Резко смолкаю. Воздух закончился.

Мишаня высовывается из-за кресла и деликатно уточняет:

‒ А теперь я могу приступить к объяснениям?

Та-а-а-ак. Разумное в массы принести не удалось. Мне все еще хотят что-то втолковать. А я, в свою очередь, никакие объяснения слышать не желаю.

Ректор выбирается из укрытия и как ни в чем не бывало медленно приближается ко мне.

‒ Хочу прояснить ситуацию прежде, чем вы снова начнете чем-нибудь кидаться… ‒ Он озадаченно смолкает, потому что на этот раз на его бугристую голову приземляется мой носок.

Истерички без боя не сдаются, даже если это и мнимые истерички.

Открываю рот, чтобы воспроизвести еще одну забористую трель, как вдруг рама одного из окон вылетает и с грохотом обрушивается на пол. Стекла чудом не разбиваются. На вынесенное с мясом академическое имущество спрыгивает Малява и обводит помещение диким взглядом.

Исходя из выражения его мордочки, так и хочется озвучить:

«Кукусики!»

Уверена, щеночек примчался на мой визг. И попутно высадил ‒ предположительно, лбом ‒ окно руководителю академии. Маленький живой комочек без единой шерстинки ‒ оконную раму весом не меньше полтонны.

Пару секунд проводим в полном молчании. Я, стоящая на кресле, с открытым ртом и застрявшим где-то в горле верещанием. И ректор с Губкой Бобом на голове. И носочек, к слову, неплохо устроился на ректорской лысине. Живописно, со вкусом.

Замечаю, что моя псинка начинает раздуваться. А за этим всегда следует отменный залп.

‒ Малява, стой! ‒ Спрыгиваю с кресла и подскакиваю к щенку. Не совсем разумное решение, конечно же, ‒ вставать на пути у готовой к кислотным плевкам собачки. Но я надеюсь, что моя близость успокоит зверька.

Слегка не успеваю. Малява только меняет траекторию плевка, и прозрачная сфера пролетает чуть выше моего плеча. Ректор тоже уклоняется, и жертвой становится шкаф с книгами.

Второй раз! Мы плюнули в руководство уже целых ДВА раза.

Теперь с чистой совестью могу вещать, что «я плюю на ваши принципы в принципе».

Малява передо мной сдувается и вновь впадает в состоянии аморфности. А в оконном проеме неожиданно появляется задняя часть Радика. Спинка стула протискивается внутрь, и мохнатые лапы усердно лезут в помещение, а ноги в брюках, оставшиеся снаружи, с усилием этому препятствуют. Видать, считают, что без приглашения врываться как-то не солидно. А лапищам все равно ‒ они готовы присоединиться к любому буйству.

Прикрываю глаза. Глубоко вдыхаю. И взмахом руки выпроваживаю обоих из кабинета. Меня снова слушаются и быстренько ретируются. Правда через окно.

Как быстро и четко. Честно говоря, на повторный успех я не надеялась.

Чинно поправляю совершенно разлохматившиеся волосы, разглаживаю полы блейзера и шлепаю босиком обратно к креслу. Присаживаюсь и выжидательно смотрю на Мишаню.

Вариант с визгами потерял свою актуальность. После всего меня уж точно должны отсюда пинками погнать. Любого бы погнали. После порчи имущества и покушения на ректора. Второго, между прочим, покушения.

Мишаня в общее кратковременное безумство не вмешивался, предпочтя остаться молчаливым наблюдателем. И объектом наблюдения все это время была я. На его лице серьезность, от которой мне не по себе. С таким выражением только решать, сдаваться ли добровольно в ипотечное рабство.

— Мне очень жаль, — осторожно сообщаю я.

Нехорошо, понятное дело, местную верхушку кислотой обстреливать, но такой расклад, с другой стороны, тоже неплох. Сразу должно прийти понимание, что я — персона проблемная и оставлять меня здесь крайне нецелесообразно.

А еще зону моего разума, отвечающую за меркантильность, сильно волнует вопрос, станут ли с меня требовать компенсацию за нанесенный ущерб? Мне лишние траты сейчас ой как не ко времени.

— Знаете, а определенный смысл в этом есть, — задумчиво произносит он наконец.

