как бы нет.

– Бояться знаний не мой стиль. Так где они? – ваши «реали».

– И где ж им быть?

– Так где?

– Ну… за спиной, конечно.

– И за чьей?

– Не за моей же.

Зандор приподнимает бровь. Потом медленно поворачивает голову. А я продолжаю:

– Не напрягайтесь. Для ваших глаз они недосягаемы пока. Ваш материализм тому преграда. Он же пока – ваша как бы несокрушимая броня.

– Ха-ха-ха-ха. А я-то думал.

– Что?

– Зачем вам знать?

– Так веселей. Для предстоящих дел полезней.

– Так значит «дел». И в чём тут польза?

– Как без неё? Если вы в курсе, чего боится компаньон.

– Боится. А если не боится ничего он? Ровным счётом

– Плохо тогда. Из рук вон плохо. Страх – двигатель прогресса.

– Прогресса. Вот те раз!

– Ну, разумеется. Чему, если не страху, человек обязан появлением своим на «шахматной доске» Планеты?

– К чему вы клоните? От страха быть употреблённым в пищу соплеменником, можно бы стать и чем-нибудь посовершенней Сапиенса Го́мо.

– Вижу, вы понимаете, о чём я. Так согласитесь же и с тем, что с нашей стороны не применить весь эвристический потенциал феномена, было бы крайне опрометчиво и неразумно.

– И это вы о страхе! Использовать его хотите? Хорошо. Прекрасно. И намёк ваш понят. Так… продолжаем подогрев нашего аппетита?

– Нашего?

– Чьего ж ещё? Быть может вашего и только?

– А вы ещё не догадались?

Я улыбаюсь радужно и щедро, чтоб подольше задержать взгляд компаньона на безупречной белизне и остроте моих крепких зубов. И Командор мне отвечает тем же. Ничуть не менее душевно и охотно.

И мы многозначительно молчим. И джунгли нам вторят молчанием своим, – молчанием всех своих тварей. Непродолжительное время… пока наша ладья скользит по глянцу хищницы реки – её жизни коварной. Там-м-м-м – в глубине. Пока лишь там. Не на поверхности её.

Хотя…

Наконец, я делаю взмах веслом и продолжаю нашу беседу:

– Речь не столько об аппетите к еде, как он видится в свете гастрономических пристрастий, сколько о неуёмной Жажде к Познанию. О стремлении к Совершенству.

– Весьма высокий штиль. И своевременное уточненье.

– Скорее дополненье. То есть одно другому не помеха: одно во многом из другого вытекает.

– Ах, даже так?

– Речь о жизни материи в форме и этике. А сознания – в стремлении к Истине и Красоте.

– Куда хватили! Но продолжайте. Я прошу вас! Весь во внимании я, мой осведомлённый друг.

– Вы разгоняете частицы в ускорителях, чтоб получить новое знание и вещество.

– И что?

– Так в ускорителях.

– Так ведь не в примусах же разгонять их.

– Возможно. Но зачем?

– Так уж Научная Картина Мира ничего не стоит?

– А сравнивать её с чем будем?

– Да, с чем? C Картиной Мира палеоантропов? С мировоззреньем каннибалов?

– Но…

– Вы их поклонник? Здесь пробуете их теории на вкус? На зуб? Продавливаете их интересы, взгляды?

– Но без сравнений подлинных, предметных – увязнем мы в трясине лжи, бессмыслицы и фальши.

– Да. Скорей бы уж хоть что-нибудь сравнить!

– Да, разумеется.

– Ну. И с чего начнём?

– Надеюсь, не с телеги впереди подвальной крысы.

– Ваш алгоритм меня, надеюсь, убедит и успокоит.

– Вне разгона мысли до скорости света в нейронах, нам эту Вершину не взять.