Лето выдалось тревожное. Ногайцы подходили к Кош-Яицкому городку, а казаки совершали набеги на улусы кочевников. Изменчивая удача то поворачивалась в сторону ногайцев, то перебегала к казакам. С началом осени стычки не прекратились. Урус не оставил попыток уничтожить казачье гнездо. Для этого он собрал все силы Большой орды. Бий лично привёл ногайских воинов под городок. С ним явились сын Хан-мурза, шестеро братьев, Сеид-Ахмад, мурза Урмагомед и другие мурзы со своими людьми. Усилилось войско и двумя сотнями стрелков — тюфенгчи. Одну сотню прислал крымский хан, другую набрали из ногайцев, вооружили и обучили крымчаки. Не менее десяти тысяч бойцов подошли к Кош-Яицкому городку. Повольники могли противопоставить тысячу, включая небольшое число женщин, детей, старых и калеченых казаков. Присутствие в войске Уруса воинов с ручницами привело защитников в уныние. Не радовало огромное войско ногайцев и Дороню. Ему не впервой, он защищал Астрахань, Заразск, Псков, Москву, но тогда ждали помощи, ведь за спиной стояла Русь. Теперь же оставалось надеяться только на себя, на стойкость соратников, их боевой опыт и пушки. Литая малая пушечка была одна, остальные, со стволов древесных, сделали сами. Зачинателями того дела стали Дороня да Аникей. Вспомнил Дороня, как при защите Пскова придумали пути, что вытягивали воинов Стефана Батория из-под стен, решил и на Яике смекалку применить. Мастера в помощь нашлись. Соорудили кузню. Аникей взялся за отцовский инструмент. Все эти годы, от самой Москвы, берёг его как память о Прохоре. Успел спрятать и во время набега ногайцев на станицу. Ныне ему не было цены... Стволы стянули железными обручами, установили пушки на стенах, горками сложили камни и кости, коими собирались поражать противников. Вид пугающий, одно плохо, жизнь у деревянной пушки недолгая: не более чем на пяток выстрелов. Но, как молвится: «Не до жиру, быть бы живу». Какие ни есть, а пушки, ворогу угроза. Только удержат ли они ногайских воинов? Некоторые из них не раз ходили на Русь и с огненным боем знакомы. У кого-то он оставил в сердце страх, а кому-то стало привычным мчаться на неприятеля, не обращая внимания на грохот пушек.

Такие храбрецы в войске Уруса нашлись. Они-то и переправились на остров совместно с тюфенгчи и стали обстреливать крепость из турок и луков. Пускали в городок и горящие стрелы. Дети и женщины тушили пожары, казаки отстреливались. Прошло десять тревожных, изматывающих дней и ночей. Съестные припасы уменьшались, число убитых и раненых росло. Ульяна использовала все свои знания, желая облегчить страдания казаков, забыла про детей и мужа. А как по-другому? Все мысли и силы обитателей городка нацелены на то, чтобы выстоять, а значит — жить. Казаки не сдавались, но и Урус отступать от крепости не собирался. На десятый день к воротам городка подошёл посланец Уруса и от его имени предложил сдать крепость в обмен на жизнь. Бий призывал казаков поступить к нему на службу, а атаманов обещал сделать мурзами, но получил отказ. За всех ответил атаман Мещеряк:

— Передай бию, милостей его нам не надо, и городок мы не сдадим. Крепостца сия теперь государева, оттого воеводами царскими на выручку посланы ратные люди из Астрахани да Самары, а с ними донские казаки. Лучше Урусу убираться восвояси со всем войском.

Атаман схитрил. Городок оставался вольным, помощи от Москвы ждать не приходилось, но правитель ногайцев об этом не знал. Несмотря на заверения посла Хлопова, он не доверял коварным правителям Московии, и если слова атамана правда, то следовало поторопиться. Урус пообещал умертвить всех жителей, а город сжечь. На Кош-Яик доставили вязанки с хворостом. Часть ногайцы использовали для строительства земляного укрепления, защиты от стрел и пуль казаков, а часть приготовили для примета. Дороня помнил, как ногайцы и крымчаки осаждали Астрахань и готовили вязанки камыша для примета. В ту пору им это не удалось, но теперь они могли осуществить задуманное. Примет дело проверенное: закидать ров хворостом и по лестницам забраться на стены, а в случае неудачи поджечь хворост, огонь сделает работу вместо воинов... Дороня понимал, какая опасность грозит городку. Понимали это и атаманы. О том, как быть, долго не рядились. Вылазку наметили предпринять после заката. Дороня с решением атаманов согласился. Он не забыл, что смелые вылазки привели к победе под Заразском и принесли убыток полякам и пользу осаждённым в Пскове.