— В чем?

С удивлением слежу за тем, как Мишаня присаживается на свое место. Он необычайно спокоен, будто ничего и не произошло.

Прохладный ветерок задувает через высаженное окно. Терпкий запашок исходит от оплавленных вещей в шкафу…

— Что вы оказались здесь.

— Нет тут никакого смысла, — хмурясь, отзываюсь я.

— В этой академии учатся только альфы — будущие лидеры своих видов. Однако всегда выделяется одно стипендиальное место, за которое могут побороться и беты — те, кому не посчастливилось возвыситься только лишь благодаря своему статусу, одариваемому с рождения. Альфы — лучшие, это факт. Но наша политика строится на том, чтобы даровать шанс показать себя и простым бетам. И это состязание.

— С кугой.

— Да. С опаснейшим существом животного мира. — Уголки губ Мишани дергаются в полуулыбке, когда он бросает взгляд на высаженную раму на полу. — Лавовые куги независимы и смертоносны, и следует сильно постараться, чтобы такой зверь признал за собой поражение. Не каждый альфа с таким сладит.

— Альфа не сладит? — хмыкаю. — Лучшим такой звереныш не по зубам, а вы его на соревнование к бетам подсовываете?

Мишаня с добродушным видом разводит руками.

— Бета, как потенциальный студент, должен с самого начала понимать, что в академии ему будет намного сложнее, чем истинным альфам. Беты не одарены врожденными силами как альфы. Они априори слабее. А значит, стипендиат должен заранее быть готов к тяжелому труду. Поэтому-то мы были заведомо уверены в том студенте, который бы победил лавовую кугу, и я бы со спокойной душой принял его в академию.

— Так проведите еще одно состязание.

Только пусть другого кугу ищут. Маляву не отдам.

— Не выйдет. Наша программа вступительного состязания построена на магии условий. — Ректор кивает в сторону проема, оставшегося от окна. — Основной элемент — лавовая куга. Магия начинает действовать, когда выполняется условие. А именно: лавовая куга признает, что противник одержал над ним верх. Вся магия построена на восприятии зверя. Это практически шедевр в искусстве магии.

— То есть Малява признал, что я над ним верх одержала? — со смешком уточняю я.

Мишаня кивает.

О, сила миски пельмешек! Моя бабуленька всегда права.

— А дальше? После выполнения условия что происходит?

— Победитель автоматически становится стипендиатом и полноценным студентом академии «Акрукс». — Мужчина касается пальцем свитка. — Он сотый в списке, и заклинание само вырисовывает на его теле метку академии. А использованная магия условия не отпустит стипендиата до тех пор, пока тот не завершит обучение.

‒ Не хочу я здесь учиться. ‒ Мой голос звучит сдавленно и до невозможности жалко. Аж самой тошно.

‒ Что поделаешь. ‒ Мишаня пожимает плечами и деловито осматривается, что-то ища на столе. ‒ Учебный год уже начался, так что придется хорошенько постараться для адаптации на месте. Да и мы должны потрудиться, чтобы учесть все нюансы вашего пребывания в академии. Раз уж так сложилось.

Как-то он не сильно расстроен их всеобщим провалом. Вот именно. Мое появление здесь вообще-то должно восприниматься как дичайшая проблема. Фиаско, елки-палки. Но многоуважаемый ректор отчего-то по-прежнему бодр и весел.

Сказать ему, что ли, прямо?

‒ У вас академия для парней, ‒ начинаю издалека.

‒ Верно. ‒ Мишаня выдает одну из своих обезоруживающих улыбок.

‒ А я девушка.

‒ Очень способная, ‒ сообщает на крайне позитивной ноте, взмахивает пальцем, щелкает языком и подмигивает мне, будто амбициозный продавец, настроенный втюхнуть покупателю половину своего магазина.

‒ И у вас одни альфы учатся. Плюс хорошо показавшие себя беты.

‒ Невообразимо хорошо себя показавшие! ‒ поддакивает Мишаня.

‒ А я не альфа. И не бета. Я девчонка. Обычная.

Он задорно моргает, видимо, ожидая от меня какого-то фееричного вывода.

Но мой вывод простой и бесхитростный. И жуть какой очевидный.

‒ Мне тут не место.