Ногайская плётка ожгла спину. Песня прервалась. Удод ещё раз прокричал в вечерней степи. Теперь Аникейка знал, что Дороня донесёт тревожную весть до казаков прежде, чем там появятся ногайцы.

Дороня успел добраться до Кош-Яика первым. В городке уже знали о появлении отряда сыновей Уруса, Хан-мирзы и мурзы Арслана, но весть о возможном подходе им в помощь воинов Сеид-Ахмеда обеспокоила атаманов. Возведение городка ещё не завершили. Атаманы решили не допустить неприятеля к крепости. Пока часть казаков спешно насыпала валы и ставила частокол, другие устремились к лесу, в котором, по словам лазутчиков, встали станом Хан-мирза и Арслан. Напали внезапно, как и в прошлый раз с атаманом Мещеряком. Таковой, по большому счёту, была степная война. Кто кого перехитрит, тот в степи и победит. Набеги, неожиданные нападения, ловушки, засады, ложные отступления. Здесь надо работать не только руками, но и головой, а ею старались не рисковать. Так воевали туркмены с казахами, казахи с ногайцами, ногайцы с крымскими татарами, казаки с теми и другими. Порою собирались большими силами и рубились отчаянно, не жалея жизни. В этот раз застигнутые врасплох ногайцы бежали, не приняв боя. В лесу остались убитые и Аникей. В самом начале наскока казаков он откатился в кусты, и это спасло ему жизнь. Путы разрезал Дороня. Ему первому удалось найти сродственника. В третий раз он дарил Аникею свободу. Аникей это понимал, горячо обнял названого отца. Дороня посмотрел на обожжённое и иссечённое плёткой тело, спросил:

— Пытали?

— Спрашивали, много ли в Кош-Яике казаков. Я ответил, мол, мы люди государевы, и в городке тоже бесчисленно ратных людей с пушками, а посему удачи мурзам не видать. Вот меня и угостили на славу... Добро, что песню мою услышал да казаков привёл, иначе замучили бы до смерти.

— Ладно вышло с песней, и речи их ты ко времени услышал.

— Услышал... Дозор наш ногайцы перехитрили. Пустили наперёд троих, казаки за ними... Хотели пленить, да сами в засаду попали. Потому и налетели вороги на станицу недуманно... Что наши? Живы ли?

Дороня опустил голову:

— Поедем в станицу, там и узнаем.

Случилось горе. Ульяна выходила Шумилку, а Акгюль не смогла. Слишком глубоко вошла стрела Фархада. Неожиданная и страшная весть ошеломила Аникея. Он схватился за голову, сел на корточки. Дороня подошёл, обнял, попытался утешить, но Аникей вырвался, упал на колени, с воем заскрёб пальцами сухую землю. Вой перешёл в плач. Дети отвернулись. Непривычно смотреть на богатыря, который рыдал, словно малец. Плакали и сами. Ульяна, Муратка и Дуняша утирали слёзы. Только слезами горю не поможешь, надо жить дальше. Скорее не жить — выжить. Во избежание мести Уруса следовало спешно покинуть разорённую станицу и уходить на житьё в Кош-Яицкий городок. Так и сделали, и не только они, но и всё повольницкое население Яика. Ко времени. Вскоре, присоединив к себе воинов Хан-мурзы и Арслана, к городку подступил Сеид-Ахмад. Кто знает, может, и взял бы он с налёта казачий стан, только превратился тот в крепость. Успели-таки казаки. Выкопали рвы, волчьи ямы, насыпали валы, огородились частоколом. Обустроили городок и изнутри. Поставили конюшни, саманные дома, вырыли землянки. Сюда же согнали часть скота.

Семь дней войско Сеид-Ахмада стояло под городком, перестреливалось с казаками, на восьмой пошло на приступ. Огненным боем повольники остановили ногайцев. Под стенами пали два десятка ногайских воинов. Сеид-Ахмад прекратил попытки взять Кош-Яик. Ночью казаки сделали вылазку. Подался с охотниками и Аникей. Бился озлобленно, пленных не брал, не жалея жизни, мстил за унижения и смерть Акгюль. В городок вернулся обагрённый чужой кровью. Дороня упрекал:

— Смерти ищешь? Глаза-то злобой горят, словно у волка. Смотри, сердце волчьим не стало бы.

Аникей словам Дорони не внял, твердил своё:

— Мне без Акгюль жизни нет.

Муратка тоже рвался мстить за мать, Дороня остановил:

— Не дам в первом бою марать руки убийством своих соплеменников.

Ульяне сказал:

— Горяч, весь в Карамана. Не зря ногайцы говорят: «Жеребёнок идёт по следу лошади».

Жена вздохнула, с тревогой промолвила:

— Удержать бы этого жеребёнка, уберечь от беды.

Дороня заверил:

— Удержим и убережём, перед Акгюль с Караманом стыдно не будет.

На девятый день Сеид-Ахмад, потеряв три десятка воинов, увёл войско. Казаки ликовали. На радостях достали хмельное питие, закатили пир. Питьё питьём, а без песни не застолье. Поднялась над городком, над Кош-Яицким островом песня, полетела в степь раздольную:

Допели, за ней завели следующую:

За песнями настал черёд пляскам. Первым, под звуки гуслей, бубна и гудка, с криком: «Гоп-па!» пустился вприсядку атаман Барбоша. В перепляс с Богданом вступил Матвей Мещеряк. Не утерпел и Дороня. Увлёк за собой Аникея с надеждой, что на малое время сумеет отвлечь его от тоски по Акгюль. Богатырь ходил гусаком, выпятив грудь и поводя широченными плечами. Следом, покачиваясь, вошёл в круг Наум Губарь, забузил, прикинулся пьяным. Вихрем, передёргивая плечами и размахивая плёткой-ногайкой, выскочил смуглый Янбулат Чембулатов. За ними последовала, почитай, вся вольница. Задорно, с удалью откалывали коленца, посвистывая, размахивали саблями и кистенями. Не жалея обувки, били ногами о землю: то ли изображали конский топот, то ли вбивали в родимую невидимого врага. После пошла потеха. Тягали друг у друга «невод», боролись. Тимоха Поскрёбыш принёс мешок, заполнил песком меньше чем наполовину, завязал горловину концом длинной, в три аршина, верёвки, другой конец взял в руки. Озорно крикнул: «А ну, кто с меня шапку снимет, мешка да вервия не касаясь?!» — раскрутил верёвку над головой. Первый из казаков, восхотевший отличиться ловкостью, свалился на землю от удара мешком по голове. Второй попытался поднырнуть, но Поскрёбыш направил верёвку низом и опутал ноги казака.

Со словами: «Эх, удальцы никчёмные! Подходи, кто ещё!» — раскрутил верёвку вновь. Аникей дождался, пока мешок пролетит мимо, рванулся к Тимохе, сорвал шапку, надел на себя. Тимоха уступил место в серёдке круга. Теперь Аникею предстояло отбиваться от товарищей. Богатырь раскрутил верёвку так, что некоторые казаки с опаской подались назад. После нескольких неудачных попыток никто не решился снять с Аникея шапку. Попробуй сними с такого могута. Призыв «Бросай сапог топтать, ходи бражничать!» прекратил развлечение... Гуляли до поздней ночи, но знали — радость временная, в любой день ногайцы могут вернуться.