Напали ночью, как и задумывали. Полусонный воин силён наполовину: скованное осенней сырой прохладой тело, занемевшие руки и ноги, неясность мыслей, темнота, неразбериха. Ногайские воины и тюфенгчи вскакивали, бросались к оружию, попадали под удары сабель, ножей, копий и кистеней. Урусу доложили, на острове происходит борьба, но что он мог сделать? Послать вплавь всадников? Ночью, в неизвестность, возможно, на верную гибель. Нет, этого он не допустит. Бий велел выставить вдоль берега готовых к бою воинов, к которым присоединился сам. В кольчуге, но без шлема, вглядывался в темноту, надеялся разгадать, какие опасности она таит. Неизвестность угнетала. Урус подозвал одного из приближённых мурз, приказал:

— Пошлите к острову лодку с воинами. Пусть узнают, что там происходит.

Приказание бия мурза исполнить не успел. Всплески выдали приближение лодок. Урус воспрянул духом: «Что, если тюфенгчи сумели отбиться и, соблюдая порядок, возвращаются на этот берег?»

Надоеды бия оказались напрасны. На лодках приплыли казаки. Цепочка вспышек озарила черноту реки. Грохот выстрелов, пули и стрелы заставили ногайских воинов отпрянуть от берега. Один из телохранителей прикрыл бия. Пуля свалила его у ног повелителя. Урус, несмотря на уговоры мурз, остался стоять на месте.

— Стреляйте! Не давайте им сойти на берег!

Его приказ услышали, запели тетивы, стрелы полетели в темноту. Суда казаков повернули к острову.

Урус встретил хмурое осеннее утро в дурном расположении духа с красными от бессонницы глазами. Этой ночью он потерял три десятка отборных воинов и двести тюфенгчи. Их ручницы достались казакам. Приступ не удался. В таком положении продолжение осады гнезда яицкой вольницы грозило большими потерями. Мысль о возможном подходе русских ратников и донских казаков заставила бия проявить осторожность. Послы, отправленные в Москву летом, ещё не вернулись, и он не знал, каковы будут действия русского царя и его воевод. Урус велел войску собираться в обратный путь.

В полдень перед крепостью не осталось ни одного ногайского воина. Возрадоваться бы казакам, успокоиться, так нет, решили атаманы преследовать ногайское войско. Барбоша поначалу противился, отговаривал Мещеряка:

— Куда нам супротив такой силищи? Отошли басурмане, и ладно.

Матвей стоял на своём:

— Отошли, а силы сохранили. Надо бы куснуть их так, чтобы другой раз неповадно было.

— Зубы не обломать бы. Ногайцы не дети малые, а вой бывалые. Особливо в степи.

— А мы нагрянем. Лазутные весть принесли, что войско Урусово недалече остановилось, у старицы сушатся. Этот дождь нам Всевышним послан. Али забыл, как в прошлый раз мы ногайцев после дождя в балке побили.

— Ногайцы, чай, не дурни, второй раз осторожнее будут, заслон с нашей стороны выставят.

— Дозоры выставят, только мы их обманом возьмём. Надо разделиться по сотням, окружить да с разных сторон разом навалиться.

Барбоша почесал затылок, хмыкнул, кивнул головой:

— Головаст ты, Матвей. Думаю, может дело сладиться. Зовём казаков да атаманов! Идём на Уруса!

Урус не ждал преследования со стороны казаков. Только безумцы осмелились бы напасть на столь значительное войско. И всё же бий, памятуя о нападении казаков на отряд ногайских мурз в балке, выставил усиленные дозоры со стороны Кош-Яицкого городка... Дозоры не помогли...

На рассвете шесть отрядов по сто человек с разных сторон подошли к ногайскому стану. Дозорные степняков обнаружили две сотни казаков, идущих со стороны городка, и поспешили сообщить своим, но остальные четыре сотни повольников, с разбойным посвистом, стреляя из ручниц и луков, уже набросились на спящее войско. Дороне это напомнило предрассветную вылазку из Заразской крепости против крымчаков Девлет-Гирея. Как и под Заразском, неприятель не изготовился к нападению. Ногайцы метались из стороны в сторону, но кругом натыкались на казаков. Урус решил, что яицкая вольница дерзнула напасть, получив помощь от донцев и воевод. В таком положении оставалось одно — отступать. Ногайцам удалось прорвать кольцо окружения. Они рассеяли одну из повольницких сотен и стали уходить. Отход прикрывали триста воинов во главе с верным советником Уруса, храбрым воином имилдешем Кочкаром. Могучий батыр успел облачиться в доспехи и сесть на коня. Своим примером он вдохновил соплеменников. Выкрикнув уран — боевой клич степняков, он помчался на противника. Дороня видел, как два казака пали от его сабли, такая же участь ждала третьего. Дороня поспешил на помощь, прикрыл товарища, отбился. Пешему стоять против конного несподручно. Батыр рубанул наискось от плеча. Увернуться не удалось, остриё хорезмийской сабли достало, рассекло плоть от предплечья до кисти. В глазах потемнело, Дороня выронил оружие, рука повисла. Кочкар замахнулся ещё раз, довершить дело не успел. Выстрел Аникея выбил его из седла. Пуля пробила доспех и сразила сердце батыра... Потеря предводителя смутила ногайских воинов, они повернули коней и бросились догонять войско Уруса. Их уводил улан Фархад. Аникей искал его на поле брани, но свыше было предрешено — они никогда не встретятся, но оба сохранят любовь к Акгюль до конца своих дней...